Любить нельзя ненавидеть (СИ)

— Кто стоит над тобой? Чей приказ ты выполняешь?

Продолжал Робин, словно не замечая слов, сказанных нарочно, с целью разозлить и кольнуть побольнее. Напрасный труд, он уже давно не переживает о той, своей прошлой, жизни. Не жалеет, и ничего не вспоминает, старается, по крайне мере.

— Назови мне имя, — повторил Гуд.

Не стал. Громко засмеялся, но не поднял лица.

— Это ведь так очевидно. Так просто!

— Послушай меня, я устал играть в твои игры, — Робин схватил парня за остатки рубашки и хорошенько вздернул. — Скажи мне имя, и я обещаю: ты умрешь не так мучительно, как я хотел. Говори же!

— Вы сами вскоре лично увидите того, кому я служу…

Лучник поднял мужчину и прошептал в последний раз:

— Говори.

Безумная улыбка. Голос, до самозабвения уверенный во всех сказанных словах. Важное признание, шепотом по слогам:

— Бе-ло-снеж-ка.

Комментарий к Молитесь, Ваше Величество. Часть 7. Игра в ненависть.

Как бы я не кичилась независимостью от чужого мнения, мне все же очень интересны Ваши мысли по поводу работы. Критика, предположения, мнения только приветствуются. Порадуйте автора

========== Молитесь, Ваше Величество. Часть 8. Бал. ==========

Счастье — временная стоянка, а не пристань. Было бы слишком наивно оставлять свой корабль в столь ненадежном месте. Реджина давно поняла: счастье — точно не ее остановка. Она была верна указу матери, учителя, а после и самой жизни, что не раз преподносила слишком болезненные уроки, выцарапала конспект на костях. И этому алгоритму Королева следовала долгое время. Слишком давно за холодной улыбкой и надменным взглядом скрывала себя настоящую. А осталось там хоть что-то от той, прежней Реджины? Девушки, которая по утрам вплетала в косы бирюзовые ленты; девушки, что верила в чудеса и была невинна в помыслах души; девушки, разочаровавшейся в своей сказке.

Она стремилась разрушить все быстрее, чем это сделает кто-то за нее.

И, закрывая глаза, она видела тьму собственного сердца, чернее, чем благородный бархат, что она носила в знак постоянного траура былого чистосердечия. Закрывая глаза, она вновь убивала, чувствуя, как кровь убиенного ею скользит поверх ее вен. Закрывая глаза, она вновь оставалась одна наедине с одним и тем же кошмаром.

Реджина открыла глаза и глубоко вздохнула. Очередной страшный сон, одно из немногих искаженных воспоминаний из прошлого. Кошмары чередуются, но идут не по порядку. Одна ночь — один сон. Но сегодняшний был особенный. Новый, наверное, оттого до невозможности реалистичный. Белоснежка с кровью на руках, ее кровью. В ладони прах от сердца, только что раздавленного сердца, но оно уже не принадлежит Королеве. И, восстанавливая сон кадр за кадром, она понимает, чья смерть отражена в горстке темного пепла…

— Робин, Робин, — тихо шепчет его имя, судорожно ища ладонь разбойника рядом.

Находит.

— Реджина? Что случилось? Кошмар? — Робин хотел было освободить свою руку, чтобы обнять ее, но Королева слишком крепко сжала его пальцы.

Они уже оба сидели в постели, в полутьме спальни, не освещенной сегодня третью растущей луны. Лишь отголоски света попадали внутрь, рассеиваясь, так и не достигнув их лиц.

— Любимая. Реджина, — шептал лучник, целуя ее в плечо. — Не молчи.

— Они хотят прийти сюда и станцевать на моих костях…

— Что?

— … Думают, что смогут победить, уже смогли. Но я еще буду бороться.

Не поворачивая к Робину голову, словно в бреду, шептала эти слова, не успевая перевести дыхание. Разбойник прижал ее к себе, укачивая на руках, пока она не замолчала, а затем так же тихо заговорил сам:

— Мы будем бороться вместе, Реджина. Во чтобы то ни стало, я никому не позволю причинить тебе вред. Если случится, я умру за тебя, но никогда не позволю тебе сталкиваться со всем этим самой.

Когда лучник заговорил о жертве, она замерла. Не в этом ли пророчество ее сна? Смерть Робина — цена за ее спасение. Если так, то это будет самая дорогая сделка в ее жизни.

