Игра на двоих (СИ)

Горячая вода согревает снаружи, но не изнутри. Не глядя, нажимаю на первую же кнопку на панели, которая попадается на глаза, чтобы выбрать гель. Хвоя. Любимый запах напоминает о лете и жарких днях, проведенных в лесу. Выскочив из ванной комнаты, наскоро выбираю, что надеть. Как обычно, полированные ящики из красного дерева заполнены одеждой всех цветов и фасонов. Остановившись на длинной черной шерстяной юбке и просторном джемпере, завязываю в хвост не успевшие высохнуть волосы и, сунув замерзшие ноги в закрытые туфли-лодочки без каблука, спешу на ужин, пока за мной не явилась Бряк.

Мой путь лежит через длинный коридор, освещаемый лишь одиноким бра на стене. Даже не успев приблизиться к столовой, слышу доносящиеся оттуда крики. Вжимаюсь в стену и продолжаю осторожно двигаться дальше. Подойдя к двери с небольшой стеклянной вставкой, заглядываю внутрь. По комнате, сбивая стулья, мечется разъяренная Эффи. Парик сбился набок, макияж размазан, руки с парой сломанных ногтей протянуты к ментору, словно Бряк готовится вцепиться ему в горло. Хеймитч стоит у окна, лицом к напарнице, сложив руки на груди и будто защищаясь от ее нападок. На скулах играют желваки, губы превратились в тонкую линию, темно-серые глаза прищурены. Понятно, очередной скандал. Ощущение, будто атмосфера в комнате настолько напряжена, что в воздухе вот-вот замелькают электрические разряды. Сначала увиденная картина не удивляет, однако смысл обвинений настораживает и заставляет прислушаться, не демонстрируя своего присутствия.

— Ты вообще отдаешь себе отчет в собственных действиях?! А в последствиях, к которым они могут привести?! — вопит Эффи.

— Я взрослый человек! — рычит в ответ Хеймитч.

— Вы оба дети! Только если она пока имеет на это право, то ты — нет! Ты ее ментор! Ты обязан нести ответственность!

— Я и несу! — рявкает рассерженный мужчина. — Это ничего не меняет!

— Заметно! — визжит Бряк. — У тебя свои методы, да? Ты ничем не лучше капитолийцев, которые покупают таких, как она, на аукционах, устраиваемых Сноу!

— Ой, а ты их разве не одобряешь? Ты ведь тоже из Капитолия! — Хеймитч заливается лающим смехом, но я не вижу ни капли веселья в его взгляде. Наоборот, стоит Эффи упомянуть имя Президента, как серые глаза начинают метать молнии.

— Поговори еще! Девочке сейчас как никогда нужна защита, но ты ей этого дать, видимо, не в состоянии!

— Это тебя не касается, Бряк!

— Правда? А хочешь, чтобы это коснулось Президента?!

— Это угроза? — вскидывается ментор.

— Нет, старый идиот! Это попытка объяснить, что вам обоим грозит, если все вскроется! Если тебе наплевать на аморальность подобных действий, подумай хотя бы о том, как будет счастлив Сноу, когда вы сами подскажете ему, в чем ваша слабость! Он ведь не упустит случая этим воспользоваться!

Обе стороны конфликта на мгновение замолкают, переводя дыхание и явно готовясь к очередному потоку обвинений и ругательств. Достаточно. Еще немного, и я лишусь кого-нибудь из наставников. Так до конца и не разобравшись, что могло настолько вывести женщину из себя, распахиваю дверь и врываюсь в столовую.

— Генриетта… — Эффи бросает на меня все тот же растерянный взгляд.

Ее лицо, покрытое слоями грима, заливает краска. Смущенная Бряк? Что-то новенькое. Я озадаченно перевожу взгляд с капитолийки на Хеймитча и обратно. Однако никто не спешит объяснить, в чем дело.

— Бряк, выйди, — устало говорит ментор.

Та мгновенно вспыхивает.

— Я не оставлю ее с тобой!

— Я сказал: вон! — орет Хеймитч.

Эффи фыркает и вылетает за дверь. Рассерженный стук каблучков отдается эхом в пустом коридоре.

— Что случилось? — робко спрашиваю я.

Ментор отворачивается к окну и со всей силы ударяет по стеклу сжатым в кулак ладонью, а затем опирается о подоконник и, скрыв лицо за гривой спутанных волос, тяжело вздыхает. После чего подходит к стоящему у барной стойки креслу и жестом приглашает меня присоединиться к нему.

— Много всего. С чего начать?

— С самого начала, — сухо отвечаю я и, присев напротив него, вся обращаюсь в слух.

