Призрак замка Баттерфляй (СИ)

— Ты ещё и работать с металлом умеешь? — удивилась Мун, оглядываясь в поисках хоть каких-нибудь намёков на инструменты по работе с литьём или кузнечеством.

Призрак не сразу отвлёкся от своего занятия, но когда взглянул на девушку, лишь улыбнулся.

— О, нет, за всё время практики я так это и не освоил. Это сделал мой друг.

Баттерфляй застыла в непонимании. Она-то думала, что Тоффи не выбирается никуда дальше замка. Или это кто-то из придворных? Но Мун было трудно припомнить хотя бы одного кузнеца при дворе.

— Понимаю твоё изумление, — Тоффи поднялся, подходя к Мун. — Пожалуй, у меня есть для тебя одна долгая, но очень занимательная история. Если захочешь, могу рассказать её, пока мы занимаемся генеральной уборкой.

Принцесса с готовностью кивнула, поставив дракона на ближайший мраморный столик.

— Что ж, приступим. Прежде чем знакомить тебя с моим приятелем, необходимо поведать предысторию. Дело было шесть лет назад…

Комментарий к Глава 10. Отрезок памяти. Часть II

* Пилястра — вертикальный выступ стены, условно изображающий колонну.

Капитель — венчающая часть колонны или пилястры.

Бельведер — надстройка над зданием, вышка.

Гирлянда — орнаментальный мотив из волнообразно свисающих листьев, цветов, лент и т. п..

Эркер — выступающая за плоскость фасада часть помещения.

Портал — архитектурно оформленный главный вход крупного сооружения

Что ж, давно я хотела порадовать вас объёмной главой, и, наконец, смогла. Настолько, что пришлось разделять её на две части :‘D

И, таким образом, я поняла, что работа выросла в макси, что, впрочем, даже радует.

========== Глава 11. Неизбежное ==========

Когда Ривер уехал, Мун острее ощутила, как нуждается в нём. Йохансен говорил что-то о неотложных делах на его родине, из-за которых его родители вынуждены досрочно покинуть замок Баттерфляй, а также о том, что они обязательно вернутся к Зимнему Балу. Конечно, Мун мало волновала часть про выполнение долга, необходимость уехать и так далее — она жадно ловила каждое слово, каждую фразу, которые хоть как-нибудь намекали на скорое возвращение. Ей стало не хватать тихих, незамысловатых разговоров по вечерам, весёлых прогулок, от которых веяло тёплой ностальгией, и этих робких небесно-голубых глаз, что взглядывали на высоту её роста исподлобья, то и дело прячась под белыми ресницами.

Единственное, что радовало Мун теперь, после отъезда друга детства, это время, проводимое с Тоффи. С недавних пор общение их наладилось, и Мун уже не боялась, что Тоффи в любой момент может вспыхнуть и превратить собственное убежище в бедлам. Конечно, принцессе было невдомёк то, что ровное поведение Призрака и прежнее самообладание — следствие отбытия Йохансена из замка. Но вряд ли дело было только в наивности Мун. В последнее время ей особенно не хотелось вдумываться в причинно-следственные связи. Она была осчастливлена тем, что ей удалось, наконец, вернуть ощущения тех времён, пусть в действительности это было невозможно. Мун банально хотелось верить в светлое, лучшее, хотелось жить так же беззаботно, как несколько лет назад, хотелось жить, а не быть. И заветные её желания стали потихоньку сбываться. Она всё с таким же упоением слушала музыку Призрака, дивилась его картинам и по-детски восторгалась его историями, которые теперь были не придуманы, но пережиты им самим.

И, безусловно, идиллия не могла длиться слишком долго.

Мун никогда не любила делиться откровениями с матерью. Однако сегодня, за ужином, Мун пробило на искренность. Ей казалось почему-то, что именно сейчас Королева Скай сможет понять её чувства, переживания, именно сейчас снимет с себя холодную маску отчуждения и с нежностью взглянет на дочь, которую раньше не удостаивала ни одним ласковым словом.

