Колдовской отведай плод (СИ)

Но я отвлекся.

И вот поселился в лесном шалашике неподалеку от целебного родничка монах-схимник Уустеен, как он сам себя называл. Впрочем, может, его звали Устен и он был заикой, тянущим гласные звуки, мне сие неведомо. Но в легенде он проходит под именем Уустеен. Поселился, да и повадился каждый день в родничок нырять, чтобы излечится себя от лепры. Нырнет и сидит, а то и лежит. Сильно интересующимся даже язвы на теле показывал. Так-то он схиму носил, но если просили, задирал или снимал… Вы когда-нибудь видели прокаженного? Зрелище, я вам скажу, неаппетитное, не за столом будет сказано… Ну, народ, ясное дело, давай роптать — чего это, мол, всякая зараза воду чистую мутит. Пожаловались монастырским. Те попеняли схимнику: полечился, дай другим. Он им — не ваш родник, не купленный, не имеете права указывать, а ежели кому сильно надо, пусть себе другой ищет. Слово за слово, выгнали монашка взашей, да еще и тумаков навесили. Шалаш развалили. Тот ушел, конечно, кто ж останется, когда такое отношение. Но напоследок взял и проклял и родник, и монастырь, и всех паломников до кучи. Хотя это он зря, ведь не все его гнали, некоторые заступались, жалели, мол, каждый человек — божье создание, а это и так обиженное донельзя, в том числе и на голову, значит, тумаки для него — совершенно лишнее. Большинство, правда, вздохнуло с облегчением. Но, пожалуй, это был их последний облегченный вздох. Потому что проклятие возьми да и сбудься.

В один далеко не прекрасный день, когда паломников набежало несколько сотен — кто воду пьет, кто умывается, кто ноги моет… Да, я понимаю, и пить, и мыть одновременно — не очень, но если и те, и другие не сильно заразные, то можно… Вот только не надо делать поспешных выводов, от паломников никаких эпидемий возникнуть не может. Паломники — они тоже в какой-то степени святые… Это не мое мнение, а монастырских деятелей. Так вот, в один прекрасный… нет, не совсем прекрасный день паломники заметили, как среди бела дня резко потемнело небо, а потом, напротив, так ослепило, будто солнце близко-близко к земле придвинулось. Все это произошло в краткое мгновение, никто и понять ничего не успел, только глядь — стоит перед ними молодец. Не кривой, не косой, на первый взгляд даже как будто не больной вовсе. Симпатичный, между прочим.

Ну, дальше пошла полная чехарда. Парень этот ну просто угнездился возле родника. Но его-то в отличие от прокаженного монаха и не думают гнать. Да он и сам старается вовсю — одному поможет наклониться, другому подняться. Девушек до странноприимного дома провожает. Ухаживать вроде не ухаживает, но внимание оказывает.

Только стали монахи замечать за парнем всякие, как бы это сказать, нехорошести. То ссору он спровоцирует, то у одного какую-нибудь вещичку стащит, а другому подсунет, то девушку соблазнит. Нет, девушка-то вроде и согласная, однако не по совести это — больных да убогих склонять к тому-этому… Что там говорить, скоро и монахи подозрительными стали, и паломники нет-нет, да и перегрызутся между собой.

А через некоторое время произошло и вовсе из ряда вон выходящее. Рано утром группа страждущих подошла к роднику. И каково же было их удивление, когда родника-то они и не увидели! То место, где он был еще вчера, оказалось огорожено. Рядом стоял наш молодец, который объявил — отныне, мол, за посещения источника будете мне платить.

Ну, тут опять шум, гам, кто-то побежал за братьями, кто-то в драку полез. И это понятно, отдельные товарищи к роднику без денег приходили, так как не имели таковых вовсе. Выходит, зря чувяки стаптывали? Напрасно на избавление от болезней надеялись? Ага, смеется парень, напрасно.

И тут напал на подбежавших монахов страх. А ну как это и есть проклятье, прокаженным тем насланное? Кое-то, как я уже сказал, полез в драку. А дальше… Драчуны и сами не поняли, как откатились от родника. Вроде бы сейчас вот тут стояли, а уже летят кубарем, хорошо так летят, хотя и не толкал их вроде никто, да что там толкал — пальцем не трогал.

