Узы (СИ)

Мелкие капли били по зелёным листьям растений, смывая с них тяжёлый песок, по высохшей за день земле, которая не могла напиться. Время давно перевалило за обед и Менетнашт уже не надеялся увидеть сегодня луч солнца, как небесный поток прекращается, словно вся вода вылилась из ведра, и серые, тяжёлые тучи лениво ползут к линии горизонта. Атон всё ещё продолжает тянуть свои руки к земле, к людям, которые, наверно, вышли из своих домов, и Менетнашт улыбается ему, словно приветствует старого друга. Луч солнца плавно скользит по каменному полу, забегает в дворец, чтобы коснутся руки жреца в приветствии и сразу же исчезнуть. Близится ночь, страшное время, но их покой будет охранять Ра, если ничего ему не помешает, если сфера всё же не была ещё приведена в действие.

Менетнашт вдыхает на полную грудь пока ещё прохладный воздух, который снова не раскалился под невыносимой жарой. Может, съездить к нему? Всё равно нечего делать в этом дворце. Свою миссию он и так давно сделал, основное же дело ещё лежит тяжёлым грузом на плечах.

- Здесь не место для посторонних, - раздаётся за спиной грубый голос.

Лизимба. Но мужчина слышал его тихие шаги ещё тогда, когда шёл сюда. Хороший воин, лучший из всех смертных, что он видел. Но обмануть или остаться в неведении рядом с ним невозможно.

- Тогда что же ты здесь делаешь? – Менетнашт поворачивает голову в сторону и из-за плеча смотрит на подходящего к нему начальника стражи.

- Чтобы вывести тебя отсюда. Несмотря на то, что ты жрец, несмотря на то, что Его Величеству нравятся твои фокусы, ты всё равно не имеешь право быть здесь. Я вынужден тебя проводить отсюда.

- Не волнуйся, я сам найду выход.

Поверхностная улыбка касается губ Менетнашта и он разворачивается, чтобы скрыться в темноте коридора, из которого и пришёл сюда. И вновь тихие шаги за спиной, которые преследуют его. Мужчина может лишь рукой махнуть и тени завладеют Лизимбой, не давая ступить и шага, но Менетнашт останавливается – останавливаются и шаги.

- Раньше ты был не столь подозрительным. Видимо, стареешь, - жрец поворачивается лицом к Лизимбе и подымает уголки губ в лёгкой улыбке.

- А ты нет. Я помню, как мы с отцом ездили в Кинополь, и там был мужчина, который красотой затмевал всех ранее виденных миловидных дев, даже саму жену Его Величества. И его красота вовсе не поблекла со временем, лишь волосы стали чернее самой ночи, как и глаза, а кожа стала схожей на молоко, - Лизимба подходит впритык к Менетнашту, словно пытаясь получить ответ в его глазах, отыскать то, что вот столько дней, лет его беспокоит.

- Я жрец, всякое бывает. Омолаживаюсь каждый год, кровь девственниц и самых лучших воинов, - безразлично отвечает мужчина и пожимает плечами.

- Я видел жрецов! И они стареют так же, как и все люди! Кто ты?!

Лизимба пытается схватить Менета за плечи, чтобы хоть как-то вытрусить из него ответ и сбить эту противную улыбку с губ, но мужчина уворачивается и словно растворяется в тенях. Начальник стражи осматривается вокруг, кладёт руку на меч в ножнах, чтобы набраться уверенности, но вздрагивает, когда тихий голос со странными рычащими нотками раздаётся отовсюду.

- Не стоит лезть в то, во что потом не поверишь.

***

Донкор сидел дома и не знал, чем себя занять. Когда начался дождь, то он радовался ему, словно мальчишка, радовался тому, что Атсу разрешил ему идти домой, ведь всё равно мало что можно сделать на плантации. Дождь был спасением, ведь целых два месяца палило солнце. А сейчас, видимо, Атон сжалился над ними, позволяя небо затянутся тучами и разрыдаться над их землёй.

Когда юноша вернулся домой, то застал свою маму в кровати, которая из-за такой смены погоды даже не могла подняться на ноги. «Со мной всё в порядке, - заверяла она своего сына. – Просто голова немного болит». Голова болит… А у него из-за волнения сердце уже который месяц не перестают сжимать тиски.

