Золото и медь. Корона солнечных эльфов (СИ)

Голова Кравоя кружилась от вина. Откуда-то из темноты вдруг донесся

звук далекой песни — в Круге песен настало время музыки и красоты.

Сердце дернулось в груди краантль, словно отозвавшись на этот тихий зов.

Как же давно он не слушал песен! — живых голосов, поющих о любви.

Что-то вдруг заболело в груди — так тонко и тихо: он вдруг почувствовал,

как сильно ему хочется любить… То, что он так долго пытался задушить в

своем сердце, выплывало, выманенное далеким голосом — ему хотелось

кричать, что он хочет любви, жаждет ее! Жаждет страстно, всем своим

существом, всей нерастраченной молодостью, всем своим непролившимся

жаром!

Минуты проходили, а он все стоял у распахнутого окна, вдыхая в легкие

теплую ночь и слушая доносившееся пение. И чем дольше он внимал

далекому голосу, тем сильнее волновалось сердце — от пения, от выпитого

вина, от теплоты ночи… Чувства, смутно витавшие в его душе, обрели,

наконец, форму: любовь! — огромная, всеобъемлющая, не обращенная ни

на кого в отдельности, но проливающаяся в мир, касаясь каждого

существа, каждой вещи в нем! И это внезапно нахлынувшее ощущение

любви трепетало так сладко и ласково, что хотелось плакать от полноты

чувств!

В смятении и растерянности Кравой отступил от окна — где?! Где искать

ему любви?! Где искать то, что давно умерло? Ночной ветер тихо

прошелестел в ответ, коснувшись лица, но ответа не принес. Желание

нежности снова нахлынуло на Кравоя, став невыносимым — он чувствовал,

что ему просто необходимо излить на кого-то свою любовь, влить в чью-то

жизнь, облегчив сердце лаской, как набухшее грозой небо исходит

дождем. Образ дочери всплыл перед глазами Кравоя — что-то словно

кольнуло в самое сердце! Его Аламнэй! Можно ли любить сильнее, чем он

любит ее?! Можно ли беречь больше, чем он бережет свою девочку?

Внезапное желание увидеть ее — сейчас же, немедленно — охватило

краантль; он легко развернулся на каблуках и, несмотря на поздний час,

быстро зашагал к комнате дочери.

***

Перед дверью он остановился. Сердце тихо и широко вздымалось и

опускалось в груди. Аламнэй… Уж она-то никогда не покинет его — он не

позволит этого! Он осторожно толкнул резную дверь, украшенную птицами

и цветами, и тихо вошел в детскую.

Как и следовало ожидать в такой час, эльфина спала крепким сном,

подложив ладошку под смуглую щеку. Но она была в комнате не одна —

сидя на табурете и склонив голову на круглый столик подле ее кроватки,

тихо дремала девушка. В первый момент Кравой удивленно поднял брови,

но удивление тут же сменилось недовольством: он узнал Соик…

Его глаза неодобрительно охватили взглядом фигуру спящей эльфы: после

истории с рождением из дерева он испытывал настороженность перед

логимэ. Однако в следующий же миг недовольство в его лице рассеялось:

столько молодой, гибкой грации и покоя было в позе лесной эльфы, что он

невольно залюбовался ею… Кроме того, теплая ночь словно размягчила

его, и все вокруг казалось необыкновенным, исполненным неведомой

доселе значимости, как если бы эта самая ночь наложила таинственный

отпечаток на все предметы, или же обострила его собственные ощущения,

позволив увидеть то, к чему он был слеп до сих пор. Возможно, поэтому

при взгляде на спящую логимэ Кравою пришло в голову, что ни у эллари,

ни у краантль не бывает таких нежных округлых плеч и таких молочно-

белых, словно из фарфора, шей…

Следующей его мыслью было тихо уйти, чтобы не разбудить логимэ, — он

уже сделал шаг к двери, но что-то заставило его остаться. Стараясь не

шуметь, он на цыпочках подошел к девушке, с любопытством и

осторожностью заглянул в спящее лицо, и на его собственном лице

отразилось удивление: лишь сейчас он заметил, насколько она прелестна!

