This one. Книга вторая. Ирисы под кровавым дождем (ЛП)

– Я не могу успокоиться. Я стараюсь и пробую… но не могу.

Ткань зашелестела, когда она откладывала ее в сторону. Она посмотрела прямо на него, потом решительно кивнула и сказала:

– Пожалуйста, позвольте мне.

Что? Кеншин сглотнул. Она грациозно поднялась на ноги и подошла к нему. Спокойно опустилась на колени рядом с ним, ближе, чем когда бы то ни было раньше, и полезла в карман рукава, доставая что-то. Гребень?

– Когда я была ребенком, моя мать так делала. Это очень успокаивает, – тихо сказала она, протягивая руку к его волосам и развязывая кожаный шнурок вокруг его хвоста.

Кеншин замер, крошечные волоски на загривке встали дыбом. Шею и затылок покалывало, мурашки пробежали по коже от ее прикосновения. Он был почти готов выпрыгнуть из шкуры, необходимость сбежать, уклониться от ее прикосновения была настолько сильной… но это же была Томоэ, и он доверял ей. И если она хочет это делать, если она считает, что это поможет… Кеншин зажмурился и решил, что не будет двигаться. Неважно, что она сделает, он не будет двигаться. Если она хочет, он позволит ей все что угодно.

Ее пальцы медленно прочесали его волосы. Затем она захватила их ближе к концу и начала распутывать кончики гребнем. Кеншин никогда особенно не заботился о своих волосах. Они росли свободно, и время от времени он разбирал пальцами самые спутанные места. Когда они загрязнялись, он промывал их водой, отжимал и оставлял высохнуть. До сих пор такой подход прекрасно работал.

Однако когда он наконец решился взглянуть на нее, она не казалась довольной этим. Ее глаза сосредоточенно сузились, пока она прочесывала колтуны, стараясь не дергать слишком сильно.

– Вы должны лучше заботиться о ваших волосах. Это никуда не годится, – сказала она, отпуская его волосы и без затруднений пробегаясь по ним гребнем. Распущенные и расчесанные, они тяжело рассыпались по всей спине.

Кеншин сморгнул. Он и не думал, что они такие длинные.

Когда он был моложе, он носил более короткие волосы, потому что они могли стать источником неприятностей на тренировке. Мало того, что они легко путались, собирали в лесу листья, веточки и колючки, так еще и Мастер беззастенчиво хватал за них. В конце концов, длинные волосы были слабостью, которую могли использовать люди без чести, но для ученика Хитен Мицуруги было бы невообразимо пасть до столь простой тактики. Мастер носил длинные волосы с гордостью. Для мечника его уровня они не были слабостью – никто не смог бы подобраться достаточно близко, чтобы схватить их и использовать против него.

Сейчас то же самое можно было сказать и о Кеншине. Он не задумывался о своих волосах, потому что они не доставляли проблем. Ни одна их его целей не доставила ему неприятностей больше, чем бандиты его Мастеру.

Томоэ продолжала расчесывать его волосы плавными монотонными движениями, от самых корней до кончиков. Гребень больше не застревал. Просто нежно тянул.

Это расслабляло.

И ки Томоэ стала теплее?

– Мне всегда хотелось делать это, расчесывать кому-нибудь волосы, – заметила она мягко позади него.

– Почему не делала? – спросил Кеншин. Не из необходимости знать, а из простого любопытства.

– Моя мать умерла, когда я была ребенком, а после… не было никого. У меня было несколько знакомых, но не было настоящих подруг.

– О… – Неудивительно, что она зачастую казалась грустной и одинокой. Пытаясь отвлечь ее от воспоминаний, Кеншин сказал, – у меня тоже не было друзей. Большую часть моего детства я провел, обучаясь кендзюцу.

– А, – воскликнула она, и ее ки сразу похолодела.

Что ж, хорошенькое отвлечение. Кеншин внутренне съежился. Как она может забыть о своем прошлом и тяготах, если он все время обозначал тот факт, что был убийцей? Кеншин вздохнул, и стыд скрутил его живот. Почему он такой неудачник? Своей неуместностью он всегда поворачивал ситуацию от плохой к худшей. Ему нравилась Томоэ. Очень. Она была доброй, спокойной, красивой… и она могла его терпеть.

