Орлиное гнездо (СИ)

- Христиане! – рыкнул он, увидев, что ему готовы внимать: Дракула улыбался. – Больше не будет над вами этих изменников, которые сосали вашу кровь! Ваш князь расправился с ними, и сейчас их будут казнить!

Он помедлил, видимо, ожидая восхвалений – он многократно слышал их прежде от простого люда, избавленного от непосильного боярского ярма; но мужики Кришанов только угрюмо притихли. Кто-то бормотал молитвы, кто-то – плакал.

- Они были добрые господа! – вдруг выкрикнул один из середины толпы.

Дракула сверкнул глазами, вытянул могучую шею, точно выискивая – кто это осмелился обругать его правосудие; впрочем, смельчак уже замолчал.

Среди крестьян произошло движение, как будто они стремились упрятать своего языкастого товарища подальше.

- Кто это сказал, что они были добрые господа? – громыхнул князь так, что все вздрогнули от страха. – Кто это хочет к тем, которые уже здесь у меня? Ну?..

Он махнул рукою в сторону связанных обитателей замка, которых выволокли наружу; рядом сильные дружинники уже рыли ямы для кольев. Князь вдруг подскочил к первому из них и вырвал у него заступ.

- Нет, погоди! – усмехнувшись, приказал он своему дружиннику, всадив заступ в землю. – Не твое это дело, не воинское! А пусть-ка выкопают те, кто к этому привычен, - послужат христианскому делу и своему князю!

И крестьяне были вынуждены копать ямы для прежних своих господ – большой любви к ним они не испытывали, повинности бывали нелегки, но еще больше ощущался страх перед освободителем, который прошелся по земле Кришанов огнем и мечом… и сразу начал раздаривать такие милости.

- Что это у вас? Палки? Давайте сюда! – выкрикнул господарь, ужасно довольный остроумным решением. – Как кстати вы их принесли!

Впрочем, мало принесенных крестьянами дрекольев пригодилось – оказались слишком коротки, чтобы вздевать на них людей в полный рост, и пришлось обтесывать новые, на что были отряжены все те же поселяне.

Когда воздух наполнился криками казнимых, князь, смеясь, предложил крестьянам – кто захочет – подойти, обругать и поплевать на них. Теперь им ничего за это не будет! А сколько раз, должно быть, хотелось!

Передние крестьяне послушно придвинулись ближе – но плевать и браниться никто не стал. Не то из жалости к казнимым – не то из страха перед тем, как поступят с выскочкой, заслужившим внимание Дракулы.

- Они вас всех венграм и туркам готовы продать! – крикнул князь, кивая на колья. – Радуйтесь, христиане, что я вас освободил!

Но христиане молчали; мало кто различил слова князя сквозь стоны и крики умирающих. Впрочем, долго стоять и слушать господарь их не заставил – отправил народ копать могилы для павших со своей и с боярской стороны.

Кришаны и их уцелевшие люди выбрались из-под земли, когда уже забрезжил рассвет: хотя бы получилось осмотреться. Они радовались, что наступил май и холода миновали: иначе могли бы простудиться насмерть, особенно те, кто послабей!

- Куда мы теперь пойдем? – с бесконечной печалью спросила Иоана. – Ведь коней у нас нет!

Она привычно посмотрела на отца, который всегда все знал. Муж обнял ее за плечи, отогревая, и нежно взял ее руку.

- Коней нет, верно, - согласился Раду со зловещим спокойствием. – Так пойдем пешком! Пока не добредем до добрых людей, которые дадут нам приют!

- А есть ли еще такие? – спросила Катарина.

- Есть, жена, - ответил боярин. – Князь в Трансильвании не хозяин, как бы ее ни пограбил! И нас он имени и чести не лишил, слава Господу, – найдется про нашу честь и кров, и стол!

Он нахмурился, прикидывая, чем у него найдется заплатить… если придется; но и тем, что они захватили с собой, Раду Кришан был все еще богат! Людей с собой они увели немного – хватит и их прокормить; да ведь и Семиградье по-прежнему стоит за спиной.

Раду пристально посмотрел на Василе Поэнару, который не смел никуда деваться, хотя уже и отпал от их семьи: но куда он теперь от них пойдет, когда связан с ними кровью Марины?

