This one. Книга вторая. Ирисы под кровавым дождем (ЛП)

Бармен быстро принес им заказанные напитки. Его саке было подогретым, как было принято, а она заказала охлажденное. Странный выбор, более изысканный, чем его. В конце концов, в середине лета лед был дорог. Как это влияет на вкус?

Кеншин нахмурился, едва удерживая себя от того, чтобы заказать себе бутылочку, чисто из любопытства. Однако перед ним уже стояло прекрасное дорогое саке, а у него было не так много свободных денег, чтобы тратить их на прихоти. Вздохнув, он поднял чашку, которую она ему налила, приготовившись к неприятному испытанию. Хотя все, что он пил или ел, имело привкус крови, первые несколько чашек саке всегда были худшими. Но на этот раз богатый, глубокий, даже немного сладкий аромат окутал его язык.

Что? Но почему…? Кеншин удивленно уставился на свою чашку. Томоэ заметила его замешательство.

– Что такое?

– Я, о… – Кеншин сделал паузу, пытаясь подобрать слова. – Это было так давно. Саке приятно для меня.

– Это из-за праздника, – предположила она и предложила ему еще.

Не сказав ничего, Кеншин принял предложение и снова медленно потягивал саке. Аромат был силен, но не неприятен ни в малейшей степени. Почему? Он сомневался, что это из-за праздника, учитывая то, как мало он его волновал, но возможно… это из-за нее, потому что он больше не был одинок.

– У меня по-другому, – Томоэ нахмурилась, глядя на свою чашку в раздумье. – В последнее время я не могла наслаждаться саке так, как привыкла.

О… Кеншин заколебался. Если в словах Мастера была правда, то с ней тоже что-то не в порядке – боль или беспокойство повергают ее в состояние меланхолии. Однако если убийства придавали его саке вкус крови, то каков на вкус ее напиток? Возможно, это знание даст ему подсказку, как ей помочь? Кеншин колебался.

– Для тебя оно имеет плохой вкус?

– Нет. – Томоэ посмотрела на него. – Я чувствую, что больше не хочу зависеть от него.

Кеншин неловко отвел глаза, чувствуя себя немного глупо от своего предположения. Между ними повисла тишина, но в отличие от обычной, неудобная. Очень далекая от той спокойной тишины, когда никому не хочется говорить. Ощущение было почти гнетущим, серым, и он почувствовал, что должен его прервать, сказав что-то умное или шуточное, чтобы поднять ей настроение.

Но что ему сказать? Какие темы будут достаточно безопасными? Прошлое? Учитывая то, что он знал, ее прошлое должно быть болезненным, как и его… и почему ее должно волновать то, где он был до того, как попал сюда?

Попытаться поговорить о своей работе? Об Ишин Шиши? Идея еще хуже. Она ясно дала понять, как относится к его работе. О кендзюцу? Такой прекрасной даме, как она, это неинтересно. О его повседневной жизни в гостинице? Разве есть что-нибудь достойное в этом разговоре. Все, что он обычно делал, это избегал людей и спал.

– Когда я смотрю на ваш шрам… – Ее тихий голос вытащил его из размышлений. – Интересно, что люди видят в свой последний миг.

Кеншин сухо сглотнул, внезапно желая выбрать тему первым. Любая из его ужасных идей была бы лучше темы о его проклятом шраме! Однако он не мог игнорировать ее слова.

Если быть абсолютно честным с самим собой, Кеншин изо всех сил старался забыть злую красную линию на своей щеке и бой, в котором получил ее. Не из-за самого шрама, а из-за того, что та ночь была одной из самых больших его неудач. Он провалил задание от начала и до конца, и из-за него молодой телохранитель Мимаваригуми страдал и умер медленной мучительной смертью, хватая воздух в то время, пока его внутренности вываливались наружу. Пронзить его шею было самым гуманным действием, которое мог предпринять Кеншин, но даже это ничего не изменило. Теперь этот позор был только его ношей, потому что больше никто не помнил об этом.

Кеншин вздохнул перед тем, как поднять глаза и встретиться с ее взглядом. Она выглядела грустной и несчастной.

– Вы говорите, что убиваете для того, чтобы другие были счастливы… но я не думаю, что это делает вас счастливым.

– Да, это так, – ответил Кеншин. – Я ненавижу это… Я ненавижу то, что это необходимо…

Однако прежде чем он смог продолжить, он заметил удивительно знакомую искру ки, быстро приближающуюся к ним. Она ощущалась слабой и неуверенной.