Она даже расчесывает ему волосы, чтобы он смог успокоиться!

А все, что он мог сделать для нее – напомнить об ужасах и сделать ситуацию неловкой. Он не умел говорить с людьми. Действительно не умел. Но…

– Вы так молоды, – прервала она разъедающие его мысли. – Я не понимаю, как вы можете выстоять в этой борьбе, в этой ужасной тени войны.

– Я не так молод! – немедленно возразил Кеншин. Он ненавидел, когда люди называли его ребенком. Просто потому, что он был меньше ростом…

– О…?

– Эээ… – Кеншин заколебался, глядя на нее через плечо. – Эээ, ну… думаю, что мне шестнадцать*.

– Думаете?

Ну, я полагаю, прозвучало довольно глупо. Кеншин выпрямился, чувствуя жар на щеках.

– Я думаю, что родился летом, но не могу вспомнить точно. – Затем он нахмурился, пораженный внезапной мыслью. Потому что тоже задался вопросом, – сколько тебе лет?

Она сделала паузу, и ее ки снова стала теплее.

– Мне девятнадцать.

Почему-то эта пикантность заставила его чувствовать себя гораздо лучше. Она ненамного старше его. В глазах общества ни один из них не был ребенком… они были достаточно взрослыми, чтобы делать, что захочется.

– Вот и все, – сказала она, в последний раз пробежав расческой по волосам, а затем собрала их в хвост, как было раньше.

Кеншин почувствовал небольшое разочарование, что все закончилось. Ему действительно было хорошо. Беспокойство ушло, будто его и не было, и на его месте осталось умиротворение. Теперь сон придет легко. Он повернулся и улыбнулся.

– Спасибо.

Слабый розовый румянец на ее щеках был ему ответом.

В начале августа все мужчины, проживающие в гостинице, были приглашены на общее собрание. Перед ними предстали Иидзука-сан, Кацура-сан и его телохранитель Катагаи-сан. Все трое выглядели мрачными, но хуже всего был Кацура-сан. Лидер Чоушуу Ишин Шиши был напряжен, под глазами залегли тени, и во всем его теле чувствовалось крайнее истощение.

Все присутствующие смотрели на это с тревогой. Кеншин встал рядом со стеной, в стороне. Как обычно, рядом с ним образовалось пустое место, потому что никому не хотелось находиться рядом с ним.

– Прозвучал призыв к оружию, – начал серьезно Кацура-сан. – Чоушуу идут к столице. На сегодняшний день чуть более двух тысяч человек собрались возле Киото, на юге и юго-западе. Если требования клана Чоушуу не будут услышаны и бойня в Икеда-я не будет расследована, они решатся перевезти Императора в Хаги и восстановить правительство там.

В комнате повисла ошеломленная тишина. Она казалась настолько густой, тяжелой и напряженной, что, казалось, ее можно было резать ножом. Кеншин не знал, как реагировать на эти новости. Они поражали. Война? Сейчас? Уже?

Бакуфу были сильными. Самураев в городе было больше, чем когда бы то ни было. Благодаря гамбиту Шинсенгуми в Икеда-я среди обывателей пошли разговоры, что Бакуфу, наконец, начали действовать сообща, что смелые действия повстанцев были всего лишь жестокими убийствами безо всякой цели…

Перевезти Императора в Хаги?

– Бакуфу численно превосходят нас, – разрезал тишину строгий голос Кацуры. – На сегодняшний день в городе около пятидесяти тысяч самураев, включая отряды из провинций и полицию. Однако наверняка знать невозможно, сколько провинций окажут поддержку Бакуфу. Наши удары значительно уменьшили базу их поддержки. Однако не обольщайтесь – это будет бойня.

Кацура-сан сделал паузу и посмотрел на них, словно говорил с каждым в отдельности.

– Я не собираюсь поддерживать это безумие. Надеюсь, что вы тоже. Однако вы можете решать каждый за себя. Бакуфу дали Чоушуу срок до девятнадцатого… Однако атака начнется до этого.

Молчание.

Кеншин сглотнул. Война. Все это звучало безумно, но может, и сработает? И если все будет сделано правильно, смогут ли две тысячи человек напасть на императорский дворец и захватить Императора? Может, если Бакуфу развалится, если не будет между его силами никакой координации…

У Бакуфу и вправду много людей.