Колдовской отведай плод (СИ)

— Брата позови, — велел Гвейнард.

— Не могу, спит он.

— Так разбуди, идиот!

Глава 8. Замок ночной и замок утренний. Легенда о треугольной башне

«Примета «Лежу на новом месте, приснись жених невесте»

оказывается верна, если приснившийся мужчина —

это тот, кто спит сейчас рядом с тобой»

Из трактата святой Аненады

«Народные приметы и борьба с суевериями»

В это время дверь замка открылась, и в проеме показалась мужская фигура с фонарем в руках.

— Ага, вот и он, — облегченно выдохнул брат. — Тогда я, того… пошел.

И бочком-бочком двинулся вдоль забора.

— Как ты это сделал? — спросила я у своего спутника.

— Что именно?

— Свалил ворота.

— Сам удивляюсь, — он пожал плечами. — Я, конечно, не особо рассчитывал на успех, метая ножи в петли ворот, но…

— Успех превзошел все ожидания, — отозвалась я, точно так же озадаченная. По всем законам, ножи просто не могли ни расколоть металлические петли, ни выбить гвозди и болты, ни повредить твердому и крепкому дереву ворот.

Тем временем второй мужик подошел к нам, обозрел поле битвы нас с воротами, потрогал их ногой и посветил фонарем в наши лица:

— Что здесь произошло, позвольте узнать?

— Спросите лучше своего брата, — огрызнулся Гвейн. — Вы ведь садовник?

— Какого брата? — изумился подошедший. — Да, я садовник, но брата у меня нет. И не было никогда.

Мы тоже удивились. Потом, перебивая друг друга, рассказали все, как было. Сварт качал головой, глядя то на нас, то на яблоки, во множестве валяющиеся под ногами. Наконец промолвил:

— Приношу свои извинения как лицо, отвечающее за все, творящееся в замке в отсутствии хозяина. Не могу найти ни одного факта, оправдывающего такую встречу долгожданных гостей. А по поводу обстрела… Гм…

Сварт слегка задумался, пожевал губами, затем как бы нехотя произнес:

— Даже и не знаю, как это объяснить. Но сразу предупреждаю: не пугайтесь того, что можете увидеть в замке и его окрестностях. Сейчас здесь более-менее тихо, а вот при жизни Макер-тота, упокой его душу Святой Улия… Вы, должно быть, знаете: он был магом, наш хозяин. Магом-экспериментатором. Представляете, что это такое? То взорвет что-нибудь, то, наоборот, сотворит… я бы даже сказал — натворит. И по сию пору тут нет-нет, да и возникают из воздуха… гм… непотребства всякие. Так что, скорее всего, мой так называемый братец — это проделки покойного хозяина, а то и батюшки его. Или деда. Они, надо сказать, большими шутниками были. Вот и сотворили морок для встречи ночных визитеров. Чтоб, значит, неповадно было долбиться в ворота, когда все спят. У нас тут, знаете ли, по ночам мало кто гуляет, а уж тем более на вершине холма.

— Ну, это вы хватили, — хмыкнула я. — Какой же он морок? Братец ваш очень даже живым выглядел.

Я вспомнила рассказ Данни про садовника. Он же страдает забывчивостью. Хотя… Где лежит какая-нибудь вещь, забыть еще можно, но чтобы собственного брата…

— Яблоки хорошие такие, увесистые, — продолжила я в надежде, что Сварт вспомнит о родственнике. — Мне в плечо прилетело, а у Гвейнарда синяки вообще по всему телу останутся…

Я посмотрела себе под ноги и ахнула: спелые плоды, в большинстве своем разбитые, исчезали прямо на глазах.

— Ну, я сейчас этого стрелка найду, морок он или нет, — сердито заявил Гвейн, отодвигая Сварта с дороги и направляясь в ту сторону, куда ушел лже-братец.

— Не найдет, — вслед ему сказал садовник и перевел взгляд на валявшиеся в пыли створы. — Ворота жалко. Теперь ремонтировать придется, вызывать плотника из Тукумука. Знали бы вы, какая с ним канитель… Кстати, это тоже хулиганская выходка моего… гм… братца?

— Скорее, наша, — смущенно ответила я и принялась искать кинжалы. К счастью, они не исчезли, и вскоре я держала все шесть. Протянула садовнику.

— Вот это да, — пробормотал Сварт, принимая у меня оружие. — Откуда они у вас?

Я объяснила.

