Старик и ящер (СИ)

Богиня некоторое время смотрела на нее, словно силясь хотя бы отдаленно уловить смысл сказанного, затем произнесла несколько слов, непонятных Эйзе, улыбнулась и склонилась над виверной. Осмотрела ее раны, затем велела что-то своим детям, и несколько чудищ тут же исчезли в боковых переходах – видимо, исполнять повеление.

Гигантская цепколапая тварь, напоминающая тех лесных уродцев, на которых охотилась пантера, принесла богине нож и иглу, а ее сородич – большую бадью воды. Эйза была уверена, что Мать чудовищ станет мыть и зашивать раны, а ей больше не останется тут дела, но богиня внезапно улыбнулась и протянула руку к пантере. И – удивительно – чудище, живущее в отражениях предметов, подошло к ней и, словно отдыхая после долгой дороги, легло у ее ног.

– Нет более желанного удела для тех, кто устал в пути, – сказала Эйза. – Нынче я прощаюсь с тобой, дорогой друг. Отдохни и наберись сил, но не забывай выходить по утрам на пляж и ждать меня. Боюсь, когда буду возвращаться, не найду спрятанный лаз.

С этими словами она поклонилась Матери чудовищ и отступила в коридор, ведущий обратно к пляжу.

Пляж был пустынен: ни виверны, ни охотника, ни пантеры, ни средней смерти, ни даже птиц. Тишину нарушал лишь мерный плеск волн, набегающих на берег. Южный ветер Гаруда правил здесь безраздельно, но очень скоро Эйзе надлежало покинуть его владения, придя в место столь же горячее, сколь безжизненное. Нынче, когда следовало преодолеть последние версты, путь казался сложнее всей предыдущей дороги.

Не давая себе предаться унынию, Эйза сбросила одежду и осталась нага: ни оружия, ни украшений, ни амулетов, ничего, что она могла бы взять с собой. В страну огня и камня ей надлежало брать только саму себя.

Входя в воду, она кричала:

– Помни, я принесла тебе кровавый дар, господин юга! Охрани меня в пути и помоги добраться до огненного обруча невредимой!

Пространство глотало крик, и нельзя было понять, слышит ли Гаруда. Вскоре Эйза прекратила просить, уйдя с мелководья, и поверхность моря сомкнулась над ее головой.

Глава девятая. Очаг всех пожаров

Говорят, и не без основания, что, сочетаясь с кем-либо браком, можно уподобиться ему. Но мало кто говорит, что, будучи проглоченным, можно уподобиться тому, кто проглотил. Побывав в желудках у десятка гидр, Эйза полюбила воду. Ни волны, ни сильное течение больше не были ей страшны. Словно гидра, плыла она вдоль берегов Лаурадамана, изредка оглядываясь на сушу. Пару раз она даже пробовала выйти на берег и пройти по пляжу, но чем западнее плыла, тем больше палило солнце, и вскоре его лучи стало совершенно невозможно терпеть над водой. Тогда Эйза задерживала дыхание и ныряла: сердце редко отбивало меньше тысячи ударов прежде, чем она поднималась за глотком воздуха. Нынче она была водным хищником, змеей о девяти головах, и все морские чудища, словно видя в ней гидру, убирались с ее дороги.

Несколько раз Эйза видела огромных золотых рыб длиной с человека, проплывающих совсем неподалеку, но больше никого, кроме крошечных барбусов, не замечала. Мелководье, вдоль которого она плыла, боясь отдалиться от берега, не отличалось разнообразием жизни. Лишь моллюски да водоросли попадались на пути. Рассказы о богатых коралловых рифах, разноцветных, словно дом в большой праздник, не раз приходили ей на ум, и Эйза мысленно вопрошала Небесного Отца, где все это великолепие.

Но то ли великолепию не место было у берегов Западного Лаурадамана, то ли его вовсе не было на свете.

Берега Западного Лаурадамана начались неожиданно быстро, на второй день пути. И хотя на первый взгляд они мало отличались от берегов Срединного, гнетущее чувство безжизненности висело над всем краем. Потому Эйза редко прибивалась к суше, предпочитая видеть ростки жизни под водой. В первый день пути вдоль этих берегов она еще видела убогие поселения из глины и сухой травы, но вскоре исчезли и они. Чем ближе подходило море к огненному обручу, тем меньше жизни оставалось кругом.

Вскоре стали попадаться невысокие горные гряды – преддверие вулканического кольца. Здесь жизни почти не было, и, верно, можно было не бояться чудовищных червей, о которых рассказывала Радб, но солнце было страшнее всех червей вместе взятых, и Эйза продолжала плыть.

