Трансильвания: Воцарение Ночи (СИ)

Внутреннее убранство дома поражало своим богатством. Мне довелось побывать во многих домах даже этой же самой деревни. В других деревнях Селена учила меня охотиться. А здесь я сама жила в доме Джорджа Ласлоу некоторое время. Здесь я убила Арину и побывала в избе Герика, передав ему с рук на руки дочь. И ни один из домов не отличался ничем особенным. Кровать, пара стульев, стол, несколько икон и больше ничего. Изба же цыганки была уставлена, пусть и потрепанной мебелью, но викторианской эпохи цвета красного дерева. Несколько зеркал в позолоченных рамах висело на стенах. Внешне избушка казалась маленькой и приземистой, но когда я вошла, стены сами собой будто бы раздвинулись, а потолок уехал куда-то вверх.

Не дав мне возможности поразмыслить, женщина усадила меня на скрипевший от каждой с ним манипуляции стул к зеркалу и накинула мне на плечи темную ткань. Вероятно, это была старая скатерть или что-то ей подобное. Затем она ушла куда-то в противоположный угол комнаты. Я же тем временем приступила к детальному обзору избы.

Я посмотрела в зеркало в готической, некогда бывшей позолоченной раме. Зеркало, вероятно, жило раза в три дольше меня на этом свете, и за давностью времен, от позолоты не осталось и следа. О былом великолепии его напоминали лишь мелкие золотистые, не успевшие осыпаться крошки. В центре комнаты стояла кровать с витыми ножками, застланная алым покрывалом. В дальнем углу находился высокий трехстворчатый шкаф, около которого суетилась эта таинственная пожилая женщина. Возле самого входа располагался стол, на котором, пуская теплый пар в воздух, стояла тарелка с ароматными свежеиспеченными блинчиками…

Мое внимание привлекла небольшая фотография, висевшая над кроватью цыганки. Полувыцветшая, в алых и темно-коричневых тонах. Я встала со стула и подошла ближе, чтобы внимательнее рассмотреть ее. Изящным и вычурным почерком в самом углу фото была выведена дата. Тысяча четыреста сорок второй год.

На фото был запечатлен Владислав. С первого взгляда в этом не оставалось ни малейшего сомнения. Но выглядел он как-то иначе. Длинные полувьющиеся волосы были распущены по его плечам, на которые был накинут бархатный алый плащ, а средний палец руки украшал перстень с символом Ордена Дракона. Легкий румянец проступал на щеках юноши, который выглядел почти так же, как мой сын. За исключением цвета глаз. Влад, действительно, был идентичным двойником своего отца. Глядя на фото мужа в молодости, я видела сына. Отсутствие бледности кожи говорило о том, что на этой фотографии Владислав был человеком… Рядом с ним стояла девушка в длинном черном платье с красными оборками. На узких плечах красовалась черная шаль с вышитыми на ней алыми розами. Черные змеившиеся локоны спускались ниже поясницы. А лицо. Боже мой, это лицо… Я, словно, смотрела на себя в зеркало. Так я выглядела, пока Дэнелла Тефенсен не забрала мою внешность. И, одновременно с этим, на фото я видела и нечто иное кроме себя. В изумрудных глазах цыганки сквозило ничем не прикрытое презрение. И сила. Которой никогда не было заметно по моим фотографиям. Она была старше Владислава, много старше. Если ему здесь можно было дать не больше восемнадцати, то ее возраст, наверное, подходил к тридцати. Она улыбалась, но в этой улыбке не было ничего светлого и нежного. Это был оскал. Ведьминский оскал.

Еле отойдя от состояния шока и от фотографии, я вернулась на стул и села, глядя на себя в зеркало. За год мои рыжие волосы отросли и теперь струились чуть ниже лопаток. Зеленые глаза, худенькое личико, в котором ни за что было не распознать прежнюю Лору Уилсон… Сейчас между мной и фото девушки над кроватью не осталось никаких сходств, но я не забыла, как когда-то выглядела. Пытаясь унять дрожь, я с шумом выдохнула.

Тем временем вернулась старая цыганка с отваром каких-то трав в руках и улыбнулась мне широко и открыто.

— Я вижу тебя настоящую, мать. Может, для чужого взгляда ты и выглядишь, как тринадцатилетняя рыжая девчонка, даже для глаз отца, но я вижу королеву этого мира — Лору Аделлу Уилсон-Дракула. Какой бы ни обладала силой твоя подруга, старое всевидящее око ведьмы своей иллюзией ей не затуманить. И ее нелепой иноземной магии не разлучить вечное, написанное в пророчестве. Вижу, тебя заинтересовала фотография над моей кроватью, и взволновало сходство твое с девушкой, так знай. На фото Владислав III Колосажатель с женою своей, Маргаритой Ланшери, ведьмой, сделанное в тысяча четыреста сорок втором году. Лицо Маргариты после ее смерти стало прообразом всех ее будущих двойников, в телах которых реинкарнировался ее дух — дух самой могущественной ведьмы пятнадцатого века. В девятнадцатом веке это была Аниита. В двадцатом — Лора Уилсон. Обе птички попали в лапы охотников-Хранителей Баланса Измерений, которые неволили, не позволяя воссоединиться со своей любовью. Только вот я — сильная ведьма, да не верю в эту ересь с воцарением Ночи. Верю только в то, что отец страдает без тебя, мать. А я ему всем обязана. Поэтому сегодня я подготовлю тебя к встрече с ним. Будь спокойна, твоя подруга ничего не узнает.

