Призрак замка Баттерфляй (СИ)

Тем временем король, заметив гостей, встрепенулся и направил обе головы на задержанных.

— Что это? — издала одна голова

— Кто это? — вторила ей другая.

— Это нарушители общественного покоя, Ваше Величество, — ответил человечек, видимо, советник правителя.

— Нарушители?! — обе головы взметнулись вверх, вытянув длинные шеи. — Казнить!

Тоффи насторожился. Им здесь не рады, это понятно, но оправданиями тут не подействуешь, что же тогда делать? Более того, его сильно поражал тот факт, что они находились в самом настоящем королевстве монстров. Не в деревне, не в осколочном поселении — в королевстве! Со стражниками-монстрами, советником-монстром, королём-монстром. Это повергало в шок, но нужно было действовать аккуратно, несмотря на общую расу. Однако Растикор перехватил инициативу и решил действовать напролом.

— За что казнить, Ваше Сиятельство? — искренне удивился он, путая титулы. Неудивительно для монстра, что никогда не жил во дворце. — Мы лишь забредшие к вам по чистой случайности путники, не более! В чём мы виноваты?

— Казнить! — бесновались головы. — Не потерпим нарушителей в Нашем царстве!

— Как пожелаете казнить, Ваше Величество? — игнорируя воззвания Растикора, осведомился советник.

— Повесить! — провозгласила первая голова. — Четвертовать! — завопила вторая. — Четвертовать! Повесить! Повесить! Четвертовать! — начался гам, создаваемый одним лишь королём (королями?).

— Надо же, две головы, и обе бестолковые, — пробурчал Тоффи, мрачнея.

— Хорошо, Ваше Величество, мы сначала повесим их, а потом четверутем, — предложил советник, но королей не устраивал такой компромисс.

— Нет, сначала четвертовать! — запротестовала вторая. — Нет, повесить!

— Тогда, чтобы никто не обижался, мы их одновременно и повесим, и четвертуем, — невозмутимо подытожил человечек, и головы синхронным кивком одобрили эту идею.

Стоило охранникам уже подхватить Призрака и опешившего Мастера под руки, как Тоффи неожиданно произнёс:

— Ваше Величество, я могу быть полезен!

Одна из голов с интересом воззрилась на Тоффи.

— Чем же? — спросила вслед вторая.

— Ваша музыка просто ужасна, — начал Призрак, чем вызвал пробежавшее на одном из лиц негодование, — она нисколько не придаёт Вам величия, а, наоборот, уничижает Ваше Королевское достоинство! Но я могу сыграть Вам такое, что Вы будете сильнейшим из сильнейших королей, — Растикор с откровенным недоумением поглядел на друга.

— Что ж, сыграй Нам, — хоть в чём-то головы были солидарны.

Тоффи, высвободившись из лап стражи, степенно прошёл к органу, что стоял за боковой портьерой (он успел заметить его вскоре во время «королевских споров»). За инструментом сидел кто-то пернатый, очень похожий на воробья, с запуганным видом перебиравший клавиши руками, которыми оканчивались потрёпанные крылья.

— Позволите? — Призрак аккуратно сместил птицу с места и присел за орган сам. Инструмент был таким же вычурным, как и всё в замке, но Тоффи надеялся хотя бы на чистоту издаваемых им звуков. Впрочем, даже самый расстроенный инструмент в руках гения может запеть.

И орган запел. Поначалу робко, нерешительно, словно спрашивая разрешения. Затем, разрастаясь, мелодия задрожала во всём воздухе, мягко отталкиваясь от малахитовых стен и возвращаясь едва уловимым эхом, которое тихо раздавалось где-то наверху. Тоффи было весьма непривычно играть не в своей пещере, за своим инструментом, да и мануал поддался новым пальцам не сразу, однако вскоре и музыкант, и орган уже были неотделимы друг от друга, как единый организм с тщательно продуманной, выверенной системой. Но исполнение не было техничным и до автоматизма филигранным, напротив, каждый следующий нотный пассаж трудно было предугадать, ведь и сам Призрак не знал, по каким клавишам пробежится дальше. И даже если это всё было бы не импровизацией, а готовым произведением, музыка жила, наполняя всё пространство особым одухотворением.

Растикор стоял посреди дворца, раскрыв пасть. Мастер не знал об этом таланте своего товарища, а потому сейчас впал в некий ступор. К тому же, ему ещё не доводилось слышать что-то столь прекрасное, возвышающее. Ящер огляделся. Все присутствующие замерли, одновременно вслушиваясь в стройный звуковой поток, и не смели даже вдохнуть. Когда Тоффи окончил и поднялся с банкетки, обе головы не сразу пришли в себя.