Сейчас же Донкор старался сидеть как можно тише и размышлять о своём, чтобы не потревожить спящую маму. Каждый взгляд на чёрную метку заставлял счастливо улыбаться и вспоминать Анубиса, который так легко дал ему защиту. И стоило, конечно, переживать, волновать, отказываться от всего, ведь это же бог Дуата, сам судья, однако… Он не хотел. Да, Донкор не хотел от всего отказываться. Не имея полноценного внимания к себе, не в силах поделится с кем-то тем, что накипело внутри, а мама просто не поймёт, Донкор был готов на такое, готов на то, чтобы всю жизнь общаться с самым опасным богов из всех. И был ещё Менетнашт, с которым просто было хорошо проводить время, который так много всего знал. А его внешность… Почему он раньше не замечал, что его цвет кожи совсем не походит под их палящее солнце, что его глаза, словно два обсидиана, так всматриваются в него, в его ба, как будто что-то желая открыть новое? И столь длинные, как для мужчины, волосы цвета вороного крыла… Донкору было интересно, мягкие ли они настолько, как он себе представляет. Слишком громкий выдох и юноша со страхом смотрит в сторону кровати, на которой спала его мама, словно она могла узнать его постыдные мысли. Юноше становится стыдно за то, что он думает о таком, стыдно, что его стало тянуть к Менетнашту куда сильнее, чем это должно быть.

Дождь уже давно закончился, но Донкор не обратил на это никакого внимания, пребывая в своих слишком странных раздумий. Но тихий стук заставляет отвлечься и подорваться на ноги, чтобы как можно быстрей открыть дверь и не разбудить маму. Свежесть от дождя касается щёк так ласково, словно материнский поцелуй, и слабый ветерок, что взялся неизвестно откуда, растрепал его волосы, заставляя стукнутся бусинке о бусинке на одной из чёрных прядей. Удивлённый взгляд подымается вверх по фигуре, что была полностью обтянута чёрной тканью, и Донкор с непониманием смотрит на Менетнашта, что приветливо улыбается ему.

- Что вы тут делаете? – тихо спрашивает юноша и выходит за порог дома, закрывая за собой дверь.

- Ну как же? Поговорить с тобой. Или ты уже забыл о нашей договорённости? – весёлые нотки в голосе и Донкор поджимает губы. – Можно зайти или у тебя есть более уединённое место для разговоров?

- Нет… да…

Донкор мнётся, нервно теребит в пальцах край рукава своей накидки и опускает взгляд вниз. Зачем он приходит, если всё равно не спрашивает в итоге, а только больше рассказывает? Но юноша как бы не хотел, не мог отказать себе в том, чтобы ещё раз увидеть Менетнашта, чтобы услышать его голос, который успокаивал и заставлял улыбаться непонятно чему. Тяжело вздохнув, Донкор попросил мужчину следовать за ним и, пока они шли, он оглядывался по сторонам, словно что-то украл. Не хватало ещё, чтобы кто-то увидел его со жрецом. Слухи же поползут.

Знакомый путь, знакомая тропинка между двумя довольно высокими скалами и Донкор сворачивает в противоположную сторону от храма, туда, где остались покинутые людьми дома. Слишком жарко, слишком далеко от воды, слишком опасно и близко к самой пустыне. Они доходят до ближайшего домика тогда, когда яркого диска на небе уже нет и видны только его руки. Донкор ещё никогда так поздно не оставался на улице, в это время он уже помогал маме в приготовлении ужина, но сейчас, когда Менетнашт рядом… Засмущавшись, юноша заходит в открытый дом и подымается вверх по лестнице. Надежда, что крыша полностью высохла после такого дождя слишком велика, ведь сюда тучи могли просто не дойти.

- Хозяин дома не будет против, что мы здесь?

- Здесь уже давно никто не живёт, - Донкор садится на песок, которым была покрыта вся крыша дома, и косо смотрит на мужчину, что размещается рядом. – Дома, что стоят за этими скалами, люди покинули ещё тогда, когда я был совсем маленьким. Здесь не было возможности выжить. Город, хоть так хорошо его видно, - юноша кивает головой вперёд, показывая в доказательство заселённые домики и далёкие шпили обелисков во дворце небтауи, - но слишком далеко. А каждый раз ходить в столь узком проходе – слишком опасно, камни могут сверху упасть. Да и животное, чтобы пройти, должно быть очень худым и ничего не нести на своей спине. Вода тоже слишком далеко отсюда и только пустыня, которая с каждым годом становится всё ближе и ближе, бросает свои пески сюда, заставляя умирать всё, к чему прикасается.