Узы (СИ)

- Ты можешь открыть глаза?

Голос Менетнашта звучит совсем рядом и Донкор слишком шумно выдыхает. Сон, то всё был сон, а не реальность. Не с первой попытки юноше всё же удаётся открыть глаза и даже слабо улыбнуться, когда глаза не режет яркий свет. Приятная полутьма, которая обволакивает его, и под спиной нет колких песчинок. Даже чувствуется прохлада, которую он так желал за все эти дни в дороге.

- От жара ты потерял сознание, - рассказывает Менетнашт, как будто предугадав его мысли. – Не приходил в себя почти неделю.

- А мы… - выходит слишком хрипло и Донкор морщится, насколько это противно звучит.

- Да, в Кинополе.

И он пропустил… Донкор разочарованно вздыхает и прикрывает глаза. Так всегда. Слишком слабый, недостаточно сильный, чтобы перенести даже какое-то путешествие. И юноша совсем не обращает внимания на то, что не каждый взрослый человек может нормально пройти по пескам столько дней, тем более он впервые в жизни покинул свой дом. Нет! Он не слабый и сможет плюнуть на свою слабость, сможет встать на ноги и увидеть то, что хочет.

Как бы не так. С первой попыткой руки, на которые он опёрся, попытался, разъезжаются в стороны, со второй ничего не получается ничего лучше, только низкий смех рядом. Уже было отчаявшись подняться, мужчина помогает Донкору сесть на кровати, поправляя покрывало.

- Спасибо, - смущённо и виновато говорит юноша, смотря на анх на своей руке.

- Перестань, - Менетнашт обхватывает пальцами подбородок Донкора, заставляя посмотреть на себя. – Ты должен поправиться, а не заниматься саморазрушением.

Он слушал, но не слышал ни единого слова Менета. Чёрные глаза смотрели в самую душу, затягивали, и Донкор чувствует тоже самое тепло, что и в том странном месте, где была война. Словно не его чувства, не его действия. Менетнашт что-то ещё говорил, но юноша рванным действием поддаётся вперёд, совсем неумело тыкаясь своими губами в чужие. Тепло и… неправильно. Что он творит?! Донкор отстраняется как можно быстрее и виновато пытается опустить голову вниз, но пальцы, держащие его за подбородок, не дают этого сделать. Нижняя губа начинает дрожать, и он поджимает её, скрывая своё волнение.

Молчание затянулось, молчание напрягало, но вот Донкор замечает движение Менетнашта и подымает взгляд, чтобы вздрогнуть. Так близко и так сладко больно внизу живота. Юноша прикрывает глаза, кажется, соглашаясь со всем, и стонет в губы мужчины, которые столь требовательно впились в его. Язык настойчиво раздвигает его губы, проникает внутрь, вылизывая нёбо и стыкаясь с другим языком, лаская его. Донкор плавился от поцелуя и был уверенный, что если бы стоял на ногах, то обязательно бы уже упал. Сильные руки опускаются на его плечи, чтобы мягко уложить на кровать и, не разрывая поцелуя, Менетнашт нависает над юношей. Новый стон, более громкий, когда его губу прикусывают, чтобы после извиняющееся зализать.

Донкор судорожно вдыхает, стоит только отстранится Менетнашту, и он, сгорая от стыда и неловкости, отворачивает голову в сторону. Чужая тяжесть, чужое тепло, чужая рука, которая стянула с него покрывало и стала оглаживать бок.

- Нет, - слетает с губ вместе со стоном, когда мужчина целует его в ямку под ухом.

Он упирается руками в грудь Менетнашта, пытаясь оттолкнуть, но силы на это не находятся. Паника и страх, с силой зажмуренные глаза до пятен под веками, когда его успокаивающе целуют в щеку. А ведь он сам был провокатором, ведь сам спровоцировал… впервые сделал что-то так смело и теперь вновь боится.

