Игра на двоих (СИ)

— Это тебе. И только попробуй сказать, что твое оружие хуже лука Китнисс.

Принимаю подарок, осторожно опускаю его на пол и чуть дрожащими от нетерпения пальцами нажимаю на металлические замки. Слышится негромкий щелчок. Я откидываю тяжелую крышку, опускаю взгляд и моментально влюбляюсь в свою новую напарницу. Пальцы скользят по гладкому стволу, ощупывая каждую деталь и бессознательно ищут спусковой крючок, а в ушах звучит тихое эхо выстрелов, несущих смерть любому, кто попадет в прицел. Мое оружие намного лучше лука Эвердин, каким бы совершенным тот ни был.

— Ну, и кому выпала честь сделать из меня снайпера? — интересуюсь я, не отрывая ни взгляда, ни рук от винтовки.

— Главе охраны, — ухмыляется довольный моей реакцией изобретатель.

— Боггсу? — вспоминаю роботоподобного помощника Койн. — Значит, на ближайшие дни веселье мне гарантировано. Спасибо, Бити. Она прекрасна. Как ты узнал, что мне нужно?

— У тебя идеальное зрение и твердая рука, я видел это на Арене. Кроме того, я приготовил для тебя несколько ножей, на случай внезапного нападения и для ближнего боя. В твоей униформе есть специальные потайные карманы для дополнительного оружия.

Я бережно достаю винтовку из углубления, вскидываю ее к плечу и прицеливаюсь.

— Не здесь! Хочешь, чтобы весь бункер взлетел на воздух? — взвизгивает Эффи.

— Она даже не заряжена, Бряк!

— Дождись возвращения Боггса, узнай, где находится испытательный полигон, — вот там и пали по всему, что попадется под руку! — не успокаивается капитолийка, явно не понимая, как обычное ружье может вызвать такой восторг.

С нескрываемым сожалением убираю оружие обратно в футляр, благодарно улыбаюсь гению, и плетусь за напарницей в Штаб.

Следующие несколько часов мы просматриваем записи Голодных Игр и отбираем самые душераздирающие моменты. Я не компьютерный гений, и правильно смонтировать целое видео мне, конечно, не под силу, но кое-какие начальные навыки у меня имеются: еще в самом начале моего пребывания в Тринадцатом кто-то из помощников Президента обучил меня простейшим приемам работы с ноутбуком. Поэтому сейчас мне не стоит особого труда вырезать необходимые фрагменты и сохранить их на отдельный диск, чтобы затем команда местных специалистов сделала из них очередной агитролик. Гораздо сложнее смотреть на себя и Хеймитча на Арене, поэтому, когда очередь доходит до наших Игр, я не выдерживаю и прошу Эффи о помощи. Теперь она ломает голову над тем, что лучше показать народу Панема в нашем промо-видео, а я лишь слушаю ее указания и бездумно вырываю нужные кадры из контекста. Мне непонятно, зачем включать в агитролик Семьдесят Третьи Игры: в моей победе не было ничего бунтарского, лишь желание жить.

— Я же не Китнисс, Эффи. Я не только никого не спасала, но своими руками убила почти треть соперников, причем только ради собственного блага. Вспомни, как народ отреагировал на мою победу. И как, по-твоему, он воспримет мой призыв к восстанию?

— Людям это уже не важно, — возражает капитолийка. — Думаешь, им есть дело до твоих мотивов? Главное для них то, что теперь ты — в рядах повстанцев, сражаешься за дело революции рука об руку с Сойкой.

Китнисс и компания возвращаются поздно вечером, избитые и истекающие кровью. Боггс несет Эвердин на руках, остальные ковыляют позади. Я кидаюсь навстречу хромающему Рубаке и, закинув его руку себе на плечо и обняв за пояс, помогаю добраться до госпиталя. Пока врач обрабатывает раны, мужчина тихо пересказывает мне последние новости из Восьмого, которого, похоже, больше нет. Стоит мне услышать о новом налете бомбардировщиков, как в душу закрадываются сомнения. Дистрикт разбомбили буквально за день до появления там Китнисс, значит, сегодняшнее нападение было покушением на жизнь Сойки и одновременно наказанием Восьмого. Ведь, приняв Эвердин, они, по словам Сноу, совершили государственную измену.

