Игра на двоих (СИ)

— В ту ночь, когда мы впервые прилетели к вам, в лесу рядом с Двенадцатым Дистриктом на нас напали миротворцы. Среди погибших в той схватке есть мои родные. Я хочу похоронить их. Я не могла сделать это сегодня, и теперь мне надо вернуться туда одной. Они погибли из-за меня. Все, что я могу сделать для них теперь — попрощаться. Так, как они того заслуживают.

К концу своей недолгой, но искренней речи, я поднимаю глаза на сидящую напротив Койн. Та пристально смотрит на меня, и ее взгляд будто пронзает насквозь, силясь проникнуть в самые дальние уголки и узнать все самое сокровенное.

— Завтра утром.

Я ослышалась?

— Что?

— Завтра в девять утра в ангаре тебя будет ждать планолет с экипажем и всем необходимым оборудованием на борту. Ты наденешь специальную гарнитуру и будешь постоянно на связи. У тебя есть три часа. Закончишь и сразу вернешься. Не опаздывай, в два у нас в Штабе пройдет важное собрание. Все поняла?

— Так точно! — салютую я. — Спасибо, госпожа Койн.

— Не за что, солдат Роу, — впервые улыбаются не только бледные губы, но и бесцветные глаза.

В тот день мы, сами того не заметив, делаем шаг навстречу друг другу и между нами что-то меняется.

Я почти не помню событий следующего дня. Потрескавшаяся земля, в которую с трудом вгрызается блестящее лезвие лопаты. Кровавые мозоли на одеревеневших пальцах. Две глубокие ямы на опушке леса, выстланные мягкой хвоей. Два тяжелых тела в луже запекшейся крови. Вороны, клюющие падаль. Гнилой запах смерти. Один грубо сколоченный крест на двоих, без всяких надписей. Я, лежащая на мягкой, взрытой земле и бездумно смотрящая в небо. Меня не хватает на «прощай», только на «до встречи».

Я бегу не только от прошлого, но и от настоящего и будущего. Постоянно ищу, чем заняться, как отвлечься, не оставляя ни одной свободной минуты. Из всех проблем, с которыми мне приходится столкнуться в Дистрикте-13, эта оказывается самой незначительной. Каждое утро на внутренней стороне мой руки, от запястья до локтя, появляется расписание. Я встаю в шесть утра и ложусь в одиннадцать. В семь иду на завтрак и, едва сдерживая тошноту, проглатываю кашу. Порции рассчитаны так, чтобы получить необходимое количество калорий, но вот насыщения не предусмотрено. Беженцам из Двенадцатого дают чуть больше, чем местным жителям: даже по сравнению с худощавыми солдатами мы — лишь кожа да кости. Остальные все равно недовольны, но мне нет дела до размера порций: весь последний месяц при виде любой еды мне хочется брезгливо зажать нос и отвернуться. А потому по утрам я молча отдаю свою тарелку кому-нибудь из соседей по столу, стараясь не замечать встревоженных взглядов мамы. Обычно я стараюсь сесть где придется, лишь бы поближе к экрану, по которому в это время как раз идет утренний выпуск новостей из Капитолия. Иногда Койн приглашает меня присоединиться к ней, Плутарху и их помощникам, но в этом случае завтрак превращается в еще один Совет. Спасибо, их мне хватает и в конференц-зале.

