Игра на двоих (СИ)

— Прости, — шепчет он, избегая моего взгляда. — Я просто не знал, что делать.

С этими словами мужчина делает шаг назад, разворачивается и вылетает из библиотеки. Его шаги отдаются эхом в опустевшем доме. Внизу громко хлопает дверь. Я шумно выдыхаю, сползаю по стене на пол и, сжавшись в комок, закрываю лицо дрожащими руками. Мне нужно несколько минут, чтобы прийти в себя. Внутри продолжает пылать огонь, я все еще сгораю в нем. Прикрываю глаза и еще раз, мгновение за мгновением, мысленно переживаю все, что произошло.

Наконец, почувствовав, что силы возвращаются, встаю, медленно спускаюсь вниз и выхожу на улицу. Морозный воздух обжигает лицо и руки, прикосновения пронзительного ветра напоминают встречу с наточенным лезвием ножа. Я на секунду останавливаюсь и меня моментально окутывает снежный вихрь. Вытянув вперед руку с раскрытой ладонью, жду, пока опустится снежинка. Стоит ей соприкоснуться с моей пылающей кожей, как белая пятиконечная звезда превращается в каплю воды, стекает с руки и, мгновенно замерзнув, одинокой льдинкой падает на землю и разбивается о камень.

Вернувшись домой, заглядываю в гостиную, где у телевизора собралась вся семья. Послав родителям мимолетную улыбку, поднимаюсь на чердак и плотно закрываю дверь. Оглянувшись, замечаю любимое кресло ментора. Двигаю его ближе к окну и, забравшись с ногами, сворачиваюсь клубком. Ненадолго. Примерно час спустя какая-то неведомая сила поднимает с кресла и заставляет ходить из угла в угол, буквально метаться по комнате, сбивая всевозможные мелкие предметы, спотыкаясь о разбросанные вещи и ударяясь об острые углы. Но меня это не останавливает. Той ночью я так и не смыкаю глаз. Я слишком возбуждена, чтобы спать. Что-то изменилось. Не в комнате, доме или окружающем мире. Во мне самой. Каждая деталь напоминает о последнем месяце: о словах и мыслях, о менторе, о его поступках, подчас неожиданных и сбивающих с толку.

Двумя стремительными шагами я приближаюсь к зеркалу и резко сдергиваю закрывающую его черную ткань. Она падает на пол к моим ногам, напоминая о том, как Хеймитч встал передо мной на колени. Что заставило его повести себя таким образом? Это совсем не похоже на того ментора, которого я, как мне казалось, хорошо знала. Непокорный. Независимый. Гордый. Все эти до боли знакомые черты противоречат каждому слову, которое он сказал мне, каждому действию по отношению ко мне.

Память продолжает услужливо подкидывать нужные воспоминания. Вот Эбернети в Капитолии: ругается с Эффи, спорит с Цинной, холодным, полным ненависти голосом разговаривает с Президентом, окидывает презрительным взглядом министров, язвительно отзывается о других Победителях. Вот Хеймитч в Дистрикте: с соседями, миротворцами, мэром, нашими общими знакомыми, моими родителями. Он все такой же — мрачный, язвительный, жесткий, даже жестокий. Со всеми, кроме меня. Вот ментор со мной. Выполняет любое мое желание, защищает, рискует жизнью. Он и правда готов на все, не требуя ничего взамен. Уйти в изгнание, убить любого или умереть самому.

Наконец я отваживаюсь поднять глаза и взглянуть на себя в зеркало. Первое, что вижу — горящее лицо и пылающий взгляд. Не могу понять, знакома ли я с девушкой, которая отражается в зеркале. Внешне она все та же — тонкое, хрупкое тело, бледная, почти прозрачная кожа, длинные угольно-черные волосы, насмешливая улыбка на обескровленных губах. Но внутри все по-другому: боль притупилась, пустота исчезла, а на месте угольков вспыхнул яркий огонь.

В комнате светлеет, но я, завороженная сверкающим взглядом, не сразу понимаю, откуда исходит этот свет. Сквозь тонкое оконное стекло на чердак проникают первые лучи восходящего солнца. Прорываясь через вереницу облаков, оно освещает меня рубиновым и золотым светом. Я подхожу ближе, позволяя ему пройти сквозь мое тело, сквозь всю мою сущность. Пока солнечный диск медленно, сантиметр за сантиметром, поднимается над горизонтом, продолжаю любоваться открывающимся видом. Солнце отбрасывает радужные блики, которые словно танцуют на моих руках. Открыв окно, раскидываю руки в стороны и закрываю глаза. Хочу поймать крохи солнечного тепла и почувствовать освежающее дуновение ветра.

