Игра на двоих (СИ)

Наконец приготовления закончены. Теперь снаружи доносится лишь слабый гул собравшейся толпы. Тщетно пытаюсь поверить в слова, которые сказала Цезарю: мне все равно, я не боюсь. Остается несколько минут. Я стою в прихожей у парадного входа, готовясь выйти вслед за мэром. Вопросы о том, что произошло в Капитолии и о чем должен знать ментор, отходят на второй план. В настоящий момент меня беспокоит совсем другое. Перед глазами мелькает сцена, развернувшаяся на этом самом месте, перед Домом Правосудия, несколько месяцев назад, после убийства Джаспера. Я забываю, как дышать. Внезапно Хеймитч подлетает ко мне, хватает за руку и увлекает за собой в темный угол, под лестницу, рявкнув на вставшую у него на пути Бряк.

- Что случилось? - спрашиваю я, невидящим взглядом глядя на ментора.

- Ничего. Ты слишком нервничаешь. Это просто выступление.

- Не просто, ментор. Сейчас я должна выйти на сцену и держать речь перед парой тысяч людей, которые меня ненавидят. Смотреть в глаза родителям Джейка. Выражать благодарность Капитолию и с гордостью вспоминать Игры. Меня просто уничтожат.

- Они ничего не смогут сделать, охрана не позволит. А тебе не должно быть никакого дела до того, что думают эти наивные идиоты. Выслушай речь мэра, прочитай карточку, что дала Эффи, возьми протянутый букет и уходи. Когда будешь читать, слегка подними голову и смотри вперед и вдаль, будто ты не видишь всю эту толпу. Это не так сложно. Ты справишься. Я верю в тебя.

Вместо ответа я протягиваю руку и касаюсь подвески на шее ментора, скрытой под черной рубашкой. Мысли бродят где-то далеко. Еще во время подготовки к Арене ментор, рассказывая мне о своих Играх, упомянул, что некоторые противники, не решаясь вступить в открытый бой, пытались победить его хитростью, подкравшись сзади и накинув на шею удавку. С тех пор он не носил никаких украшений или талисманов и не терпел чужих прикосновений. До той Рождественской ночи. Тогда он не раздумывая отдал мне подвеску, наклонил голову, жестом попросив одеть тонкую цепочку ему на шею, и не сопротивлялся, когда мне потребовалось время, чтобы застегнуть ее. В тот момент он не только доверился своей подопечной, но и преодолел свои страхи ради нее. Не знаю, почему я вспомнила об этом именно сейчас.

Ментор перехватывает мою руку, подходит ближе и, почти прижав меня к лестнице, долго целует. Из соседней комнаты доносятся крики: нам пора выходить на сцену. Где-то рядом слышится стук тонких каблучков. Отстранившись, Хеймитч осторожно проводит кончиками пальцев по моей щеке.

- Все будет в порядке, обещаю. Я рядом.

И подталкивает меня в сторону прихожей. Глубоко вздохнув и все еще ощущая свинцовую тяжесть в ногах, я подхожу к дверям и встаю по правую руку от мэра, поймав отчего-то растерянный взгляд Эффи.

Массивные двери распахиваются. Я делаю несколько шагов вперед и останавливаюсь прямо посреди сцены, давая возможность мэру произнести вступительную речь. Бряк отходит в сторону и устраивается на одном из стульев. Краем уха слышу ее шипение в адрес подоспевшего ментора, но тот, проигнорировав указания напарницы, становится позади меня. Всего в паре шагов - рядом, как и обещал. По моим губам пробегает улыбка. Волнение слегка отступает. Взгляд бродит по линии горизонта; заходящее солнце окрашивает все вокруг в багрово-красный цвет, придавая зловещий кровавый оттенок всем, кого коснутся его последние лучи. В голове снова звучит незнакомая мелодия. Внезапно я замечаю, что вокруг повисла тишина. Мэр замолкает и жестом указывает на меня. Пора. Сжимая в руках карточку, я подхожу к самому краю сцены и слегка опускаю взгляд, с некоторым любопытством глядя на собравшихся. А затем начинаю говорить.