После я игнорирую работу на кухне и сразу отправляюсь в Штаб. Узнаю последние новости, прослушиваю сообщения и просматриваю ночные эфиры — отчего-то Койн считает, что я могу услышать и увидеть в них больше остальных. Или понять какой-то скрытый смысл. Я не против: необходимость предельной концентрации помогает не думать о смысле всего происходящего и не испытывать боли. Бити взламывает систему безопасности, Плутарх держит связь со шпионами и оказывает посильную помощь Дистриктам. Половина из них уже открыто восстала против Капитолия и теперь усиленно бьется против все новых и новых армий миротворцев, прибывающих из столицы по земле или по воздуху. Кому-то нужна еда, кому-то — лекарства, кому-то — оружие. Но нам тоже кое-что нужно. Нам надо, чтобы взбунтовались все Дистрикты. Каждый из оставшихся одиннадцати. Не только самые дальние, но и ближайшие к столице — Первый, Второй. Для Капитолия они — главный источник сил. Мы должны лишить Сноу всего, и для этого нам нужна Китнисс. Но она не с нами. Девушку продолжают накачивать лекарствами, с ней работают практически все врачи Тринадцатого Дистрикта, но она никак не приходит в себя. Не потому что не может: просто не хочет. Я разговариваю с главным врачом, пытаясь выяснить, в чем причина, и можно ли что-то сделать, но быстро понимаю, что он не ответит. Никто не ответит на мой вопрос, кроме самой Эвердин. Ведь ни один человек из тех, кто сейчас пытается вернуть девушку к жизни, не знают, что ей пришлось пережить. Никто. Даже я не в силах понять ее до конца. Так же, как и не в силах помочь ей, пока она сама не захочет жить и бороться дальше.

Мне разрешают взглянуть на нее, но не заходя в палату — через маленькое окно в стене. Длинная больничная сорочка, взлохмаченные волосы вместо аккуратной косы, осунувшееся лицо и затравленный взгляд. Она похожа на сумасшедшую даже больше, чем Энни Креста. Несколько дней спустя ее классифицируют как умственно дезориентированную и выписывают из госпиталя. Но ничего не меняется: девушки как не было в Штабе, так и нет. Единственное отличие в том, что теперь мы не знаем, где ее искать: каждый раз она находит все более укромный уголок, где и прячется, не желая ни говорить с миром, ни даже смотреть на него. Койн решает дать ей еще немного времени, но я вижу, что ее терпение на исходе. И что бы ни обещала эта женщина, я точно знаю: в случае необходимости она велит мне занять место Сойки-Пересмешницы. И неважно, что я совсем не хочу спасать этот мир.

Во второй половине дня я ухожу из Штаба и присоединяюсь к младшим жителям Тринадцатого, спешащим на очередную лекцию, посвященную войне. Место, в котором мы сейчас находимся, напоминает военную казарму не только аскетично-безликим внешним видом, но и всей своей жизнью. Железная дисциплина, строгое расписание, уважение старших по возрасту и званию, беспрекословное подчинение командирам. Даже здесь, в Дистрикте, есть тыл и фронт, и у подрастающего поколения — всего два пути. Здесь есть врачи, учителя, фермеры, повара, солдаты, шпионы, хакеры, пилоты и инженеры, но все они либо являются частью армии, что ведет многолетнюю войну, либо работают на благо армии, снабжая ее всем необходимым для победы.

Как и остальным достигшим четырнадцатилетнего возраста, мне присваивают звание «солдат» и обучают теоретическим и практическим основам военного дела. В силу недавних обстоятельств меня временно освобождают от интенсивных силовых тренировок, и я использую это время, чтобы лучше узнать место, в которое попала. Благодаря коммуникафу, особому идентификационному номеру и личному вмешательству Койн, меня беспрепятственно пропускают почти в любое место, от подземных ферм с огородами и стадами скота до лабораторий, где изготавливается оружие. Я говорю «почти», потому что только много позже мне становится понятно, что у Президента — как и у Дистрикта — гораздо больше комнат, полных страшных и не очень тайн, чем кажется на первый взгляд.

Вечера я провожу в Штабе. Президент несколько раз делает мне замечание, напоминая, что в расписании есть пункт «Размышления» — немного свободного времени перед ужином, на что я отвечаю: «мне это не нужно». И, притворившись, что не вижу ее поджатых губ, устраиваюсь рядом с Бити, цепляю на голову громадные наушники и наблюдаю, как гений пытается наладить связь между Тринадцатым и остальными Дистриктами. В этот момент от мужчины исходят волны спокойствия и уверенности, и я невольно поддаюсь им, стараясь заглушить тревожные мысли, что посещают меня каждый раз, стоит мне перестать что-то делать. Потому я и не желаю останавливаться. Даже самые простые, повседневные, монотонные, отработанные до механизма движения помогают мне не сорваться, не свернуть с пути, который я избрала.