Впервые за все это время он смог хорошенько рассмотреть нежный овал

лица, белые веки с голубыми прожилками, опушенные густыми ресницами,

тонкие острые ушки, необыкновенную кожу — такую белую и гладко-

упругую… Ее необычная красота поразила Кравоя, но главное, в ней было

столько жизни, столько свежести и нежности — столько того, ощущения

чего так не хватало ему, погруженному в свою печаль! Эта жизнь была во

всем — в нежной форме круглого подбородка, в матово-белых щеках, в

тонких темных волосах, резко оттеняющих белизну кожи. Она сама была

жизнь! Удивительно, — подумалось солнечному эльфу, — как он мог

столько времени не обращать внимания на это прекрасное, необычное,

тонкое создание! И как странно, что в эту необыкновенную ночь он нашел

здесь именно ее…

Затаив дыхание, он осторожно присел рядом со спящей эльфой —

склоненная на руки голова теперь была вровень с его лицом. Он

чувствовал, как от ее волос пахнет хвоей и свежей листвой; взгляд

невольно остановился на ее губах — его привлекли удивительные форма и

цвет. Точно цветок, — подумалось ему, — еще нераскрывшийся, нежный

цветок… Не в силах оторваться, Кравой смотрел на эти губы, чувствуя, как

что-то странное происходит с ним самим, — смотрел, пока с удивлением не

ощутил, как в нем вдруг проснулось любовное влечение. Так неожиданно,

к почти незнакомой эльфе! Сколько раз он видел ее — четыре? Пять?! А

сколько раз она его видела? Они даже в лицо друг другу толком ни разу не

взглянули! Но тому чувству, что разгоралось в нем, это, похоже, было все

равно — оно пылало все ярче и ярче, и впервые за столько лет было не

горьким, а истомно-сладким, опьяняющим… Так странно — как будто не

было в его прошлом никаких страданий, как будто любовь была все еще

возможна для него! И это ощущение было прекрасно. Прекрасно и сильно…

Желание любви, еще недавно неосознанно клубившееся в Кравое, словно

сгустилось и всей свой мощью вдруг устремилось к спящей перед ним

девушке, вспыхнув в одно мгновение жгучим, разрывающим тело огнем.

Одну единственную женщину в жизни он желал так же сильно, и вдруг это

желание вернулось — вернулось, в один миг напомнив о том, как он еще

молод, как неукротима в нем естественная жажда страстей, жажда ласк и

поцелуев, жарких любовных стонов в тишине ночи! Ему вдруг страстно

захотелось обнять эту девушку с такими красивыми губами, сделать ее

своей навсегда!

Лесная эльфа глубоко вздохнула во сне, заставив Кравоя вздрогнуть. Что-

то словно оборвалось у него в груди — ему показалось, он уже видел это

нежное девичье лицо много лет назад. Ночь с Моав на заре их юности —

как он мог упустить ее тогда! Сердце Кравоя сжалось при воспоминании о

том, как позже она выскользнула из его рук, похищенная другим — нет, он

больше не даст отобрать у него счастье! Ледяной панцирь, сковывавший

чувства солнечного эльфа, треснул в одно мгновение; не в силах

противиться охватившему желанию, он осторожно подсунул руки под тело

Соик и взял ее на руки.

Разбуженная, логимэ глянула в лицо Кравою: увидев его, она в испуге

широко раскрыла веки, и, вздрогнув всем телом, тут же сделала невольное

движение, чтобы освободиться; Кравой таким же безотчетным движением

сжал руки, удерживая ее — лесная эльфа вдруг неожиданно вся поникла,

точно скошенный цветок, слабо прижалась к его плечу и затихла, не

сказав ни слова.

***

Молча и быстро Кравой пронес ее по темному коридору замка, уложил на

постель в своей комнате и снял с нее одежду. Сердце бешено колотилось в

груди, взволнованное близостью женского тела, в голове все кружилось…

Лесная эльфа не помогала ему, но и не противилась — лишь смотрела в

прямо глаза своими странными глазами, в глубине которых словно

переливалось что-то, смотрела молча и так пристально, что Кравою