И, самое главное, - куда пойдет, не умея себя защитить?

Князь тянет у трансильванцев деньги на свои бесконечные войны – что ж, Раду Кришан может доить их с таким же правом. Особенно теперь.

“Венгрия, Венгрия… Вот у кого находил помощь и Дракула, который теперь от этого открещивается и кивает на бояр, как на причину всех зол! Мы бежим в Венгрию и предстанем пред очи Матвея Корвина: он благосклонно примет нас… Быть может, Цепеш даже оказал нам услугу, что сжег за нами мосты. Теперь у нас куда как больше сердца на него, чтобы действовать!.. ”

- Идемте, дети, - велел боярин всем, кто был с ним. Он двинулся вперед – в разорванном плаще, в окровавленном и прожженном до дыр кафтане, но с высоко поднятой крупной головой. Чем больше битв она переживала, оставаясь на плечах, тем более гордо хозяин держал ее. Победы, поражения… что в них!

Главная победа – это невредимой вынести честь свою из боя и заслужить еще большую: пусть же прочее остается на волю Божью!

Корнел и Иоана шли, прижавшись друг к другу; Корнел держал Иоану за руку, как чудом уцелевшее сокровище. Раду мельком взглянул на детей с сумрачной улыбкой. Как красивы они были вместе!

И Иоана станет матерью, так ей суждено. Что ж, Иоане только пятнадцать лет – и мало кто из знатных жен может сравниться с нею…

Как Бог положит!

И он долго, любовно и печально, глядел на Корнела.

Беглецы нашли приют – нет, не перевелись еще в Трансильвании знатные люди, ненавидевшие Дракулу! Было совсем светло – но Иоана, не спавшая ночь, в тягости, в горе, не держалась на ногах. Ее уложили спать под присмотром Корнела, который тоже, впрочем, вскоре заснул.

Бедные молодые супруги – или счастливейшие из молодых супругов?

Они сейчас могли держать друг друга в объятиях, утешаться друг с другом, но какою ценой? Можно ли купить чистую любовь кровью сестры, кровью ее сердца, сухоткой ее души?

На их молодых и прекрасных лицах была печаль… печаль, искони звучавшая и в любви, и в песнях румын: счастье никогда не дается просто так, счастье не дается надолго! И вино победителей всегда окрашено кровью.

Сон, отуманивший Корнела Испиреску, был тяжел: мудрено ли, после стольких испытаний? Но Корнел мог бы спать спокойно, даже после многих смертей, которые причинил, - его сердце умело надежно защищаться от чужих страданий, как сердце любого воина. Но один образ неизменно стоял перед ним, преследовал душу спящего в ее беззаботных и бездумных странствиях: это была Марина, которая не говорила ни слова, а глядела ему в самое сердце.

Упрекала ли она его? Или, может быть, тосковала и томилась – этот темный и сильный дух, снедаемый голодом, который один только Корнел мог бы утолить?

Смогла ли она наконец полюбить, ничего не желая взамен? Нет – Марина Кришан никогда не была способна к такой любви!

Корнел резко проснулся и увидел, что жена смотрит на него с беспокойством.

- Мне снилась твоя сестра, - прошептал он. – Марина…

Он попросил бы Марину уйти – но какое право он имел так сказать ей, пожертвовавшей ему собой?

Иоана все поняла – и заплакала о Марине, и Корнел заплакал вместе с ней.

- Может быть, это только бред, - прошептала Иоана. – Только сон!

Она не знала теперь – желать ли, чтобы Марина ушла безвозвратно, может быть, пропала… ушла к Господу? Но где это место – у Господа, почему никто из живых не видал его? Или же продолжать видеть Марину, знаться с нею в таком страшном, низком образе?

И как им назвать ее теперь?

- Но ведь она не могла стать нежитью, ее должны были сжечь! – испуганно сказала Иоана.

- Думаю, и сожгли, - согласился Корнел. – Но, должно быть, ей и не нужно ее тело, - ведь и бренные тела, которые умершим возвращаются в воскресении в Судный день, к тому сроку истлеют! Или Марина восстала из праха?

Корнел был растерян.

- Может быть, она жаждет отмщения?

“Она жаждет не отмщения – она жаждет меня!”