Всем вновь прибывшим нужны лечение и покой, но никто, кроме Китнисс, не соглашается остаться в госпитале. Однако ее как раз не спрашивают: в Штабе она сейчас не нужна, а вот режиссеру и ее помощникам предстоит долгая ночь. Койн дает нам час на ужин и отдых, после чего собирает всех у себя в кабинете, чтобы выслушать краткий отчет о случившемся.

— За Дистриктом следили, — докладывает Хевенсби. — Президент моментально узнал о нашей вылазке. Пока бомбардировщики стирали Восьмой с лица земли, Сноу показал несколько кадров в прямом эфире и заявил, что это — предупреждение всем мятежникам.

Плутарх — единственный из всей команды, кто вернулся в Тринадцатый невредимым. Это понятно: как руководитель операции, он остался в планолете и следил за происходящим сверху. Но меня все равно безумно злит его спокойствие, ведь это та самая уверенность человека, который делает вид, что руководит войной, так ни разу не встретившись с ней лицом к лицу на фронте.

— Вам удалось что-нибудь снять? — обращается Президент к Крессиде.

Молодая женщина-режиссер, капитолийская протеже того же Хевенсби, утвердительно кивает:

— Да. Это прозвучит жестоко по отношению к погибшим жителям Восьмого, но та бомбежка пришлась нам очень кстати.

Я кривлю губы в скептической улыбке: на этот раз в хорошей игре актрисы сомневаться не приходится, а вот в квалификации капитолийских режиссеров-операторов, наверное, стоит. «Ладно», — мысленно вздыхаю, — «снять Китнисс на камеру хуже, чем это сделала Фалвия, невозможно. Значит, у нас есть шанс».

Президент отправляет режиссера и ее команду в лабораторию. Плутарх остается в кабинете, чтобы согласовать наши дальнейшие действия. Гейла и Рубаку отпускают домой, в жилые отсеки, а я подхожу к Боггсу и нерешительно спрашиваю:

— Бити сказал, что ты будешь учить меня стрелять. Когда мы начнем?

Тот выжидающе смотрит на свою ученицу, считая, что задавшая вопрос сама на него и ответит. Из глубин кабинета до нас доносятся несколько слов из разговора Хевенсби и Койн, и я понимаю, что вторая вылазка не за горами, и на этот раз в съемках придется участвовать не только Китнисс, ведь мы полетим в Двенадцатый. И еще я понимаю, что не одна Крессида не будет спать этой ночью. Не страшно, еще успею выспаться. Например, после смерти, если не сумею защититься, когда в меня полетят бомбы Президента Сноу.

========== КНИГА V. ВЕЧНЫЙ ШАХ. НИЧЬЯ. Глава 51. Ответ отрицательный ==========

— Целься… Стреляй!

Как я и думала, тренировка занимает всю ночь: Президент приказала Боггсу обучить меня стрельбе, и тот подошел к делу со всей присущей ему ответственностью. Может, в повседневной жизни в нем и есть что-то от человека, но сейчас это — солдафон. Я до боли прижимаю приклад к плечу и почти не чувствую его отдачи при выстреле. Мишени взрываются одна за другой, стоит разрывным пулям попасть в цель. Воспаленное воображение рисует на месте бездушных кусков фанеры людей, от простого солдата-миротворца в грязно-белой униформе до Президента Сноу в белоснежном фраке с красной розой на лацкане, и с каждым «убитым» противником мне становится легче. Слепая ярость прозрела. Я знаю, что не промахнусь, когда придет время стрелять по живым мишеням.

Только закрыв прицел и опустив винтовку, я понимаю, как сильно устала. Руки и тело немеют от непривычной позы, глаза способны различить лишь дымящиеся обломки, а в ушах еще звучат выстрелы и взрывы, перемежающиеся комментариями Боггса. Глава охраны оказывается еще более строгим тренером, чем мой бывший ментор, но все же, в самом конце, я удостаиваюсь от него скупой похвалы.

Мы уходим со стрельбища за час до момента, когда прозвенит будильник и проснется все население Дистрикта. Очень хочется спать или хотя бы выпить чашку кофе, чтобы продержаться еще сутки, но вместо этого я возвращаюсь в свой отсек и скрываюсь в ванной комнате. Долго стоять под душем не получится — воду здесь экономят еще сильнее, чем еду, —, а потому я поворачиваю вентиль влево и всего одну минуту прыгаю под холодными струями. Память услужливо подсовывает кровавую картину прошедшего дня, и я, утратив контроль, прикладываю руку к животу. Такой же плоский, как и всегда. Внутри все сжимается — словно от голода, но как-то уж слишком тоскливо. От пустоты.