— Матушка… — привычно робея перед ледяным взором матери, начала Мун. Уверенности принцессе придал лёгкий кивок Королевы, означавший, что ей позволено продолжать — не самая частая привилегия среди придворных. — Если позволите, я бы хотела узнать: были ли вести от Йохансенов? Прошло уже две с половиной недели, а они так и не прислали ни одного письма, и я… — Мун прервала себя, решив, что остальное будет излишним, и только теперь посмотрела на Королеву Скай. Ту нисколько не разозлил заданный вопрос, ведь женщина не расцепила рук, разместившихся на столе в замочке.

— Вести были, дочь моя, — коротко ответил Королева, но, поняв по жадности, проскользнувшей в глазах Мун, что ей этого недостаточно, прибавила: — Как и обещали, они приедут к Балу, но, видимо, впритык, поэтому тебе придётся ещё потерпеть.

Обыкновенно правительница была немногословна и позволяла себе лишь самые короткие реплики. Однако, несмотря на старую привычку, заметила:

— Это прекрасно, что ты прониклась чувством к своему будущему жениху.

Болезненная пощёчину прошлась по лицу Мун. Внезапно мутное осознание чего-то, что ранее нерешительно постукивало где-то в глубине разума, начало теперь проясняться, расставляя всё по местам.

— Ч-что?.. — переспрашивая, скорее, саму себя, глухо произнесла Мун.

Королева Скай резанула взором сидящего напротив мужа, и тот, поперхнувшись трапезой, как-то виновато глянул на дочь.

— Видишь ли, дорогая, мы ещё во время пребывания Йохансенов договорились с ними о соединении двух династий, то есть, о вашем с Ривером браке. Ты же понимаешь, треклятые слухи о проклятии не позволят ни одному видному жениху решиться попросить твоей руки, а наследник Йохансенов согласен на всё… — но Мун уже не слушала отца. Она неожиданно поняла. Выходит, её любовь — договорная?

Эмоции закружились в необузданном вальсе, приводя сердце в бешеный ритм, кружа голову. Мун поднялась из-за стола, и даже вид строгой матери не смог удержать её от этого жеста. В другой раз она бы ни за что так не поступила: страх перед властной родительницей всегда прочно «приклеивал» её к месту. Но теперь… теперь она пережила слишком многое, и слишком многое проносилось в голове, чтобы контролировать себя, предаваться опасениям, что Королеве что-то не понравится. Мун вздёрнула подбородок, заглянула в холодные очи матери. Непонимающе, дерзко, почти зло. Слёзы просились на глаза, жгли их, нещадно резали, но Мун лишь поджала дрожащие губы. Она, быть может, и хотела бы что-то сказать — выкрикнуть — для хотя бы ощущения справедливости. Но понимала, что стоит ей начать говорить, и весь поток несказанного, но давно просящегося быть сказанным, всё то, что принцесса так долго держала в себе под страхом быть осуждённой — выплеснется наружу в виде крика или — упасите боги! — истерики. Мун стояла, и сама не знала, зачем стоит, зачем глядит в непроницаемое лицо матери, словно стараясь отыскать в нём хоть проблеск жалости.

— Ты должна понимать, дитя моё, что на тебе лежит бремя долга принцессы и, что важнее, будущей королевы. Твои эмоциональные выходки недостойны поведения наследницы. Переживаешь из-за договорного брака? И что ж? Я с твоим отцом тоже не по любви сочеталась, — Королева снова повернулась на мужа, но тот спрятал убитый взгляд в стол, лишь робко кивнув. Скай вздохнула и посмотрела на дочь в желании сказать что-то ещё. — Мун… — явно смягчившись, промолвила Королева. Но принцессы уже не было в королевской столовой.

***

Закатное солнце отбрасывало последние свои лучи на стены дворцовой галереи*, просачиваясь через панорамные окна без занавесей. Глухую стену украшали величественные гобелены, картины и цветы, а также кое-где панорамные же зеркала, что попадались каждые четыре или пять метров. Мун, игнорируя всякие правила поведения королевской особы, почти что неслась по залу, жмуря глаза от тут и там проскакивающих солнечных лучей. Эмоциональный порыв вскоре схлынул, оставляя за собой лишь вгрызающуюся в душу обиду. Мун сожалела о том, что повела себя «недостойно наследницы», ведь ей действительно не на что было надеяться с самого начала, но и возвращаться в столовую, извиняться перед родителями, она не собиралась. Только не в данный момент, не когда ей всё ещё больно.