Игра на двоих (СИ)

Не то чтобы я забыла о Хеймитче или поверила в то, что потеряла его навсегда. Нет. Я сделаю все, чтобы спасти напарника. Встану на его место, продолжу ради него то, что начал он ради меня. Эбернети жив, и я буду верить в это до самого конца, до той минуты, когда кто-то положит его мертвое тело у моих ног. Я опущусь перед ним на колени, прижмусь к его груди и, заставив всех вокруг заткнуться, попытаюсь уловить тихий стук его уставшего, измученного сердца, но услышу только тишину. Тогда я возьму нож, приду в Капитолий и убью Сноу и всех, кого посчитаю виновным в смерти ментора. А затем я вернусь к Хеймитчу, лягу рядом, обниму остывшее тело и умру. Вот что я сделаю. И никто меня не остановит. При все том, что я хочу стать движущей силой этой войны, никто не узнает, что является движущей силой меня.

Закрываю глаза. Мир перестает существовать, и я остаюсь один на один с болью. Ментор ошибся, когда сказал, что так проще. Раз за разом я проигрываю и умираю.

Мы приближаемся к Тринадцатому, и я с любопытством выглядываю в окно. Дистрикт разрушил Капитолий, а оставшиеся от него развалины — время. Кто бы что ни говорил, семьдесят пять лет — солидный срок. Планолет приземляется на каменную площадку недалеко от обломков местного Дома Правосудия. Плутарх выходит первым и дает мне знак следовать за ним.

— Не отставайте, — бросает он. За нами спешит помощница Хевенсби Фалвия.

Нас уже ждут. Президент Дистрикта-13 Альма Койн стоит на высоком камне и не отводит взгляда от далекой линии горизонта. Она одна, но отчего-то не вызывает сомнений скрытое присутствие ее помощников и охраны. Высокая худощавая женщина лет пятидесяти, идеально прямые седые волосы послушно лежат на плечах, в мутно-серых глазах — штиль спокойствия, граничащего с равнодушием. Пока мы обмениваемся некрепкими рукопожатиями и называем каждый свое имя, я прикидываю, сколько лет понадобилось ей, чтобы обрести столь непоколебимую невозмутимость. Невозмутимость смерти. Живые люди так не смотрят. Женщина кажется серым призраком, а мир вокруг нее — слишком, неподобающе ярким.

— Добро пожаловать! — Койн по очереди оглядывает всю компанию и кивает так приветливо, как только может себе позволить.

Ее взгляд останавливается на мне: в нем даже проскальзывает что-то вроде интереса. Я небрежно откидываю с лица волосы и не таясь смотрю ей в почти бесцветные глаза. Неприятное ощущение, будто окунулась в холодный водоем. Где-то я уже видела этот светло-серый цвет грязного подтаявшего снега.

Президент показывает нам искусно замаскированный вход. Один за другим мы пролезаем в узкое отверстие и оказываемся в темном коридоре. Единственный лучик света — тот, что проникает с улицы. Койн ведет нас дальше, к лифту. В темноте она ориентируется лучше всех нас вместе взятых: то ли глаза уже привыкли к постоянному мраку, то ли женщина так часто пользуется этим ходом, что выучила маршрут наизусть. Я же поминутно оглядываюсь по сторонам: последние Игры и битва с профи в ночной тьме оставили не самые приятные воспоминания.

С согласия Койн Плутарх отправляет одного из сопровождающих нас слуг обратно в планолет, чтобы перенести всех раненых в больничный отсек. Президент велит помощнику показать им дорогу в больницу. Мы тем временем спускаемся на лифте на нижние уровни. На стене крошечной кабины горит тусклая лампочка. Теперь мои уставшие глаза хоть что-то видят, а я чувствую себя в относительной безопасности. Ради интереса считаю этажи, но очень скоро сбиваюсь: мы проезжаем то ли двадцатый, то ли тридцатый и движемся еще дальше, еще ниже. Койн замечает мое удивление и поясняет, что строительство подземного города началось задолго до Темных Времен. Тогда он, конечно, выглядел по-другому, гораздо проще, но люди не предъявляли особых претензий, было бы где спастись от Капитолия и, в дальнейшем, мирно жить.

