Игра на двоих (СИ)

Научившись контролировать свое сознание и разум, я уже не позволяю прошлому сводить меня с ума, проникая в настоящее. Меня больше не преследуют видения и не подстерегают призраки. Лишь непрекращающиеся кошмары служат напоминанием о Капитолии и 73-х Голодных Играх. Но я уже знаю, кто поможет мне избавиться от них и - хоть на несколько часов забыться глубоким и спокойным сном. Родители об этом не подозревают, но каждую ночь ментор проводит у нас, забираясь ко мне на чердак через окно.

Заметив, что мысли возвращаются к запретным темам, я встряхиваю головой и ускоряю шаг. Но, не пройдя и сотни метров, снова задумываюсь, останавливаюсь, поднимаю глаза к небу и хмуро усмехаюсь. Такой сегодня день - не самый удачный для охоты, но подходящий для одинокой прогулки по аллеям собственной памяти. Первый день Тура Победителей.

Встретив на опушке старого знакомого, я мгновение медлю, но затем достаю из сумки добычу и бросаю ему. Семье больше не угрожает голод, а в Котел я сегодня и так не собиралась. Волк на лету ловит угощение и, сверкнув темно-серыми глазами в знак благодарности, скрывается в чаще. Я же спешу прочь из леса.

Вернувшись в Деревню Победителей, замечаю, что окно моей комнаты распахнуто. Значит, ментор уже вернулся к себе. Стремительно взлетаю по каменным ступеням, но тихая музыка, доносящаяся из глубин старого особняка, заставляет меня остановиться на пороге и снова мысленно вернуться в прошлое, в день, когда я совершенно случайно узнала еще один секрет своего ментора.

Я пришла к нему рано утром. Поднялась по лестнице и уже была готова толкнуть незапертую дверь, как вдруг меня что-то отвлекло, а поднятая рука так и повисла в воздухе. Музыка. Тихие, едва уловимые звуки фортепиано.

Осторожно проскользнув в приоткрытую дверь, я неслышными шагами приблизилась к кабинету, который ментор обычно держал закрытым. Большую часть комнаты занимал громадный черный рояль, за которым, боком к двери, сидел ментор. Прислонившись к каменной стене и даже не чувствуя ее пронизывающего до костей холода, я с изумлением наблюдала за ним, не решаясь нарушить его покой.

Мне не хотелось, чтобы Хеймитч узнал о моем присутствии. Но вскоре я поняла, что прятаться вовсе не обязательно. Ментор не заметил бы меня, даже если бы я встала у него за спиной и позвала его по имени. В тот момент Эбернети выглядел так, будто его ничуть не интересует, что происходит вокруг. Однако гораздо более удивительным было другое. В самом менторе что-то изменилось. Из взгляда темно-серых глаз исчез стальной холод, глубокие морщины, пересекающие лоб и придающие лицу привычное мрачное выражение, разгладились, губы изогнулись в причудливом подобии мечтательной улыбки. Длинные волосы, вечно падающие на глаза, были связаны в низкий хвост, чтобы позволить их обладателю ясно видеть и слышать инструмент. Весь облик мужчины был словно пропитан вдохновением. Он напоминал сумасшедшего гения, сосредоточившего весь разум и все силы на известном одному ему грандиозном плане то ли по изобретению эликсира бессмертия, то ли по уничтожению мира. Но, в отличие от безумца, сравнение с которым отчего-то первым пришло мне на ум, Хеймитч не собирался создавать или разрушать. Он просто играл. Без нот. Все, что приходило на ум, все, что спустя долгие годы помнили руки. Играл, выплескивая эмоции и выворачивая наизнанку свою сущность.

Длинные тонкие пальцы летали по черно-белым клавишам, почти не касаясь их. Однако сила звука, исходящего из самых недр инструмента, не оставляла сомнений в том, с какой страстью играл мужчина, пусть это и не было заметно на первый взгляд.

Стоило мне прислушаться и поймать ритм, как в плен попала и я. Весь мир перестал существовать. Осталась лишь музыка. Она окутывала собой все, до чего могла дотянуться. Всех, кого могла тронуть. Каждого, кто готов был слушать и слышать ее и следовать за ней. Высокие ноты сменяли низкие, мажорная мелодия приходила на смену минорной, громкие аккорды уступали место тихим, но не менее мелодичным одиночным звукам.

