Колдовской отведай плод (СИ)

Я кивнула.

Но усмехнулся:

— Пока еще не понимаешь. Не расходуйся понапрасну, девочка. Используй маго-взор только в крайних случаях. Иначе можешь истощиться полностью.

Про что он говорит? Я слабо понимала. И вообще, у меня было к нему столько вопросов. Но главный — только один.

— Почему светится папин портрет?

Он нахмурился. Посмотрел на рисунок.

— Это твой отец? — спросил недоуменно.

— Конечно, — уверенно ответила я. — А что?

— Не знаю, могу только предполагать… Возможно, его написал маг. Или в краски добавили могуллия. Ты, кстати, знаешь, кто автор?

— Кажется, кто-то из папиных друзей. Точно не знаю.

Он облегченно вздохнул:

— Ну, скорее всего, он рисовал не совсем необычными красками. Мог и сам, кстати, не знать об их свойствах. Спроси у папы, кто автор, возможно, все сразу объяснится.

— Не могу, — я покачала головой. — Папа пропал.

Внезапно для себя я рассказала незнакомому человеку про папу, про его работу — испытание летунов, про то, как он однажды улетел и не вернулся, а мама ждет его до сих пор…

Он погладил меня по голове и посмотрел так сочувственно, что я поняла — вот мой мужской идеал.

И сразу же в него влюбилась.

Да-да, Кассур стал моей первой любовью. Еще долго потом я грезила о нем в своих девичьих мечтах. Но никому про это не рассказывала. Даже Данни, хотя с ней-то делилась всеми своими секретами. Кассур был только мой.

К большому сожалению, он очень скоро ушел. Я очень хотела пойти с ним, но он категорически отказался:

— Сейчас очень неспокойные времена, девочка.

— А мы еще встретимся? — спросила я, сдерживая слезы.

— Обязательно, — он щелкнул меня по носу.

Я сморщила нос и улыбнулась:

— Когда?

— Как только закончатся темные времена безмагии. Я тебя найду. Постараюсь. Как-никак ты моя ини.

— Ини? — недоуменно спросила я.

— Ну да. Ведь я тебя инициировал… Поэтому просто обязан буду время от времени проверять, как ты поживаешь. А, значит, мы встетимся.

— Точно? Обещаешь? — я сомневалась, что проживу хоть час, если он сейчас же не скажет «да».

— Конечно, встретимся.

Он улыбнулся так светло и нежно, что у меня защемило в груди.

Когда закончились времена безмагии, я, конечно же, пыталась навести о нем справки. Но что толку искать иглу в стоге сена! Конечно, ни один знакомый маг ничего не слышал ни о каком Кассуре. Я даже рискнула подать официальный запрос. И снова мимо.

Гвейнард выслушал мой рассказ, помолчал немного и спросил:

— А ты узнала, кто рисовал твоего отца?

Я удивленно посмотрела на приятеля.

— Нет, не узнала. Конечно, я спросила у мамы. Но мой вопрос почему-то очень ее напугал. Она ответила, что не знает, но по ее виду стало ясно — не договаривает. Видимо, художник действительно был магом. А в те времена, сам понимаешь, их имена не каждый решался произносить вслух…

На самом деле, мамино поведение меня сильно озадачило. Она прекрасно знала, что я никому не сболтну о рассказанном ею, однако свернула разговор и просила больше эту тему не поднимать. Почему — я не знала до сих пор.

В поисках трактирчика пришлось объехать почти весь Старый Тукумук. Поселок был небольшой, грязноватый и очень, очень пестрый. В том смысле, что низенькие покосившиеся развалюхи соседствовали с богатыми двухэтажными домами, отделанными серым гранитом или разрисованными во все цвета радуги. Единого стиля не наблюдалось, но, по-моему, именно в этом и состояла прелесть такого рода селений.

Еще с детства я находила удовольствие в разглядывании городских домов, отмечала особенности архитектуры и пыталась по внешнему виду угадать внутреннее убранство и, естественно, хозяев — их облик, привычки, характеры. Самое забавное, что после приобретения маго-взора угадывание стало почти безошибочным. По той простой причине, что под маго-взором стены домов становились прозрачными. Обнаружив в себе такой побочный дар, а это произошло еще во время учебы, я стала до вечера слоняться по улицам, сканируя дома один за другим. Передо мной разворачивалась тайная жизнь города, и это было настолько захватывающим, что остановиться я не могла. Маленькие квартирки с большим количеством жильцов показывали мне сценки одна забавнее другой. Конечно, маго-взор требовал огромного количества энергии, и я приходила домой буквально валять от усталости. Мама жалела меня, объясняя дрожь в руках и вечно сонное состояние трудностями переходного возраста.