Да, но почему он…

А потом Иидзука-сан ворвался в бар и крикнул им:

– Уходите отсюда немедленно!

– Что случилось? – Кеншин в тревоге схватил свой меч. Заставить так бегать Иидзуку-сана могли только плохие вести.

– Идем со мной, я расскажу по пути.

Времени раздумывать не было. Кеншин схватил Томоэ за руку и последовал за Иидзукой через толпу.

– Кацура-сан в серьезной опасности, – объяснял Иидзука-сан торопливым шепотом, не замедляясь ни на миг. – Шинсенгуми узнали о встрече с Миябе и Тошимару. Мне нужно собрать людей и вести их прямо туда!

– Где она проводится? – потребовал Кеншин. В конце концов, место встречи лидеров Ишин Шиши менялось несколько раз после захвата Фурутаки, и теперь никто, кроме самых высоких чинов Ишин Шиши не знал, на какой тайной квартире она проводится.

– Саньо Каварамачи, в Икеда-я, – крикнул Иидзука-сан, бросив резкий взгляд на Томоэ, которую Кеншин все еще держал за руку, прежде чем убежать. Намек был очевиден.

– Ты должна вернуться в гостиницу, – серьезно сказал Кеншин. – Мне нужно идти. Если Кацура-сан в опасности, все может рухнуть сегодня.

Однако Томоэ твердо заявила:

– Я пойду с вами.

Это была худшая идея из всех возможных, но у него не было времени с ней спорить, когда Кацура-сан в беде. Кеншин схватил ее за руку и побежал.

В одиночку он был бы гораздо быстрее, но не было никакой возможности оставить ее. К тому же, Каварамачи было не так далеко от Гион, примерно в миле, или около того.

Она прекрасно поспевала за ним, и когда они подошли ближе к месту встречи, Кеншин замедлил шаг до прогулочного, пытаясь прочитать присутствие ки поблизости. Икеда-я должна быть где-то поблизости… Кеншин нахмурился, пересекая маленький темный переулок. Сразу за углом группа торопливых ки приближалась к ним. Рядом с ним белой тенью находилась Томоэ, тихая и мрачная. Однако это было небезопасно. Она на самом деле должна скрыться или бежать, она должна быть где угодно, только не здесь.

– Там впереди люди, – прошептал Кеншин. – Ты на самом деле должна повернуть назад. Это опасно.

Она крепче сжала его руку, ее глаза сузились. Ее как правило тихий и мягкий голос приобрел стальные нотки, когда она сказала:

– Я хочу увидеть. Я хочу посмотреть на вашу работу. Я хочу увидеть это собственными глазами.

– Стой, ты кто? – раздался крик впереди. – Остановись во имя Шинсенгуми!

Черт побери. Черт побери! Кеншин выругался про себя, рука легла на меч, когда он повернулся и увидел группу из шести человек, бегущих к ним. Их проклятые хаори с белыми пиками мелькали в лунном свете. Бежать было поздно.

– Вот он!

– Это, должно быть, убийца!

О боже, они знали обо мне? Они искали меня? Кеншин в панике замер на мгновение. А потом разум победил страх, и он выхватил меч, готовый защитить упрямую строптивую невинную девушку, стоящую за ним.

Первый напал, высоко занося меч, как были склонны делать многие Шинсенгуми. Кеншин уклонился и полоснул по животу. Но его удар… не разрезал его! Жилеты из цепей!

– Ты на моем пути! – прорычал Кеншин. – Прочь!

Шестеро нападающих эффективно заблокировали улицу. Не было никакого способа избежать убийства этих людей, когда Томоэ была прямо позади него, и они создают реальную угрозу для нее.

– Я Шигеске Хейма, прошедший обучение в Хокушин Итто-рю! – с гордостью выкрикнул первый, снова нападая на него.

– Мне все равно! – зарычал Кеншин и сконцентрировался, позволяя Кенте перетечь на свою сторону. Мир замедлился, и шестеро самураев стали не больше, чем препятствиями на пути.

Эти проклятые цепные жилеты не защитят их от него, объединенного с Кентой. Но концентрация такого количества ки в клинке может сильно замедлить его. Поэтому в таком узком месте гораздо эффективнее использовать проникающие удары или атаковать уязвимые, незащищенные места, как горло. Кеншин рванул вперед, его движения от скорости стали размытыми.