Призрак замка Баттерфляй (СИ)

Притормозив у очередного зеркала, Мун взглянула в его гладь. Аристократически бледная кожа, серебристые волосы, с которыми так любовно играет свет, правильные черты лица и, наконец, малиновые ромбы на щеках — уж точно не признаки простой девушки, могущей претендовать на собственные желания и даже собственную жизнь. Мун была не права, устроив выступление своей матери — Королеве Баттерфляй, заботящейся о благе династии и народа Мьюни. Ей, как и любой другой правительнице, запрещены личные стремления и выгоды. Так же, как когда-нибудь будет запрещено и Мун. Но острое чувство несправедливости всё равно не желало отступать. Ведь внутри собственной семьи, там, где никто не видит и никто не осудит, можно быть хоть чуточку иной?

Разглядывать себя в отражении стало настолько мерзким занятием, что Мун поспешила отойти от зеркала и хотела было отправиться в покои, дабы всё хорошенько обдумать и уложить в голове, но внезапно скользнувшая в зеркальной поверхности тень остановила её. Мун вгляделась в отражение, но ничего подозрительного в нём повторно не обнаружила. Что ж, неудивительно, что ей померещилось что-то: галерея освещалась лишь розовым светом закатного солнца, и была наполнена полумраком, зрение могло уловить что угодно, а воображение — что угодно дорисовать. Однако что-то вновь промелькнувшее совсем рядом, где-то за плечом, заставило прочно встать на месте. Принцесса медленно, с опаской обернулась, ожидая увидеть что угодно, но только не пугающее ничего. Поняв, что то, что пугает её, находится непосредственно в зеркале, Мун в неведомом трансе подошла ближе к нему, ни на миг не сводя взора со своей копии. Когда высохшие после слёз глаза привыкли к плохой освещённости, принцесса увидела, что из недр отражения к ней приближается чей-то размытый силуэт — знакомый, но, тем не менее, пугающий, почти зловещий. Крик стал предательски подкатывать к горлу, и Мун едва не взвизгнула, когда зеркало со скрежетом сдвинулось куда-то в сторону, открывая вид на ещё большую темень, в которой проглядывались тусклые оранжевые огоньки. А ещё золотистые очи, будто бы светящиеся фосфором сквозь мрак. Страх отступил, и Мун двинулась чуть вперёд, дабы убедиться в догадках. Перед ней стоял Призрак и протягивал ей руку (лапу?), облачённую в неизменную чёрную перчатку.

— Прошу прощения за то, что напугал, не умею появляются не эффектно, — Тоффи был в маске, но Мун по интонации Призрака всегда угадывала его эмоции. Сейчас он улыбался.

Это выглядело весьма неловко: Призрак, протянувший руку Мун, ожидающий неприлично долго, и принцесса, всё никак не принимающая её, стоящая, как была, на одном месте. Тоффи хотел было задать вполне логичный вопрос, однако Мун опередила его, рванувшись к Призраку и в следующее же мгновение оказавшись у него на груди, обвивая тонкими руками высокую шею, до которой едва доставала. Тоффи, несколько оторопев, прижал её к своему стану и без лишних слов закрыл тайный проход, дабы никто из случайных прохожих не застал их. Тихие всхлипывания прерывались глубинными вздохами, и Тоффи понял, что девушка чем-то расстроена. И ему не нужно было долго гадать, чтобы понять, чем именно. Когда Мун ослабила хватку (которая, впрочем, и не была так сильна), Тоффи мягко обхватил её ладонь своей и повёл по узкому сырому коридору. Мун огляделась. Те оранжевые огоньки оказались миниатюрными витыми канделябрами, выглядывающими из самих стен. Их слабый свет едва ли освещал стены, и трудно было разглядеть что-либо вдалеке. Но, судя по резкому повороту, который сделали Тоффи и Мун, коридор углублялся куда-то вниз, и, кажется, в нём были даже лестницы. Принцесса то и дело боялась споткнуться о неожиданное препятствие, но Призрак каждый раз предупреждал о внезапной ступеньке или углублении, слегка дёргая девушку за руку, указывая идти медленнее. Из-за густой тьмы Мун не сразу поняла, что коридор давно окончился, и теперь они находятся в уже знакомом ей месте: полукгрулом низком помещении с многочисленными арками, назначение которых принцесса раньше не понимала. Именно здесь произошла их первая за долгие годы встреча.