========== КНИГА III. ЭКСЕЛЬСИОР. ПОРАЖЕНИЕ. Глава 25. Чего боятся Президенты ==========

Есть слова, которые из года в год повторяет каждый Победитель, вне зависимости от того, из какого Дистрикта он родом. Призывает к единству побежденных и победителей, прославляет Панем, благодарит и превозносит Капитолий. Пытается убедить всех, что Игры что-то значат. Что это не просто бездумное, жестокое убийство невинных детей, не наказание за ошибки их предков, не кровавый след, тянущийся с Темных Времен, а путь созидания и единения. Сегодня это предстоит сделать мне.

«Все мы едины. Панем един. Панем сегодня, Панем завтра, Панем всегда», — вот первые слова, слетающие с моих губ.

Я чувствую себя актрисой на сцене театра, которой доверили сыграть главную роль. От нее требуют правдоподобия, убедительности, веры в то, что она говорит, веры в каждую реплику, написанную умелой рукой сценариста. И, конечно, силы — громадной, необыкновенной, нечеловеческой. Людей на удивление немного, по периметру стоят отряды миротворцев. Сначала я не могу понять, в чем дело, но затем до меня доходит: никто не хотел приходить. Всех тех, кто сейчас стоит передо мной, привели под конвоем. Кажется, стоит приглядеться, и я увижу камни в руках каждого, кто делает вид, что слушает меня. На специальном деревянном помосте, справа от подножия сцены, стоят родители Джейка. Как и ожидалось, их глаза горят огнем ненависти. Напротив них, на таком же возвышении, стоят мои родители. В их взглядах читается любовь и уважение, граничащее с восхищением. Я чувствую смущение пополам с горечью. За что, мама? Поверь, я не заслуживаю такого отношения. Если бы не моя самонадеянность, рядом с вами стоял бы еще один человек. Но тогда бы не было меня. Интересно, будь у тебя выбор между мной и отцом, кого бы ты оставила в живых? Сложно выбрать, знаю. Но лично мне на такие вопросы теперь придется отвечать гораздо чаще, чем хотелось бы.

Если бы я погибла на Арене, победа, возможно, была бы за Джейком. Продолжая механически повторять написанное на карточке, вырезанной из плотного картона, воображаю, как смотрелся бы на этой сцене Райт и что бы чувствовала моя семья. Родители, хватило бы у вас сил ненавидеть его так, как ненавидят меня отец и мать парня? Не думаю. Вы слишком хорошие для такого чувства, как ненависть. Не то что я. Боясь окончательно утонуть в океане размышлений, перевожу взгляд с помостов и грозно молчащей толпы на далекую линию горизонта. Солнце уже скрылось, начинает смеркаться. Наконец я заканчиваю речь, делаю паузу, чтобы почтить минутой молчания моего покойного соперника, слегка наклоняю голову в знак признательности за внимание и покидаю этот театр абсурда. Эффи и мэр аплодируют, но их инициативу не поддерживает никто. Все, как один, люди поворачиваются ко мне спиной, ожидая разрешения все еще окружающих их миротворцев разойтись по домам.

Остаток дня пролетает словно видео в режиме ускоренной съемки. Символический букет от Мадж, дочери мэра, из ее собственной оранжереи. Прощание с родителями и Дистриктом. Вокзал. Поезд. На этот раз не скоростной, чтобы мы успели насладиться видом за окном. Последние вспышки камер. И вот наша команда — я, Хеймитч, Эффи и Цинна — уже внутри, мчится в сторону Дистрикта 11. Скрывшись в своем купе, я плотно закрываю дверь и сползаю по стене на пол. Из груди вырывается вздох облегчения. Это только начало. Мне еще не раз предстоит вот так стоять перед толпой людей, которые ненавидят и презирают меня не меньше, чем трибуты-соперники на Арене. Но я уверена, что выступать перед жителями родного Дистрикта гораздо сложнее. Продолжаю убеждать себя в этом, но очень не вовремя вспоминаю о Седьмом и убитой мной Эмили. Чувствую, кошмары сегодня ночью мне обеспечены. Еще раз вздохнув, поднимаюсь на ноги и, отшвырнув сумку в сторону, отправляюсь в душ. До ужина не больше десяти минут, поэтому медлить не стоит: у меня нет настроения выслушивать нотации Эффи на тему моей непунктуальности.