— Хорошо, для начала поговорим о Капитолии. Сноу все еще не дает покоя твоя победа. Он опасается, как ее могли воспринять зрители — не капитолийцы, они все на «ура» принимают, а простой народ в Дистриктах. Многие ненавидят тебя (особенно это относится к профи), считая, что ты не заслужила корону Победителя, что тебе просто повезло.

При слове «повезло» я готова взорваться, разразившись ругательствами. Что эти люди знают о везении?! Ментор молча кивает, показывая, что понимает мои чувства, и это почти мгновенно успокаивает меня.

— Однако есть и другие. Их немного, правда, но само наличие противоположного мнения уже что-то значит. Если бы ты внимательно присмотрелась к реакции некоторых людей во время твоих выступлений, то заметила бы, что в их взглядах нет места ненависти. Они смотрят на тебя по-другому. Для них ты — не просто Победитель. Ты — символ. Они видят в тебе не профи, но маленькую девочку, сумевшую выиграть не благодаря силе, а своему стремлению к жизни. Тебя пытались убить трибуты-соперники, Организаторы, сам Главный Распорядитель. Но ты выжила, просто потому что хотела жить. И если тебе это удалось, почему они, взрослые люди не могут? Сноу об этом известно. Ты была на Арене, когда он осознал, чем ему грозит твоя победа. Не случайно именно вы с Джейком смогли дожить до финала. Вас столкнули не просто ради интриги, все было спланировано заранее. Президент надеялся, что жители Дистрикта-12 возненавидят и сами убьют тебя, когда увидят, на что ты готова пойти ради короны. Ну, или хотя бы доведут до самоубийства.

— Им это почти удалось, — хмуро замечаю я. — Вот только я убила Райта не ради звания Победительницы.

— Все, кто хорошо тебя знают, поверили бы твоим словам. Но в том фильме, что показывали на церемонии коронации, все выглядит именно так, понимаешь? Этого Сноу и добивался. И тем не менее, несмотря на его уловки, ты все еще жива. А вот он испуган, детка. Ему ведь есть, что терять.

— Как и каждому из нас.

Хеймитч смеется, но я не слышу в его голосе искренности.

— Это ведь не все, что ты собираешься мне сообщить? — сухо спрашиваю я.

— Нет. Для нас — и, в первую очередь, для тебя — его страх опасен. Ты — один из Победителей, которых называют неудобными. Сноу сделает все, чтобы уничтожить символ, в который ты, пусть и сама того не желая, превращаешься. Все время, пока ты была в Дистрикте, он что-то планировал. И стоит тебе вернуться в столицу, как он преподнесет очередной сюрприз.

— И что мне нужно делать сейчас?

— Для тех, кто не считает тебя Победительницей по праву — быть сильной и постараться убедить их, что ты смогла выжить на Арене не только благодаря подаркам спонсоров и симпатии Организаторов, тем более это и правда не так. Для тех, кто верит, что твоя Победа — это знак, — продолжать подпитывать их веру. Для Сноу — что ты не подозреваешь о его замысле и искренне радуешься новой жизни. И не думай о том, что ждет тебя в Капитолии. Пока не время. Сейчас у тебя есть куда более важные дела.

— Я — будущий ментор, Хеймитч. Каждый год меня будут вытаскивать в Капитолий, и заставлять тренировать малолетних трибутов, делать из обычных детей кровожадных убийц, а потом смотреть, как они погибают на Арене. Напоминать о моих Играх. Что может быть страшнее для бывшего Победителя, чем невозможность забвения?

— Поверь мне, детка, — печально улыбается мужчина. — Наш Президент обладает крайне извращенной фантазией по части всевозможных наказаний. Кроме того, он нечеловечески жесток и злопамятен. Он не прощает виновных.

— Моя вина — лишь в том, что мне удалось выжить?

Вместо ответа ментор невесело улыбается и, поднявшись с кресла и сделав шаг ко мне, гладит по волосам. На его побледневшем лице, освещаемом лучами проносящихся за окном фонарей, отражается целая гамма эмоций, от ненависти до печали. Между ними — бесконечное множество оттенков. Но именно первые два заставляют меня думать, будто осталось что-то еще. Будто Хеймитч догадывается о готовящемся наказании, но не хочет волновать меня раньше времени, зная, что подопечной сейчас и так приходится несладко. Мгновение спустя я уже стою рядом с ним. Прижимаюсь к нему, спрятав лицо на его плече. Обнимаю за шею. Пытаюсь скрыть охватившую меня дрожь и, как раньше, согреться исходящим от него теплом. Но он отстраняется. В глазах — все та же грусть и чувство вины. Что не так, ментор?