Орлиное гнездо (СИ)

- Я не стану ничего выбирать здесь – у меня все есть, - тихо проговорил Корнел. – Если тебе что-нибудь нужно, покупай! Но нам следует беречь деньги!

Он взял ее за руки; ласково прижал их к ее животу.

Иоана покраснела и ответила:

- Нет, мне тоже ничего не нужно!

И они ушли, оставив хозяев в недоумении - и с еще менее лестным понятием об их вежливости.

А когда пришли домой, застали большое горе: занемогла госпожа Кришан. С ней было то же, что постигло недавно Тудора: такая же непонятная лихорадка, жар, потеря памяти…

Как будто что-то преследовало их, чей-то дух, чье-то отмщение - или трупное зловоние разрушенного замка отравило бежавших. Или отлились им слезы и кровь простых людей… Кто в этом нечестивом мире мог назвать себя невинным?

Не помогли ни немецкие лекари, ни молитвы: через два дня Катарина умерла.

Ее похоронили здесь, внутри ограды православного храма, - и отслужили торжественную заупокойную службу и по ней, и по Тудору. Иоана стояла рядом с отцом, и они оба плакали; Иоана всхлипывала, кусая губы, а лицо боярина было неподвижно, и слезы беззвучно сбегали по нему, теряясь в бороде, в которой осталось совсем мало черных волос. Казалось, тот, кто дотронется до его мокрой щеки, немедленно умрет в страшных корчах – Раду Кришан выплакивал застарелый, сильнейший яд своего окаменелого сердца…

А потом он оставил своих спутников в доме Поэнару – сам опять отправился говорить с семиградцами. Нужно было понять заранее, насколько возможно, - к кому теперь расположен молодой Корвин и его наставник, архиепископ*. Венгерские владыки были переменчивы… так же, как и валашские: но венгры были ненадежны куда более… Влад Дракула для короля – как лютый цепной пес для умного и хитрого человека… Они все для него – такие псы, пока отпугивают турок.

Но что, если однажды пес покажет такой же человеческий разум, как светлейший венгерский король, покровитель искусств и мудрости, - разум, который в соединении с мощью, беспощадностью и бесстрашием Влада породит завоевателя и тирана, какого мир еще не видывал?

Раду Кришан был привычен к крови – но не желал видеть, как мир будет в ней утоплен, чтобы напоить зверя в человеческом образе; да ведь такая жажда и неутолима, и с каждой одержанной победой распаляется все сильнее!

А пока Раду Кришан вел свои тонкие переговоры, Корнел и Иоана сидели вместе в комнате дома Поэнару – и беседовали, держась за руки. Иоана сейчас смотрела на мужа с удивлением.

Корнел казался ей простым человеком – она любила его не меньше, а даже больше за его простоту и прямоту, которые казались ей достоинствами, отличающими лучших мужей; но теперь он удивлял ее не меньше, чем отец.

- Я прежде принадлежал к ордену Дракона, - сказал Корнел. – К тому самому, в честь которого был поименован отец князя… меня посвятили совсем юным.

- Но ведь это венгерский, католический орден! – удивилась Иоана. – И разве он все еще существует? К тому же, к нему принадлежат только знатнейшие мужи: кто тебя…

Она догадалась, кто посвятил его, и осеклась, глядя на мужа с изумлением и страхом. Корнел невесело рассмеялся.

- Да, моя возлюбленная жена, это был князь, которого я предал. Он разглядел меня среди красивых и сильных отроков Тырговиште – у него очень зоркий глаз, как и превосходная память, - и подошел ко мне, и сказал, возложив руку на плечо:

“Ты из тех, кто не ведает страха, юноша! Однажды я сделаю тебя хранителем знания, которого обыкновенные смертные недостойны даже коснуться. Идем со мной!”

- Мой князь повелел мне, - с ожесточением продолжал Корнел, - и я пошел. Мне тогда было тринадцать лет, и я уже служил в городской страже. Увидев, на что я способен, господарь принял меня в свою дружину, а потом посвятил… да, я более знатный рыцарь, чем твой родовитый отец! – усмехнулся он вдруг. – То есть был им, пока не предал все, чему служил!

Он уронил голову и схватил себя за волосы.