— Нет, — выпрямилась, но не смогла сбросить его рук со спины. — Я не позволяю тебе рисковать собой. Я справлюсь сама.

— Знаю, милая, — радуясь, что Королева поборола эту истерику, лучник поцеловал ее в висок. — Но я все равно буду с тобой. Всегда. А теперь засыпай.

И этот сон повторялся каждую ночь, изо дня в день пророча ей пережить смерть Робина заново, более реалистично. В конце концов, она уже боялась спать, предпочитая в полудреме чувствовать теплые ладони разбойника на талии, спокойное дыхание, греющее макушку. Чувствовать, что он жив, рядом и точно никуда не уйдет этой ночью. Таких ночей было немного, но и они давались трудно. Однажды она все же заснула крепким сном, который оказался совсем без сновидений.

Вздрогнула от тихого скрипа двери: просто уже давно проснулась. Осталась в постели, забываясь в тепле и запахе того, кто вошел в ее покои.

Робин тихо затворил дверь, надеясь, что не помешал сну Королевы. Она не подала виду, что проснулась, не открыла глаза, ожидая действий разбойника. Бурбон, в это время лежавший на другой половине кровати, словно понял, что может помешать, спрыгнул с постели и устроился на ковре. Лучник не заставил себя долго ждать. Скинув сапоги, он осторожно лег рядом.

— Просыпайтесь, моя Королева, — полушепотом в волосы, полупоцелуем в висок пустил дрожь по ее телу, вызывая улыбку на забывших о притворстве губах.

— Еще немного, — ответила она, кутаясь в одеяло.

— Прямо сейчас, — руки разбойника скользнули под одеяло и нашли ее талию.

Кончики ледяных пальцев посчитали ребра, а затем вновь легли на талию, пока она старалась избежать холодных прикосновений.

— Робин! Руки! — максимально отпрянув от него, спряталась с головой, желая согреть остывшую кожу.

— Прости, — нагло смеялся лучник. — Иди ко мне. Холодные только руки.

Недоверчиво покосившись на него, все же придвинулась ближе. Обнаженное женское тело согревало сквозь одежду, даря тепло замершему разбойнику. Этим утром он успел выполнить все свои обязанности и обещания по поводу сопровождения Ее Величества во дворец царя Мидаса. И, будучи уверенным, что Королева уже встала, он собирался полностью осведомить ее обо этом. Но в тронном зале было пусто, в кабинете тоже, и каково же было удивление лучника, когда он увидел ее здесь. Уже полдень, а эта девчонка даже не думала встать с постели. Уютно устроившись среди подушек и одеял, соблазнила Гуда этим спокойствием и минутами наедине. Даже если б пришлось лишь издали наблюдать за ее умиротворением.

— Ты не ходила обедать?

— Нет.

— И твой отец не пытался вытянуть тебя из постели? — умиляясь ее мычанию в шею, спросил мужчина.

— Он даже не заходил, — чуть потянувшись в его объятьях, еще сонным голосом продолжала она.

— Тогда это сделаю я, — угроза, а затем и резкий рывок заставили ее испугано распахнуть глаза.

Он поднял ее на руки, стараясь не обращать внимание на капризы женщины, а еще лучше на приятное тепло обнаженного тела, что так стремилось покинуть его объятья.

— Робин, куда…? Не надо.

Сжимается в его руках, скрывая длинный шрам на животе, так и не вылеченный лекарем и мазями — след того покушения. Стала стыдиться этого изъяна. Разбойника поначалу забавляло ее милое стеснение. То, с какой неохотой она раздевалась рядом с ним, постоянно скрывая шрам, как запрещала прикасаться к себе во время близости, почти в темноте — это перестало быть забавой, вызывая лишь огорчение разбойника. Он не хотел, чтобы она стеснялась. Не с ним. Но Реджина была упряма, впрочем, как и всегда. Она действовала по-своему, чаще всего оставаясь в ночной рубашке каждый раз рядом с ним, лишая лучника возможности любоваться идеальным телом, которое ничуть не померкло в его глазах даже с этим изменением.

— Не прячься, — вернул на постель, дабы она не оказалась на холодном полу, позволил ей встать на колени, сравнявшись с ним ростом. Вопреки ее ожиданиям, Робин не ушел. Ласково касаясь шеи ладонью, провел через грудь к животу, где задержался на ране. Реджина буквально заново ощутила холод лезвия на коже, хоть пальцы разбойника были теплые, а движения осторожные — абсолютно не то же самое, что в тот день.