Она остановилась, лишь когда гряды стали высокими и сплошными и в сердце огненного обруча можно было пройти лишь по суше. Здесь обитал Сабхати, и здесь подошло к концу ее путешествие.

Выйдя из воды, она словно очутилась в сердце огромного костра, так жарко было кругом. Солнце палило нещадно, и даже спасительный песок встречался здесь лишь местами. Сухая, замершая в вечном предсмертии земля да раскаленная порода, составляющая вулканы, – вот чем был знаменитый огненный обруч, близ которого не ходил никто из живых. Она покинула царство Гаруды, где можно было просить защиты у моря, и явилась в вотчину Сабхати, царя засух, что купается в вулканах и спит у огненного сердца земли.

Неустанно держа в голове мысль о скором завершении путешествия, Эйза медленно шла вдоль горной гряды. Все эти горы были вулканами, ни одна из них не засыпала надолго, и оставалось лишь гадать, где найдет она логово Сабхати: здесь или через несколько дней пути, когда ни капли воды не останется в ее теле. Как она будет идти, если усохнет, как труп, выброшенный на солнце? Некоторое время Эйза крутила в голове эту мысль, затем отбросила ее. Пылающая кругом жара норовила растворить все мысли, даже ту, которая вела ее сюда. Временами Эйзе казалось, что она не одна: память тут же услужливо подсовывала рассказы прислужниц о страшных червях, что обитают в песке и утаскивают добычу, если та неосторожно ходит. Но тут было так жарко, что даже черви, живущие в бесплодной пустыне, не осмелились бы селиться на этих предгорьях.

Тогда Эйза останавливалась, поднимала голову к ближайшему вулкану и кричала так, что сотрясалось подножие горы:

– Сабхати, господин запада, царь засух, явись мне и говори со мной!

Но то ли Сабхати был далеко, то ли не слышал ее, то ли вовсе не хотел слушать. Ни единого жаркого дуновения не ощущалось кругом, и ветер западный словно бы погрузился в глубокую спячку.

Эйза устала идти, но присесть было невозможно: голая земля обжигала ноги, словно печь, и единственным способом избежать ожога было непрестанно двигаться вперед, не удерживая стопу на одном месте. В конце концов, Эйза потеряла надежду дозваться до Сабхати и надеялась лишь на ночь, которая уймет солнце и принесет долгожданное облегчение. Страшные видения рождались в ее мозгу, питаемые горестными мыслями, но она гнала их прочь, твердо вознамерившись потерять здесь лишь воду, но не рассудок.

Солнце клонилось к закату, и сумерки, поначалу незаметные, все быстрее вступали в свои права. Здесь, на далеком юге, темнело скоро, и, пускай земля еще не успела отдать воздуху накопленный за день жар, солнце больше не палило с неба. Эйза прошла еще полверсты, плетясь, как черепаха, пока земля не сделалась прохладной настолько, что на нее можно было лечь. Тогда она рухнула как подкошенная и не двигалась много часов, пока белый от жара диск вновь не начал вставать над миром.

Эйза шла день, а за ним ночь, непрестанно выкрикивая имя Сабхати и не слыша в ответ ни слова, ни завывания ветра. В полдень она пряталась в тени вулканов, но тень постоянно двигалась, и Эйзе приходилось двигаться вслед за ней. Несмотря на то, что она почти все время скрывалась от солнца, второй день пути выпил из нее больше сил, чем первый, и, рухнув во второй раз на землю, Эйза не была уверена, что поднимется. Так ли чувствовал себя ящер, блуждающий в поисках Синей звезды? О нет, тут же поправила себя Эйза, он блуждал лишь в благословенной Герне, и если и грозила ему смерть, то в жаркой схватке, в крови и пыли, а не под безжалостным солнцем, без единого глотка воды.

Болезненный сон быстро окутывал изнеможенное тело, и не было в нем ни звука, ни цвета, ни единого видения, которое обычно является спящим.

Эйза проснулась от мерзкой удушающей вони, пробравшейся в ноздри и встревожившей все ее существо. Распахнув глаза, она попыталась вскочить, но все ее члены словно были размолоты гигантскими жерновами. Казалось, во всем теле не осталось ни единой целой кости, ни одной мышцы, которая не была бы разорвана. Эйза знала, что это обман чувств, порожденный жарой, но с трудом держалась на ногах, пытаясь сосредоточить взгляд на окружающем пространстве.