Старик и ящер (СИ)

Они шли вдоль луга и несли ее на руках, и овцы косились на них коричневыми влажными глазами, впервые видя в своей однообразной жизни что-то необычное.

Глава восьмая. Кровавый дар

Поля и пастбища Гала-га-Номы остались позади. Осталось позади и пустынное сердце Суалафи. Дорога привела Эйзу в область Лесги, самую большую из шести областей Срединного Лаурадамана.

Она снова была одна. Пантера шла медленно и устало, утомившись от жары и долгого перехода, то и дело зарываясь лапами в песок. Но идти ей оставалось недолго: вскоре скалистые пляжи южного берега показались вдали. Именно здесь Эйза решила покинуть свою спутницу и оставить отдыхать: дальнейший путь ее лежал по воде до самого огненного обруча, ибо Эйза уже смирилась с мыслью, что не сможет добраться до вулканической гряды по суше. Бесконечные пустыни и жуткие черви, роющие свои ловушки в песке, наводили на нее ужас. Солнце там жгло беспощадно, и меньше всего Эйзе хотелось сгореть или высохнуть под его лучами. Воду она тоже не особенно любила, но разве, побывав в желудке у гидры, возможно бояться воды?

Так они подходили к скалам на морском побережье, когда до ушей их донесся истошный душераздирающий вопль. Пантера замерла. Замерла и Эйза на ее спине, напрягая слух. Некоторое время над берегом висела необычайная тишина, затем вопль повторился снова. Он не приближался и не удалялся, звуча на одной тоскливой ноте, словно раненое животное умирало где-то между скал. Но ни одно из знакомых Эйзе умирающих животных не кричало так истошно и жутко, словно хотело отпугнуть кого-то.

– Идем, – шепнула она пантере. – Нам нужно идти дальше. Если повезет, обогнем это существо.

Некоторое время кошка колебалась, но Эйза тронула пятками ее бока, и пантера нехотя поплелась вперед, то и дело останавливаясь и прислушиваясь к тишине.

Вопль больше не повторялся, но гнетущее безмолвие, повисшее над всем краем, не вселяло в путников надежды. Вскоре они обогнули череду скал и вышли на песчаный пляж. Море ласково лизало берег волной прибоя, но ни одной птицы не было заметно над водой. Лишь редкие крабы ползали на побережье, зарываясь в свои песчаные дома. Эйза огляделась. Пляж был пуст, если не считать крупного предмета цвета красной глины, выброшенного на берег в полуверсте от путников.

Возможно, то был обман зрения, вызванный набегающими волнами, но Эйзе показалось, что предмет шевелится. Некоторое время она раздумывала, стоит ли приближаться к неведомой жертве моря, но необъяснимое чувство толкало ее вперед. Эйза решила убедиться, что предмет, лежащий на берегу, неопасен и не будет угрожать ее плаванию.

Вскоре они подошли так близко, что до прибитого к берегу предмета осталось меньше десяти шагов. Это была виверна.

Крылатый ящер, так похожий на того, что хотела выкупить Эйза, лежал, распластавшись, на мелководье. Волны лизали его левое крыло, правое же было изломано, на плече виднелась широкая рана, уходившая под грудь и обнажившая белое пятно кости. Тяжелый, побуревший от крови дротик торчал в плече, но торчал странно, словно вонзенный в плоть не наконечником, а всем древком.

Опаска и сострадание боролись в душе Эйзы некоторое время – и сострадание победило. Опустившись на четвереньки, припадая к земле, словно хищный зверь, она подобралась к виверне. Ящер не удостоил ее взглядом: глаза его были полуоткрыты, но вряд ли он что-то видел. Тварь была невелика: Эйза и двух раз не смогла бы вытянуться на его хребте. Это придало ей мужества, и, подползя совсем близко, Эйза взглянула на дротик.

Что-то странное было в нем, но что – она не могла определить. Он не торчал, а словно лежал в ране, оба конца древка проглядывали наружу. Уперев ногу в бесполезное крыло, Эйза взялась за них с обеих сторон и осторожно потянула на себя.

Чудище взвилось так резко, что Эйза от неожиданности опрокинулась на спину. Уже знакомый жуткий крик раздался над самым ухом, и она зажала уши, чтобы не оглохнуть. Виверна попыталась схватить ее зубами, но рана подточила силы чудища, и тело плохо слушалось его. Лязгнув челюстями у самого горла Эйзы, тварь упала снова и больше не поднималась.