Мы приходим в Штаб — несколько просторных помещений, объединенных короткими коридорами. Разговор длится долго, и я за это время успеваю узнать немало нового для себя. Внимательно слушаю Плутарха и Койн, подбираю обрывки брошенных ими фраз и собираю из них сложную в своей причудливости мозаику. Например, что Дистрикт-13 и правда производил ядерное оружие, а графит был всего лишь прикрытием. Или что Капитолий заключил с Тринадцатым соглашение, когда тот заявил о своих намерениях выйти из-под его контроля. Жители больше не подчиняются общепринятым правилам и не поднимают войну (исход которой, кстати, был вовсе не так однозначен, как можно подумать), а взамен Дистрикт не только перестает существовать для Панема, но и навсегда исчезает с лица Земли. Или что Тринадцатый только сделал вид, что принял правила игры, а сам, по прошествии нескольких лет, развернул кампанию по подготовке к новой войне, которая затронет уже все Дистрикты. Или что Плутарх Хевенсби родом отсюда, из этих мрачных подземелий. Тринадцатый готовил его к роли двойного агента и, когда пришло время, отправил в Капитолий, прощупывать почву для восстания и набирать сообщников. Мужчина был одним из многих, кому предстояло организовать подпольные организации и перетянуть на свою сторону как можно больше полезных людей. Выходит, по меньшей мере половина из того, что он говорил мне о своих непростых отношениях с Альмой Койн, было ложью.

— Вы же понимаете, мисс Роу, — поясняет мужчина, — я не мог поступить иначе.

Понимаю. А что мне остается? Иногда, чтобы перехитрить врага, нужно обмануть не только его, но и друга.

— Ваши шпионы были и в остальных Дистриктах?

— В некоторых, на всякий случай, — неохотно признается Койн. — Сейчас я думаю что этот риск не оправдал себя. После событий последних двух лет местные жители подняли бунт и без наших подсказок.

— В Двенадцатом тоже было создано тайное общество бунтарей? — отчего-то мне не хочется думать, что Хеймитч был его частью.

Отчего-то мне хочется думать, что он и правда организовал восстание ради меня. Ну, или хотя бы что эта мысль пришла ему в голову после нашей встречи, именно в тот момент, когда слова «прекрасный новый мир» уже витали в воздухе, но никто не отваживался первым произнести их вслух.

— Нет, — качает головой Президент. — Может, для вас мои слова прозвучат оскорблением, но… По правде сказать, мы никогда не рассматривали ваш Дистрикт как возможного союзника. Скорее, как жертву, — пленника, заложника, называйте как хотите, — которую придется спасать из лап Сноу. Здоровых и сильных людей у вас и так немного, но и они слишком запуганы, чтобы присоединиться к повстанческому движению. Они бы только мешали. Сеяли бы сомнения в рядах бойцов, подрывали бы авторитет лидеров. Шли бы позади, задерживая нас, а вместе с нами и наступление светлого будущего.

В кабинете повисает неловкое молчание. Наверное, Койн ждет, что я выйду из себя. Что её слова вызовут во мне негодование, злость, гнев, ярость, бешенство. Что я закричу, едва подавляя желание вцепиться ей в глотку. За своих людей и свой дом. Что скажу хоть что-нибудь в их защиту. Не дождется. Тишину прерывает мой снисходительный смех.

— Госпожа Президент, вы никого не оскорбили, вы лишь констатировали факт. Жители Двенадцатого действительно чересчур пугливы. Страх действует на них сильнее любой надежды. И у вас не получилось бы запугать их лучше, чем это сделал Кориолан Сноу. В Дистрикте-12 есть только три человека, которые действительно готовы к восстанию, несмотря ни на что — ни на опыт прошлых поколений, ни на возможное несуществование будущих.

— И кто же это?

— Один из них захвачен в плен Президентом. Хотелось бы верить, что он переживет пытки и, впоследствии, выберется из подземелий Капитолия. Второй охраняет Двенадцатый, чтобы в случае нападения суметь вывести из-под удара столько людей, сколько получится, и переправить их в Дистрикт-13.