Мун рассказала Тоффи всё, что узнала, и всё, что чувствовала (избегая как-то интуитивно темы романтических чувств к другу детства). Боль предательства, толика унижения и немного даже — дребезжание разбитого сердца. Призрак слушал внимательно, так же, как и всегда, и как только душевные излияния оборвались, и пара невыразимо красивых голубых глаз воззрилась на него в томительном ожидании, он промолвил:

— А чего ты ожидала?

Мун опешила от подобного встречного вопроса. А Тоффи продолжал:

— Ничего особенного в этом нет. Так и произойдёт однажды. Однажды ты станешь королевой и навсегда задушишь в себе все эмоции и чувства, потому что монарх — лицо государства, опора целого народа, и ему негоже проявлять себя — только лишь свои лидерские качества и волю. На душу правителя, как бы прискорбно это ни звучало, всем плевать.

Призрак говорил уверенно, не запинаясь и не смягчаясь. И Мун верила ему. Она знала всё это, знала, что когда-нибудь ей придётся столкнуться с циничной реальностью, но думала, что к тому времени успеет подготовиться к роковой встрече. Однако, как это всегда и бывает, действительность приходит неожиданно, лавиной укрывая разум жестоким осознанием. И Мун испугалась. Испугалась того, что потеряет прежнюю жизнь, с её красками и радостями. Испугалась того, что может потерять себя в королевской суете. Девушка отвела блестящий взгляд в сторону. Тоффи подошёл к кушетке, на которой она сидела, и опустился на колени, заглядывая в её лицо.

— Но ты отличаешься, Мун. У тебя может быть выбор, — его холодные руки накрыли её маленькие, дрожащие ладони. — Ты можешь сбежать со мной, и поверь, тогда никто и нигде тебя не достанет, у тебя будет настоящая жизнь, а не эта жалкая мишура.

Мун посмотрела на Тоффи. Его глаза сверкали странным, лихорадочным огнём. Весь вид Призрака принял какое-то изломанное, больное выражение, единый ненормальный порыв встряхивал его тело.

— Я люблю тебя, Мун! — отчаянно почти вскрикнул Тоффи, и Мун вздрогнула. Слова признания прогремели где-то над её головой, не рядом. — Люблю больше, чем сестру, чем подругу, чем саму жизнь.

Мун взметнулась с места. Крупные лапы продолжали удерживать её, притягивая вниз, но девушка удерживала их. Такого просто не может быть! Тот, кого принцесса считала своим верным другом и мудрым наставником, оказалось, испытывает к ней далеко не дружеские чувства. Такие же, как она к Риверу? Определённо, нет. По взору Тоффи Мун поняла сразу: в нём кипит нечто куда более сильное, страстное, всепоглощающее. Она хотела что-то ответить и не могла, хотела действовать — не получалось, хотела разрыдаться — и этого не выходило. Мун словно застряла в двух состояниях, находясь где-то в плавающем промежутке. Жидкое золото не переставало светиться у её груди, и она совершенно не знала, как быть, чтобы не потушить его, не превратить в рыжее пламя. Однако Тоффи сам удивил её, поднявшись и смиренно кивнув.

— Я понимаю, это сбивает с толку, — ему явно трудно было обуздать эмоции и взять себя под контроль — по тяжёлым утробным вздохам это было очевидно. — Но позволь мне подарить тебе кое-что, в знак того, что ты рано или поздно дашь мне ответ.

Принцесса не сразу заметила, как на её безымянном пальце оказалось кольцо. Тонкой работы гравировка на золотой поверхности обозначала непонятные завитки, которые, безусловно, несли особый смысл; разноцветные переливы даже в не самом ярком свете пещеры чётко просматривались. Кольцо, подаренное некогда Тоффи самой Астерией, её маленькое наследие, её память.

— Тоффи, я… — «я не могу его принять» — должно было, как ей казалось, слететь с её уст. Но осталось где-то на языке, затемнённое сомнением. Ведь Мун и сама не знала точного ответа на предложение Тоффи.

И на его чувства.

***

От Тоффи Мун вышла ещё более подавленная, чем была до этого. В голове гудело, в груди глухо отбивало такты сердце, а мысли и вовсе исчезли, растворяясь в вихре отдалённых переживаниий. Мун не чувствовала себя, не ощутила, как почти дошла до своей комнаты и не заметила, как опустилась на банкетку в коридоре. Её палец поглаживал гладкое кольцо автономно, сливаясь с монотонным биением сердца. Принцесса смотрела прямо перед собой, но видела не противоположное окно и стену, а влажные золотые глаза, глядящие с мольбой, почти что отчаянием. И от этого-то взора всё внутри больно сжималось.