— Акустика у Вас, конечно, отвратительная, но, думаю, Вам и без того понравилось, — Призрак самодовольно ухмыльнулся, почти любуясь четвёркой ошарашенных глаз.

— Понравилось! Ещё как! — «включившись» как по щелчку, заголосили короли. — Ты и впрямь полезен, нарушитель! Будешь Нашим придворным музыкантом, а его… — одна из голов кивнула в сторону воробья, что в страхе жался к колонне. — В темницу! — стражник двинулся на бывшего музыканта, схватывая его мощной лапой за перья.

— Нет, Ваше Величество, не нужно в темницу! — взмолился несчастный, но его уже уводили в сторону какой-то тёмной двери. Воробей скользил когтистыми задними лапами по полу, стараясь зацепиться хоть за что-то — не выходило.

— А вот этого вот казнить, — произнесла вторая голова, указав на Растикора.

Мастер подскочил на месте и замотал головой, старательно уклоняясь от охранников.

— О нет, Ваше Величество, я тоже могу пригодиться! Я могу вырезать из дерева, могу ковать для Вас короны, что угодно! — сбивчиво перечислял Растикор, загибая пальцы, но головы отвернулись в разные стороны, не желая и слушать.

— Папочка, оставь его! — где-то рядом с троном послышался уже знакомый Мастеру девичий голосок, несколько писклявый, но с претензией на очаровательность. Из-за возвышения вышла миниатюрная принцесса, «обёрнутая» в весьма безвкусное жёлтое платье с витиеватыми геометрическими узорами, вышитыми чёрной нитью. Узоры эти изображали то ли глаза, то ли непонятные загогулины, обрамлённые горизонтальными и косыми линиями, и вместе с кроем одеяния являли собой кошмар любого уважающего себя портного. Описать саму девушку тоже было трудно: и не ящерица, и не птица предстала перед Растикором, а экзотического вида монстр с многочисленными глазами разных цветов, что сейчас всецело были устремлены на Мастера. Пока оторопевший ящер пытался сосчитать очи венценосной барышни, она продолжала: — Оставь его, пожалуйста, он мне понравился, я его себе заберу! Пожа-алуйста, — принцесса воззрилась всеми семью (Растикор, наконец, досчитал) на «папочек».

Король насупился, отягощённый думами.

— Ваше Величество, если позволите, мне кажется, что не стоит оставлять его при дворе, — вставил советник, но король резким движением руки прервал его речь.

— Нет! Если Наша дочурка этого хочет, то пусть так и будет! — головы синхронно кивнули, затем вторая добавила: — Иифигения, дорогуша, забирай своего нового питомца и делай с ним, что пожелаешь.

Человечек лишь недовольно вздохнул, но не стал пререкаться. А Растикор, уже обрадованный помилованию, остолбенел. Какой ещё питомец?

— Спаси-и-ибо! — провизжала принцесса и бросилась на Мастера, раскинув руки, которые в одночасье утроились, образовавшись как будто бы из спины девушки. Принцесса прыгнула на шею Растикора и обвила её шестернёй рук, позванивая тем самым щебечущим смехом. Ящер лишь криво и неловко улыбнулся и метнул лихорадочный взгляд на Тоффи, которого, судя по потрясыванию плеч, всё это забавляло. — Идём, я покажу тебе твою комнату! — принцесса слезла с Растикора и повела его за собой, словно послушную марионетку. Мастер поплёлся за ней, скрывая неохоту, и с тоской глядел на друга. Но тот лишь успокаивающе кивнул, давая понять, что они выберутся отсюда. Главное — что хотя бы удалось не лишиться голов для начала.

***

Около недели жили Тоффи и Растикор в малахитовом замке. Тоффи играл королю, который беспрерывно просил всё новые мелодии. Благо, головы были слушателями неискушёнными, а потому принимали с восторгом любую простенькую деревенскую песенку, казавшуюся правителю лучшим из шедевров. Однако Призраку удалось не только захватить сердце короля своей музыкой, но и завладеть его доверием. Король (обе головы!) всё чаще обращался к музыканту за советом: кого казнить, а кого — пощадить. Теплеющие отношения между монархом и придворным органистом абсолютно не устраивали придворного советника — Флèгонта. Он строил козни, пытался опорочить имя Призрака всяческими извращёнными и не очень средствами, но король в упор ничего не видел и не слышал, совершенно очарованный своим музыкантом. И если раньше даже Флегонт не умел совладать с двумя головами сразу, становясь частым свидетелем их споров и пересудов, то Призрак, этот гадкий Призрак, явно умел читать мысли, потому что только он мог привести обоих правителей к общему решению, которое чаще всего ещё и принято было не ими, а им.