Старая цыганка сделала паузу, затем продолжила. — И Владислав, и Маргарита оба принадлежали к древнему цыганскому племени. Маргарита целительницей была в юности, но затем ожесточилась. Полюбив князя Цепеша, больше никого в жизни не видела и занялась темным искусством черной магии. Если кто-то смел супротив Владислава ее восстать, страшная порча того ждала. Сколько врагов их полегло. Силой она владела неограниченной и всей тьмой, существовавшей когда-либо и стекавшейся на зов ведьмы. Парой порч Рита в могилу могла свести. Все ее боялись. Никто не смел связываться с могущественной колдуньей. Мужчины за ней, как привороженные, таскались. Женщины ей завидовали, а кроме мужа своего ни на кого она не глядела, никого не замечала. Любовь эта и довела ее до могилы. Но не ранее, чем она успела дать жизнь их с Владиславом дочери. Адриане Ланшери-Цепеш. Девка их первенцем была. Но и последней стала, потому что Рита вскоре погибла. А в семье Владислава и Маргариты первенец всегда впитывает их худшие качества и постепенно с ума сходит. В петле ее отец обнаружил, когда ей шестнадцать исполнилось. Уже после того, как он погиб и душу продал, бессмертным вампиром он воспитывал дочь вплоть до повешения. Причин, по которым сошла она с ума и вздернулась никто не знает. Но перед этим успела она дать жизнь своему ребенку. Из года в год потомки семьи Цепеш населяли земли этого мира. Но до наших дней только один дожил. Я.

— Вы — потомок Маргариты и Владислава? — Я удивленно воззрилась на цыганку с благоговением и даже трепетом. Вся эта ерунда с перерождениями значительно напрягала, но, тем не менее, выходит, сейчас я находилась в доме своей раз двадцать пра- внучки.

— Что удивляет тебя, мать? Да, это так. — Старая женщина начала втирать травянистый настой в мои волосы. — Я не могу снять чары, наложенные твоей подругой, но вернуть тебе истинный цвет волос можно и без них.

Я закрыла глаза, пока старая ведьма-цыганка массировала мою голову, что-то нашептывая. Сомневаюсь, что обычным травяным настоем можно равномерно окрасить волосы, так что, полагаю, ведьма примешивала к делу еще и заклинание. Ее магия отличалась от той, которой меня обучала Тефенсен. От магии знаков. Как, скажем, современный мобильный телефон отличается от старого телефона на проводе.

— Почему Вы живете здесь? — Я отважилась на новый вопрос. — Ваш праотец от Вас практически в нескольких милях, да и в огромном и роскошном замке его хватило бы места на всех.

— Хороший он человек, мать. Зря все вокруг злом его считают. Никто не видит сколько боли скрывается за раненой, залатанной швами по живому душой. Смерть жены, дочери на его глазах, смерть собственная и обращение к тьме, гонение, смерть Анииты, невест и детей и сорок лет заточения в мире без магии. А потом счастье на короткий миг, и снова кома и смерть. Два раза ты бросила его. А у него уже сил не хватает с болью справляться. Он предлагал мне жить с ним под одной крышей, но я сама отказалась. Я — живое напоминание о том, что Ритка его мертва. Когда я отвергла его предложение, он обустроил мое жилье так, чтобы я ни в чем не нуждалась. И установил для всех вампиров запрет охоты в моей деревне. А когда появилась ты, ему уже не до меня было. Да, он вел себя жестоко с тобой порой. Но считал, что это правильно, желая тебе лучшего. Он часто приходил ко мне поговорить о тебе. Видела бы ты, сколько счастья было в, как я думала, уже навсегда мертвых глазах. Почти шесть веков он ждал тебя. Ты — все для него. Ты ему новую жизнь дала. Просто люди, которые испытали столько боли, сколько он, не умеют облекать чувства в слова и считают их слабостью. Но со мной он не врал, не притворялся. Говорил, что не помышлял без тебя жизни. И не помышляет до сих пор. Вчера он заходил ко мне. Но это был уже не наш король, а тень его. Он не питается год, мать. Он не хочет существовать, если ты с другим жизнь разделишь. Если ты ему не поможешь, он умрет. Только ты можешь спасти его. Вот она, злая правда жизни его. Истинное проклятие — это каждый день думать о той, кто была мертвой почти шесть столетий, обрести ее и потерять, а не питаться кровью и избегать солнечного света.