Мужчина подымается на ноги и укрывает Донкора, мягко улыбаясь ему. Стыдно… за всё. Стыдно за поцелуй, стыдно, что оттолкнул, когда внутри всё горит огнём желания. Менетнашт не ругает его, вообще ничего не говорит, лишь очерчивает линию скулы кончиками пальцев, успокаивая, и просто уходит, молча, заставляя внутри всему сжаться.

На следующий день Донкор чувствует себя куда лучше физически, но морально… Юноша просто старается не думать о том, что произошло, словно это всё не с ним. Сон, приятный сон с не очень приятным концом. Ночью ему действительно снилось, как Менетнашт прикасался к нему, как целовал, и он не останавливал его. Утром было неловко, когда у него встало, а через него перекинули руку, прижимая к широкой груди. Никогда ещё Донкор не чувствовал себя так неловко, когда, вырвавшись из объятий, пытался отыскать купальню, ведь чужой взгляд он чувствовал у себя между лопаток.

Донкор не понимал, почему Менетнашт спит в одной кровати с ним, ведь мог выделить ему другие покои. Слишком непредсказуемый жрец, слишком непохожий на всех тех людей, что он уже встречал даже внешностью. И весь интерес, который был у него с рождения, тянулся к мужчине сильнее, чем положено, все чувства обострялись, стоило чёрному взгляду зацепиться за него.

Завтрак его удивил. Нет, не так, шокировал. Донкор ещё никогда не видел столько обилия разной еды, даже позволил себе понюхать вино, которое ему налила девушка, но не пить, ни в коем разе не пить. Менетнашт смеялся над юношей, который, словно ребёнок, пытался попробовать всё и сразу. Но больше всего Донкору понравились какие-то непонятные шарики, что были столь сладкими, что аж глаза закрывались от удовольствия сами по себе. В своей жизни он ел сладости лишь пару раз, ведь они стоили довольно дорого, и бедная семья не могла себе их позволить.

А после его повели погулять. Стены дворца, личного дворца Менетнашта, как ему мужчина сказал, удивил, ведь с виду он был таким маленьким, но идя по коридорам он понял, что сам просто потеряется. Донкор боялся выйти за территорию дворца, ведь незнакомые люди могли слишком агрессивно отнестись к новому человеку, ведь здесь всё дышало такой силой и свободой, о которой даже мечтать не смел. Но Менетнашт лишь улыбнулся краешками губ и, перекинув руку через плечо юноши, повёл его в город.

Небольшие домики стояли близко друг к другу, скрывая улочки от лучей солнца, не было никакого сумбура среди людей, все ходили неспешно, и, когда Донкор боялся новой неприязни, то получил в свою сторону лишь заинтересованность от прохожих, которые кланялись жрецу и радовались его приезду. Менетнашт рассказал, что сегодня вечером во дворце номаха состоится пир, но Донкор пропустил эту информацию сквозь уши, когда его привели на центральную площадь. В центре было небольшое озерцо, в котором плавали белые цветы, а вокруг него обустроились лавки торговцев, которые продавали всё, о чём можно были только помыслить. Донкор не понимает, в какую минуту отрывается от Менетнашта и спешит к одной из лавочек, где были различные старые свитки. А у них в Гераклеополе так не продавали историю. Что удивило юношу больше, так это то, что торговцы не мешали своим щебетанием рассматривать товары подошедшим людям, только зазывали других, чтобы тоже подошли и решили выбрать что-то для себя. Взгляд юноши отвлекает соседняя лавка, где продавались различные украшения. И стоит только подойти, как продавец откладывает свой обед и подымается на ноги, вопросительно смотря на возможного покупателя. У Донкора разбегались глаза. Слишком много всего такого, чего он даже не знает.

- Вам понравились северные мотивы? – спрашивает продавец, замечая взгляд юноши на самой крайней раскладке.

- Н-нет, - неловко отвечает Донкор, складывая руки за спиной. – Просто никогда прежде такого не видел.

- Думаю, вам больше подойдёт вот этот браслет с бирюзой, - советует продавец, указывая юноше на украшение. – Здесь присутствуют вязы счастья и обустройства личной жизни.