Иоана некоторое время молчала, в изумлении и жалости. Потом сказала:

- Что же это было за посвящение?

- Я не могу сказать, - глухо ответил Корнел. – Это строго-настрого запрещено говорить!

Иоана вдруг заподозрила, что речь о чем-то столь ужасном, что у Корнела не поворачивается язык. Жалел ли он, что предал свой орден, - или был рад, что его к этому вынудили?

- Так это орден католиков или нет? – спросила Иоана.

Корнел глубоко вздохнул, глаза его заблестели.

- Это орден христиан, борющихся против неверных… Но о нем нельзя говорить с тобой. Напрасно я сказал.

Иоана поняла, что теперь Корнел будет или лгать, или уклоняться: и больше она ничего от него не добьется. Она с нежностью и состраданием взяла Корнела за руки.

- И это то, - тихо проговорила Иоана, - что ты назвал более важным для мужчины, чем любовь?

- Да, - резко сказал Корнел.

Иоана покачала головой.

- И ты мог бы пожертвовать мною, нашим ребенком… своим отцом и матерью ради ордена?

Губы Корнела дрогнули, но он с усилием ответил:

- Да…

Иоана усмехнулась.

- Тогда ты правильно сделал, что развязался с ними! – резко ответила она. – Что это за священный долг, который требует от мужчины лишиться человеческого сердца? Что останется у тебя, если ты лишишься любви?

Корнел улыбнулся.

- Я этого так и не узнал, - тихо ответил он. – Вы не дали мне времени…

- Это Бог тебя спас! – сказала Иоана.

И вдруг, увидев страдальческое лицо Корнела, бросилась ему на шею, и он крепко прижал ее к себе. О, какой сладкой мукой она для него была – и он для нее!

- Бог тебя спас, - прошептала Иоана, поцеловав мужа. – Помни, что на все на свете воля Божья, и никакая иная!

- Да, - тихо ответил Корнел, - конечно.

Через два дня они выехали в Венгрию.

* Янош Витез, священнослужитель и мыслитель-гуманист, в значительной степени определявший политику Матьяша Хуньяди в начале его правления.

========== Глава 30 ==========

Корнел совсем немного понимал по-венгерски – Иоана говорила на этом языке тоже не слишком-то хорошо, но лучше его; к тому же, могла по-венгерски читать. Корнел, привыкший быть лучшим во всем, за что ни брался, совсем упал духом: он окончательно почувствовал себя болваном, дикарем, чьей силой, пересмеиваясь, распоряжаются умные, богатые и бесчестные.

Иоана предложила мужу учить его иноземному языку, когда им выпадет свободная минутка, - и хотя Корнел был не слишком доволен таким положением ученика жены, он согласился. Глупец тот, кто отказывается овладевать оружием, которое может пригодиться в любой миг!

Но теперь он мог отвлечься от того, чем был занят всю свою короткую и суровую жизнь, и посмотреть, что еще есть на свете, кроме воинского ремесла. А в Венгерском королевстве было на что посмотреть. Пусть в нем было ненамного спокойней, чем в Валахии, - опасностей Корнел не боялся: а богатство и блеск замков, церквей, одежд рыцарства и духовенства, путешественников разных родов заставляли глаза разбегаться. Теперь было начало лета – и путники застали Венгрию в самом цвету: огромные виноградники, сады, посреди которых высились светлые дворцы, не омраченные смертною тенью…

Конечно, не все и здесь было благополучно: во множестве бродили по дорогам нищие и увечные попрошайки, которые в Венгрии попадались куда чаще, чем в Валахии, обчистить могли с еще большей легкостью, чем в Валахии, - но стоило вспомнить, что за рука и какими способами навела такой железный порядок в валашском княжестве, как пропадала всякая охота ему радоваться. В более пестрой и беспечной Венгрии и дышалось легче. Иоана слышала от отца, что молодого короля уже прозвали Справедливым.

Как же было не поверить в это – когда за всю дорогу им не встретилось ни одного трупа, истлевающего на колу! Как ново это было – наслаждаться видом даров Божьих, не отмеченных перстом дьявола! Одного такого пугала, торчащего посреди полей, было достаточно, чтобы испоганить взращенный на них хлеб…