Испугались не только они, но и все, кто был рядом — а в это время народ начал подтягиваться активнее. Глядят они на парня, а тот прямо у них на глазах расти стал. Все выше и выше, и смеется при этом, сначала негромко, а потом некоторые уши зажимать принялись, чтобы не оглохнуть. Парень же росту громадного стал, волосы дыбом стоят, глаза горят, сущий демон.

Это, между прочим, и был демон. Слышали когда-нибудь про бледного демона Апукнутута? Да, тот самый, что совращал Святого Улию, прикинувшись сперва кроткой овечкой и даже попытавшись пробраться в стан улиан. Потерпев неудачу со Светлейшим, он поклялся доказать: все остальные монахи как один — законченные грешники. Первым местом эксперимента был избран тумутукский монастырь.

Естественно, абсолютно безгрешных людей нет даже среди братьев, и Апукнутут за небольшое время сумел выявить значительную часть монашеских грехов. Чем был весьма доволен. Следующей частью представления, по его замыслу, было окунание монашков в грех стяжательства. Проколов не предвиделось, и демон уже потирал руки.

Но тут взмолился настоятель. Он воззвал ко всем святым, которых помнил. И так страстны и горячи были его мольбы, что святые откликнулись.

Сначала сверху раздался трубный глас. Будто кто-то сидит на облаке и играет сигнал «Подъем». Громко так играет, душевно.

Может, там сидел Светлейший, кто знает.

Сразу же за трубным гласом по всему небу разлилось сияние, а потом все узрели его источник — крылья шестерки ангелов, спускавшихся сверху. Вы, наверное, знаете, что и один ангел светом своих крыльев может затмить солнце. А тут сразу шесть! Не солнц, конечно, а… Хотя, чем они хуже?

Струхнул демон, присел, начал съеживаться и уменьшался до тех пор, пока не принял первоначальные размеры. Вот вы можете возразить — а какие размеры вообще могут быть у демона? Да обычные, человеческие. Демон — он ведь кто? Падший человек, дошедший до черты, где заканчивается все человеческое, и эту черту перешедший. В такого… гм… уже не-человека вселяется дух из потустороннего мира… Но я опять отвлекся.

Ангелы тем временем спустились еще ниже, и паломники увидели, что каждый держит в руке по сверкающему кинжалу. Потом кинжалы полетели вниз. Кто-то из людей завопил, кто-то упал. Но оружие предназначалось не для них. Все шесть вонзились остриями в землю, образовав вокруг демона и источника треугольник: три кинжала в вершинах, три — в центре сторон. Демон страшно, дико закричал, заметался, но, увы, вырваться из треугольника не мог.

А дальше на месте кинжалов выросли высокие белые столбы, которые охватило пламя. Крики демона стали еще громче, еще страшнее, но постепенно стихали, а сам он растворялся, сгорал в пламени. Между столбами же стали сами собой подниматься стены из серого камня, образуя башню. Сверху она, кстати, тоже камнями закрыта. Ангелы постарались, чтобы зло никоим образом не выбралось наружу.

Вот так и оказался дух Апукнутута заточен в треугольной башне. Говорят, он до сих пор там обитает. Некоторые слышат его стоны и зловещие проклятия. Но, по-моему, это просто ветер гудит, гуляя между камнями.

В общем, целебный источник накрылся башней. Поток паломников иссяк, монастырь свернул свою деятельность. Лишь башня до сих пор возвышается под холмом как напоминание о демоне, попытавшимся осквернить все лучшее, что есть в людях.

Это, конечно, легенда. Кто построил башню — неизвестно, скорее всего, какой-нибудь темный маг для своих темных делишек. Он же и легенду придумал, чтобы никто ему не мешал. Вроде бы даже иногда видят кого-то, там обитающего. Однако я сам к башне не хожу и вам не советую.

Рассказ Сварта показался мне очень занимательным, но к ночному происшествию он, пожалуй, никакого отношения не имел. А вот то, что под него я умяла все пять положенных на мою тарелку яблок, да еще взяла три в качестве добавки, делало садовнику честь как замечательному рассказчику. Не могу утверждать, что до обеда моя душенька будет довольна, но за полчаса смело ручаюсь.