— Невероятно. В виде треугольника, говорите? Это напоминает одну легенду… Сейчас не время и не место, но утром обязательно расскажу. Если к тому времени не забуду. Вы мне напомните, ладно? А теперь прошу следовать в дом — он слегка поклонился. — Вся эта суета с воротами совершенно сбила меня с толку. Пойдемте. Вы ведь устали с дороги. Мы ждем приезда наследников ежедневно. Я готовлю ужин, прогреваю комнаты. А вы все не едете и не едете.

— Произошла непредвиденная остановка в пути, — вздохнула я. — Но почему вы сразу не вышли, когда я позвонила?

— Вы про ту кнопку на воротах? На бывших воротах, я имею в виду? Так она уже давным-давно не работает.

Не работает? М-да, тут и вправду что-то нечисто.

Я вернулась к быстроходке, взяла лампу и отправилась в замок вслед за садовником.

Показался запыхавшийся Гвейн, успевший обежать вокруг замка, и признался, что никого не нашел.

— Ничего, я его хорошо запомнил. Пусть только попадется!

— Не попадется, — покачала я головой. — Кажется, он и правда испарился.

— Как испарился?

— Видишь ли… По-моему, это был ушач.

— Кто?!

Ушачи, они же грымзики, выведены в эпоху дозапретного колдовства магами-отступниками. Созданные в качестве помощников по хозяйству, эти существа, лишенные души, в конце концов сделались настоящими монстрами. Могли проходить через стены, исполняли приказы хозяина, занимались воровством, а отдельные нападали на людей. Лишенные магической подпитки со стороны владельца, постепенно угасали и испарялись.

Во времена безмагии ушачи повсеместно вылавливались и уничтожались; по крайней мере, в столице регулярно проводились облавы на бесхозную нечисть. Магов, занимавшихся выведением грымзиков, преследовали и осуждали на каторжные работы. Но нет-нет то здесь, то там объявлялась новая нечисть, о чем регулярно предупреждала столичная газета «Магия — сила».

Видимо, и нам «посчастливилось» столкнуться с подобным монстром. Однако сами по себе они в большинстве своем безобидны и не проявляют агрессии. Но, судя по всему, тот, кто на нас напал, имел четкие указания хозяина. Знать бы еще, кому понадобилось обстреливать гостей и зачем. Неизвестный маг просто развлекается? Очень сомнительно. Магической энергии тут потребовалось довольно много, и ни один колдун не станет разбрасываться ею без определенной цели.

Все эти соображения я изложила Гвейнарду, пока мы шли от ворот к замку.

— Чушь полная, — заявил он. — Я еще могу понять, что кому-то из деток бывшего хозяина пришло в голову запугивать Данни как основную наследницу. Но мы-то с тобой никакого отношения к завещанию не имеем. Поэтому нападать на нас нет никакого смысла.

— И все же бессмыслица вот она, налицо. Что, например, скажешь про шесть кинжалов?

— Давай я выскажу свои соображения утром, — сказал Гвейн, когда мы уже были в замке. — сейчас, если честно, голова не соображает.

Только тут, при свете факелов, я внимательно поглядела на его лицо и поняла, насколько он устал. Собственно, я тоже еле держалась на ногах.

Полутемный каминный зал, через который мы шли, не выглядел приветливо. Напротив, было что-то зловещее в отблесках факела, пляшущих на стенах. Мнилось, из углов вот-вот выскочит привидение, что после знакомства с лже-братом садовника не казалось невероятным.

Надо сказать, в старых замках частенько обитали призраки. Это вовсе не души умерших и неупокоенных хозяев или их невинных жертв. Конечно, для острастки прислуги хозяева плели небылицы про коварных предков, что ночью бродят по замку с целью если не придушить, то напугать нерадивых работников. На самом же деле появление призрака означало одно: хозяин при жизни был активным магом-экспериментатором.

Во времена разгула магии, когда могуллий, как говорится, лился рекой, некоторые маги додумались натирать волшебным порошком тело, уверенные, что в результате такого надругательства над собой обретут бессмертие. Ну, или хотя бы обессмертят имя. Как ни странно, некоторые положительные результаты они получали. В трактатах описывались то вылетающие изо рта магов птицы и молнии, разящие противника, то предметы, возникающие в руках колдунов прямо из воздуха. Побочных явлений, кстати, тоже было немало. Это и бесплодие, и быстрое старение организма, и неисчислимые болячки. Еще бы! Могуллий, нанесенный на кожу, вытягивал из тела уйму энергии на молнии, птичек и прочую дребедень. Впрочем, подобной дребеденью маги положили массу народу во время маго-войны, превратившись в живые орудия.