Даже когда ментор закончил, его руки так и продолжали покоиться на затихших клавишах, словно не желая разрывать священную связь, возникшую между инструментом и музыкантом. Я так же тихо подошла, присела рядом и молча взглянула на мужчину. В его глазах читалась тревога. Он выглядел как никогда уязвимым.

- Это мой секрет, - прошептал мужчина, не отрывая взгляда от собственных рук.

- Я сохраню его, - тоже шепотом ответила я, опустив глаза и кончиком пальца коснувшись белой клавиши, блестевшей в свете настольной лампы. Приятный звук - глубокий и насыщенный. Подумав пару секунд, я добавила:

- При одном условии.

Темно-серые глаза уставились на меня, а светлые брови взлетели вверх.

- Ты научишь меня.

По лицу ментора пробежала тень удовольствия.

- Я уже перестал надеяться, что ты попросишь меня о чем-то. Что сама проявишь интерес.

- Могу передумать, - предупредила я.

Ментор засмеялся, прижал подопечную к себе и ответил:

- Конечно, детка. Я же обещал научить тебя всему, что знаю сам.

Я снова посмотрела на него, но на тот раз не смогла отвести взгляд так скоро, надеясь поймать и запомнить каждое из чувств, отражавшихся в серых глазах. Слегка наклонившись, Хеймитч коснулся моих губ, но быстро отстранился и продолжил играть. Как всегда. Единственное, что изменилось - мелодия стала более эмоциональной и гармоничной.

Его прикосновения столь мимолетны, что порой я даже не успеваю ответить. Хеймитч не так уж часто позволяет себе переходить определенную черту, боясь, по его же собственным словам, потерять контроль над собой. Но мне не страшно. И чем реже такие моменты, тем ценнее для меня каждый из них.

Той ночью в лесу Хеймитч сказал, что не хочет спешить. Игры закончились, нам ничто не угрожает. Боюсь, ты не прав, ментор. Сам ведь повторяешь, что Арена - это только начало. Что те, кого Капитолий заключает в своих объятия, остаются в них навсегда. Я не решилась возразить ему, понимая, что все его слова - не более, чем попытка успокоить подопечную, не допустить появления новых страхов и, как следствие, кошмаров.

Теперь мы еще реже выходим из дома. На улице все холоднее, зима вступила в свои законные права, окутав весь Дистрикт ледяным покровом. Но мы не замерзаем: нас согревает огонь в камине и бессонные ночи, проведенные за книгами или старым инструментом.

Снова ловлю себя на мысли о том, как плохо знаю Хеймитча: он оказывается удивительно многогранной личностью.

- Я все время открываю в тебе что-то новое. Сколько еще тайн ты скрываешь? - порой в шутку спрашиваю я.

- Бесконечность, детка, - каждый раз повторяет ментор. - И она готова раскрыться только перед тобой.

Он словно еще одна книга, которую я откопала на полках библиотеки. Язык, которым она написана, невероятно сложен, но сюжет настолько захватывающий, что я готова на все, лишь бы дочитать ее до конца.

Ментор все же учит меня играть на фортепиано. Ему неинтересна теория, а потому, только он замечает меня в библиотеке с учебником в руках, как пыльная книга летит обратно на полку, а я возвращаюсь в кабинет, чтобы осваивать нотную грамоту на практике.

Считается, что у каждого Победителя есть увлечение - дело, которому он с удовольствием посвящает освободившееся от учебы или работы время. Эффи прислала целый список занятий, которые, по ее мнению, я просто обязана попробовать. К несчастью, эта кипа бумаги толщиной с учебник истории древних времен первым делом попала в руки Хеймитча. А оттуда, как уже можно догадаться, - прямиком в камин. “Тебе это явно не понравится”, - ответил он, поймав мой вопросительный взгляд. - “Ты в состоянии самостоятельно решить, чем хочешь заниматься”. Все правильно, ментор. Тем более, я уже нашла то, что искала. Моим увлечением стала музыка. Не факт, что у меня появится желание обсуждать это с Цезарем во время интервью, но ведь всегда можно слегка приукрасить действительность и выдумать что-то новое?