Слияние (СИ)

Догнал его Ник быстро, к тому же он совсем забыл об обещании Трипетова заехать к нему после банкета и разобраться с домовым и кикиморой. Вторую половину вечера Ник помнил очень смутно. Вроде его вытаскивали на импровизированную сцену, где он травил анекдоты, потом с кем-то танцевал, а у Кир Кирыча прямо спросил: зачем он притащил в контору нечисть?

— Ох, Никитушка, видел бы ты себя со стороны, — покачал головой Астафьев.

— Н-не настолько я и пьян, — заметил Ник.

— Да я не про то, — Астафьев рассмеялся и отвесил ему шуточный подзатыльник. — Если посмотреть как следует, все мы, здесь работающие, на обыкновенных людей похожи очень условно. И я могу заявить тебе со всей ответственностью: с каждым годом рождаться таких, как мы, будет больше. Миры соединяются, сам ведь наверняка слышал.

— А не страшно? — спросил Ник. — Вот соединятся они, и что тогда?..

— Страшно, когда куролесят люди или прут мары… их вы кшмарищами зовете. Они не тупые лярвы, а много и много хуже, — глубокомысленно заметил Астафьев. — Вот во время революции во Франции страшно было; в России, когда большевики пришли, — не лучше; в Гитлеровской Германии. Тогда, почитай, на двести озверевших людей одна мара приходилась. А сейчас…

— Погодите! Я думал, кшмарища — это энергетические сущности, вроде самого хищного вида лярв?

— Э… не совсем. Когда слабое только. Однако если в людской среде слишком много жестокости, то кшмарище плотью и видимостью обрастает и марой становится. Ее обычный народ видеть начинает, никаких проявлений потустороннего не замечающий, сильным лидером воспринимает и идет, куда укажет: книги сжигать, нацизм насаждать, погромы устраивать, а также не терпеть всех, кто живет и думает по-другому, чем-то отличим, — Астафьев допил бренди и продолжил: — И вот этой гадости, наоборот, раздолье, когда миры разъединены, поскольку только мы, на два мира живущие, их разоблачить и можем. Так что радоваться надо.

Возразить, может, и хотелось, да оказалось нечем, однако не зацепиться за упомянутые Астафьевым события Ник просто не мог:

— Это сколько же вам лет на самом деле, Кир Кирыч?

— Сколько есть — все мои, — усмехнулся Астафьев. — Да ты не забивай голову, вон дама тебя дожидается.

В нескольких шагах действительно обнаружилась Рита, и пришлось сворачивать разговор, а жаль: Нику подумалось, что Астафьеву может быть известно гораздо больше, чем он рассказал.

— Белый танец еще не объявляли? — Ник подошел к Рите, словно невзначай завладел ее рукой и поднес к губам.

— Показушник, — фыркнула она.

— Ну вот. Я неоценен и разочарован, — наигранно печально вздохнул Ник. — Моя фея, какой дракон сделал тебя столь серьезной на этом балу?..

— Мне поговорить с тобой надо. Об Эрлине.

— Слушаю, — Ник тотчас посерьезнел.

— Он… ну, наверное, это предложение… о гнезде говорить начал. А я… знаешь, если бы хотела, то у меня уже муж был бы и дети. Только такие отношения — не мое.

— Так и скажи.

— Я сказала.

— И?..

Рита пожала плечами.

— Ты точно сказала именно «нет», а не какую-нибудь ерунду вроде «мне лестно, но», «мы не можем быть вместе, хотя мне и хотелось бы…»?

— Прекрати! Я переговорщик и знаю, как нужно говорить «нет», чтобы до потусторонних дошло раз и навсегда.

— Извини. И что дальше? Он не поверил?

— Да нет. Улетел. — Рита с сожалением вздохнула. — Только знаешь, за мной с тех пор словно следит кто-то. Постоянно чужой взгляд на себе чувствую.

— А ты уверена, что это он?

— Я вообще ни в чем не уверена, Никит. Просто, раз ты с ним знаком, я подумала…

— Правильно. Побеседую, — пообещал Ник. — А теперь пойдем танцевать: музыка уж больно красивая.

Заказанный кем-то трек был поистине ужасен, но их обоих это не волновало.

Когда в половине двенадцатого Ник нетвердой походкой вышел из здания, прямо напротив него затормозил черный «БМВ». Стекло задней двери опустилось, явив кристально трезвое лицо Трипетова.