Дождавшись, когда она успокоится, Эйза подскочила к ней со спины и что было силы дернула дротик на себя. Он не был похож на обычное копье и напоминал скорее топорик: острое закругленное лезвие крепилось к древку в половину его длины. Такое оружие больше режет, чем пронзает. Виверна поднялась было следом, но внезапно передумала и упала. Кровь быстрыми ручьями заструилась из раны. Атра рассказывала, как помочь пострадавшим от глубоких ранений, но ни разу Эйзе не доводилось помогать кому-то вроде виверны.

Приподняв раненое плечо, она уложила крыло на небольшой булыжник, чтобы рана оказалась выше сердца, но перевязать ее не могла без того, чтобы не повредить мягкую перепонку крыла. Оставалось лишь одно средство, весьма мучительное для виверны, но способное избавить ее от заразы. Промыв рану водой из бурдюка, Эйза спустилась к морю, набрала в рот соленой воды и медленно выпустила на рану виверны.

Очевидно, у чудища еще остались силы сопротивляться, и оно взвилось, опрокинув булыжник, оттолкнув Эйзу. Дикие крики его слышны были, казалось, на другом конце земли.

– Я пытаюсь помочь! – в отчаянии закричала Эйза, но откуда виверне было о том знать.

Она билась на песке, словно пойманная в ловушку, и, верно, привлекла к себе хищников, потому что из-за скалы вышел юноша с дротиком в руке, похожим на тот, что вытащила из раны Эйза. Увидев женщину и кошку, он остановился на миг, затем что-то крикнул. Эйза не понимала слов, но голос его, надменный и дерзкий, не оставлял сомнений в его причастности к ранению твари. Эйза подумала, что юноша хочет добить виверну или забрать ее, и досада о напрасных усилиях овладела всем ее существом.

– Пошел прочь! – закричала она в ярости. – Уходи и никогда не возвращайся, иначе я забью тебя твоим же дротиком!

Она схватила окровавленное оружие и заступила полумертвую виверну.

Юноша замер на несколько мгновений, затем снова что-то сказал – уже спокойнее, но все еще упрямо, словно ребенок, желающий получить угощение. Он сделал было шаг к виверне, но Эйза двинулась ему навстречу почти бегом, занося дрот-топорик для удара. Пантера, видя, что подруга ее в беде, поднялась и тоже стала наступать на юношу. Опешив от их настойчивости, тот отступил на несколько шагов и примирительно поднял руки. Эйза и пантера замерли, но глаз с него не сводили.

– Уходи прочь, – прошипела Эйза с несвойственной ей злобой.

Юноша примирительно улыбнулся и, отступив, скрылся за скалой.

– Охотник, тоже мне, – устало пробормотала Эйза, опускаясь на песок. – Одно слово. Как думаешь, настоящие воины чистят лезвия топоров песком?

Пантера посмотрела не нее ничего не выражающим взглядом и опустилась на песок, деловито выискивая крабов. Эйза хотела вернуться к виверне и посмотреть, что еще можно сделать с раной, как вдруг знакомый крик сотряс воздух, и было в нем больше ярости и боли, чем звучало прежде.

Эйза обернулась, невольно схватив дротик. Знакомый уже юноша склонился над виверной и ударил ее топориком по шее, словно намереваясь отсечь голову. Виверна, даром, что была при смерти, нашла силы броситься на него и схватить за руку. Эйза не знала, ядовиты ли зубы этих тварей, но ужас, с которым юноша глядел на захваченную руку, подсказывал, что да. Челюсти крылатых ящеров сжимались с необыкновенной силой, но виверна была слишком слаба, чтобы откусить предплечье. Юноша занес топорик для следующего удара, намереваясь перерубить позвоночник, но Эйза подскочила к незадачливому охотнику со спины и единым взмахом сняла ему голову.

– Я дочь островного бога! – закричала она. – Я шла через леса и пустыни, меня рвали и пожирали, меня пытались утащить в мертвое озеро, я прошла столько верст, что ты и числа такого не назовешь, и шла я не для того, чтобы увидеть мертвую виверну!

Трудно сказать, кому оказала услугу эта смерть: юноше ли, должному погибнуть от яда и потери крови, или виверне, явно не способной пережить новый удар.