Я словно просыпаюсь после долгого и мучительного сна. Все то, что происходило после возвращения из Капитолия, заставляло меня опускаться ниже и ниже, на самое дно, но лишь затем, чтобы я набралась сил, оттолкнулась и вынырнула на поверхность. Теперь я понимаю и принимаю это. Путь вниз был долгим и мучительным, наверх — таким же болезненным, но коротким и стремительным. Я больше не считаю нас с ментором частью окружающей жизни, но я никогда не чувствовала себя настолько живой.

Солнце поднимается все выше, наступает новый день. Еще раз окинув взглядом вид за окном, решаю остаться дома. Неслышными шагами продолжаю бродить по дому, наверное, впервые замечая его громадные размеры. С любопытством заглядываю в комнаты, обнаруживаю библиотеку с такой же богатой коллекцией книг, как в доме ментора. Вернувшись в свою комнату, убираю и раскладываю по местам разбросанные вещи. Следующие две недели я медленно и с трудом восстанавливаю то, что когда-то было привычным мне миром. Пытаюсь привыкнуть к новому дому, сделать его хоть немного похожим на наше прежнее жилище — бедное, но уютное — и вновь обрести чувство защищенности. Стараюсь найти общий язык с родителями и преодолеть разделяющую нас пропасть. Заметив мои попытки, они тоже делают шаг мне навстречу. Лед в наших отношениях постепенно тает; я стараюсь проводить с ними больше времени и находить темы, на которые мы могли бы общаться, не касаясь болезненных для обеих сторон вопросов. Они моментально замечают произошедшие изменения. Мы заново учимся доверять друг другу. В их взглядах больше не сквозит тень страха и настороженности, когда они смотрят на меня, мой же лишается враждебности и отчужденности — это самое малое, что я могу сделать для них.

Я продолжаю учиться, теперь уже без наставлений и ценных указаний Хеймитча. Вспоминаю старые увлечения и снова начинаю охотиться. Изредка заглядываю в Котел. Устав от ненужных мыслей и напрасных переживаний, стараюсь отвлечься и с головой уйти в повседневные дела. Днем у меня это получается — занятий обнаруживается на удивление много. Однако с наступлением ночи, когда родители расходятся по комнатам, а я возвращаюсь к себе на чердак, устраиваюсь в кресле и беру в руки книгу, мысли не заставляют себя ждать. Сознание снова разрывается надвое от противоречивых желаний; разум твердит одно, сердце подсказывает другое.

Однажды вечером, в один их таких моментов, мне на глаза попадается ежедневник, который когда-то принес сам ментор. Я продолжаю время от времени делать в нем записи, но сейчас даже не могу подобрать слов, чтобы написать хоть одну строчку. В конце концов рука все же тянется за блокнотом, а я оставляю попытки сосредоточиться и просто описываю все то, что творится у меня в голове. Строчки бегут одна за другой; я перечитываю написанное и нервно усмехаюсь. Я сумасшедшая. Но мне становится немного легче.

Стоит закончить, как все становится на свои места; противоречия больше нет. Ментор давно определился в своих желаниях; ему оставалось лишь дождаться меня. Этой ночью приходит мое время. Что происходит вокруг? Неважно. Жители Дистрикта ненавидят нас? Плевать. Весь мир не имеет значения. Почему? Просто его для меня больше нет. Мне не было нужно ничего из того, что предлагал Хеймитч, чтобы вернуть подопечную к жизни. Мне была нужна любовь. Не чья-то — родителей, друзей, зрителей, Капитолия — только его, ментора. Отчаянная, разрушительная, горькая, отравленная годами разочарований и одиночества, пропитанная алкоголем и кровью. Хеймитч понял это раньше, чем я нашла в себе силы признаться. За прошедшие месяцы ментор успел так сильно привязать меня к себе, что сам стал моим миром. Все это время мы не встречаемся, но я отчего-то уверена, что это правильно, что так и должно быть. Нам обоим следует привыкнуть к произошедшим изменениям, прежде чем двигаться дальше. Все, что нам нужно сейчас — время.