Однажды, правда, произошло то, что и должно было произойти. Я увидела постельную сцену. Мужчина и женщина, оба абсолютно голые, предавались страсти, а я стояла и смотрела на них разинув рот. Вдруг мужчина замер, повернулся и внимательно посмотрел на меня. Усмехнулся, поманил пальцем.

Такого стыда я не испытывала больше никогда в жизни. Кровь бросилась в лицо. Я развернулась и побежала куда глаза глядят. Наверное, мужчина был магом, если сумел заметить мой взгляд.

Надеюсь, мы с ним больше никогда не встретимся.

После этого я прекратила сканирование домов особым взглядом, потому что получалось, будто подглядываю в замочную скважину. Маго-взгляд не просматривал лишь дома, защищенные магическим контуром. И это, в принципе, было хорошо — я могла совершенно точно определить, стоит на здании контур или нет. Конечно, воровство не входило в список моих пороков, но, даже если сильно припрет, ломиться в дом, который не поддается сканированию, я не стану.

Кстати, об этом моем таланте не знает никто. И, надеюсь, не узнает…

На улицах нам не встретилось ни одного старотукумукца. Еще бы, самое начало осени, страда в разгаре. А те, кто побогаче, скорее всего, предпочитают отсиживаться в хоромах, нежели бродить по грязным кривым улочкам.

Наконец трактир был обнаружен. Мы опознали его по большой вывеске: сверху кривоватыми буквами написано «Трактир «У трех ослов»», а чуть ниже той же дрожащей рукой намалеваны два осла, сидящие словно люди за столом ногу на ногу. Они держали по кружке, из которых поднимался густой пар. Морды у животных были странно перекошены, и я засомневалась, стоит ли сюда заходить. Но печеные яблоки уже канули в вечность, и желудок требовал нормальной еды.

— Почему нарисованы только два? — резонно спросил Гвейнард, сразу узрев несоответствие между надписью и рисунком.

— Заходи, третьим будешь, — ответил мужичок, вывалившийся из дверей трактира.

По его неровной походне и слегка блуждающему взгляду заключила: он как раз освободил место третьего.

Еще одна версия данного несоответствия выглядела несколько богохульной, однако напрашивалась сама собой: третий осел, так же как и святой Улия в песенке «Три мага раннею порой», находится где-то в уме.

— Ну что, зайдем или нет? — задумчиво спросил Гвейн, глядя вслед мужичку.

— Отступление невозможно, — мужественно заявила я и открыла дверь.

Темный зал пустовал — два занятых столика в дальнем углу не в счет. Мы уселись за ближайший. Практически сразу подошел кругленький мужчина в некогда белой, а сейчас пятнистой рубахе и поставил перед нами по тарелке с чем-то очень ароматным. Вот это я понимаю, сервис, поднял бровь Гвейн. Я не разделял его оптимизма:

— Желаю радоваться, уважаемый. Спасибо, конечно, но ведь мы еще ничего не заказывали.

— А больше ничего и нет, — резонно отозвался мужик.

— Откуда тогда сие благоуханное яство? — спросил мой спутник.

— Да зашли тут какие-то, — охотно объяснил мужик. — Заказали, а сами ушли. Не пропадать же добру.

Тут он понял, что ляпнул лишнее, и бодрым тоном добавил:

— Но вы не сомневайтесь, ешьте, рагу совсем свежее. А я пока за пайрой схожу.

— Уже сомневаюсь, — мрачно сказала я.

— Может, вернемся и попросим у Сварта по яблочку? — невинно предложил Гвейн.

Меня передернуло. Ну уж нет. Что угодно, только не яблочки.

Оказалось, не что угодно. Совсем свежее рагу оказалось до того острым, что одного кусочка мне хватило с лихвой. Вдобавок я стала подозревать хозяина в неискренности — перец наверняка добавили, чтобы скрыть душок несвежести. Теперь я хорошо понимала, почему те двое ушли, оставив кушанье нетронутым. Не зря, ох не зря Гвейну предложили побыть третьим ослом.