— Поедемте, Никита, побеседуем с вашей квартирной нечистью.

— Точно, — пробормотал Ник, обращаясь к самому себе, и полез в автомобиль.

Его порядком развезло во время пути. Казалось, что минуло никак не меньше двух часов. Он даже успел провалиться в зыбкую дрему. В похмельном бреду Ник тоже ехал, но не с Трипетовым, а со своим незнакомцем. Правда, тот накладывался на образ нового начальника идеально, а еще Ник периодически обращался к нему «Кон Коныч».

Нить разговора никак не удавалось ухватить. Как и в любом бреду, тот неизвестно с чего начался и неясно зачем велся.

— Все исконные враги в именах и прозваниях имеют корни «мар» и «мор», от них же пошли слова, обозначающие всевозможные неблагоприятные явления, — говорил «силуэт», — кошмар, голодомор, хмарь, марево, мороз, кшмарище… мары.

— А лярвы?

— Шмары они, просто тот, кто вводил классификацию, решил взять аналог из чужого языка.

— Марянко… ненавижу этого маразматика, — пробормотал Ник и фыркнул. Незнакомец не только приобнял его за плечи, но и притянул к себе, принявшись щекотать и откровенно лапать. Будь это не сон, непременно схлопотал бы по носу, но сопротивляться Нику не хотелось: расслабленное тело не желало резких движений, к тому же ему было приятно.

— И чего нос воротил?.. — фыркнул Леший с водительского сидения. — Нравится же.

— Просто напился, а эта нечисть воспользовалась моментом, — Ник пожал плечами и сам не заметил, как очутился у незнакомца на коленях. То, что крыша автомобиля позволила такую позу, воспринялось еще одним доказательством сна.

— Вот ведь поганец, — покачал головой Леший.

— Он думает, что спит, — заметил «силуэт», — и ладно. В конце концов, будь иначе, я давно получил бы по рукам. Он не верит ни единому моему слову — это гораздо прискорбнее, — посетовал он.

— Конечно, не верю, — сказал Ник, — у моего друга фамилия Марин. Думаете, я ему теперь доверять перестану? А вы, уважаемый, — обратился он к Лешему, сидевшему к ним вполоборота, — в столб влететь не боитесь? Хоть и сон, а в кошмар превращать его не хочется.

— С людьми всегда сложно, — ответил Леший, оборачиваясь к дороге.

— У твоего друга есть свобода выбора, — сказал «силуэт», — однако один раз его смогут использовать вслепую. Он, возможно, даже не запомнит этого.

— Из-за фамилии?!

— В том числе. Существует много способов зацепить такого человека. Например, подарить или подкинуть ему какой-нибудь предмет.

— Вроде метелки?

«Силуэт» рассмеялся.

— Насчет себя можешь не беспокоиться. Твоя жизнь принадлежит тому, кто ее спас.

Ник вздрогнул, но отстраниться ему не позволили.

— Я не давал согласия… — начал он.

— Неважно, — перебил «силуэт». — Эта связь не зависит от согласия или осознания. Однако чем скорее ты примешь ее, тем всем будет лучше.

— А если нет?

— Ты ослабишь меня. Ты уже делаешь это. Сохранив тебе жизнь, я взял на себя обязанность охранять ее, но, не получая от тебя никакой отдачи, я очень скоро ослабну, и тогда моим врагам удастся… неважно.

Ник нахмурился.

— Если под отдачей ты понимаешь то, что я под тебя лягу…

— Я понимаю только то, что уже сказал: признание.

«Силуэт» опрокинул его на сидение, навис сверху, а потом принялся покрывать лицо беспорядочными поцелуями. Руки блуждали по спине, мяли одежду, но под нее забираться не спешили. Прикосновения отдавались дрожью и жаром одновременно, и Ник готов уже был попросить о большем, когда его потрясли за плечо и сновидение разбилось.

— Никита, мы приехали, — сказал Трипетов.

Ник помотал головой, приходя в себя. Помогло плохо, но из машины он вылез без посторонней помощи и, когда направился к подъезду, почти не шатался.

— Но вы ведь не сделаете им ничего плохого? — слегка заплетающимся языком спросил Ник, со второй попытки набирая код домофона.

— Не волнуйтесь, Никита, я уже понял, что питомцы вам дороги.

— Они не питомцы! — оскорбился Ник.