Узы (СИ)

Мальчишка со страхом вглядывался в темноту, пытаясь рассмотреть того, кто принёс его домой и забрал боль. Неужели это?.. Он вздрагивает, когда вспыхивает два ало-красных огонька. Эти глаза, это же…

- А…

- Спи, дитя, - до его лба дотрагивается что-то мягкое и горячее, что заставляет веки потяжелеть.

***

Просыпаться было тяжело, чересчур, словно в глаза кто-то насыпал песка и по голове не раз били. Или как после того, как он, однажды на празднестве, попробовал пиво. Донкор совсем не понимал тех людей, которые постоянно употребляли этот напиток, особенно в поле, на плантации. Голова же потом раскалывается на мелкие кусочки и хочется только сесть где-то в теньке, заснуть. И становится понятным, почему большинство рабочих не хотело работать с утра пораньше.

Донкор тяжело вздыхает и еле передвигает ноги. Ещё надо собрать всю полбу, ведь, видите ли, у него и так мало дел. Почему он должен корячится под смертоносными лучами солнца, когда это вместо него должен делать Одджи? Так нет, он был в любимчиках у Атсу, вот и выпросился на виноградники. Покачав головой, юноша прогоняет от себя столь тёмные мысли и прикрывает глаза. Устал и непонятно от чего. Может, заболел? Да нет, тогда бы было холодно.

Когда он сегодня встал с кровати, то чуть не потерял равновесия и не упал. Благо, его мама ещё спала, а то бы устроила допрос с пристрастием. Донкор в который раз за сегодняшнее утро зевает и выравнивается, бросая в корзину срезанные колоски. Обычно, в это время уже было достаточно много людей, но сейчас… Юноша огладывается по сторонам замечая редких рабочих и какую-то чёрную точку на горизонте, что приближалась. Интерес всегда был пагубным для Донкора, ведь он тянулся и делал всё возможное, лишь бы удовлетворить себя. Так и сейчас, стоя, словно ноги – часть земли, он с каким-то нетерпением ждал, когда же эта точка станет большей, чтобы можно было рассмотреть её.

Левое предплечье неприятно кольнуло, привлекая к себе внимание. Донкор закатывает рукав и уже в привычном жесте за вчерашний вечер и сегодняшнее утро пытается почесать почти незаметную метку, как анх становится более красным. Метка Анубиса, которая непонятно зачем появилась у него на руке. И почему-то принадлежность к этому таинственному не пугала Донкора, наоборот, завораживала, притягивала к себе.

Сегодня он снова пойдёт в храм, чтобы спросить про эту метку, ведь не спроста же ему её оставили. Донкор опускает руку вниз и морщится от неприятного пекущего ощущения, когда ткань накидки затрагивает предплечье. Надо было что-то приложить вчера, чтобы снять воспаление, но… Юноша подымает взгляд и вздрагивает, когда колесница, что была точкой на горизонте, стремительно приближается именно в его сторону. Оглянувшись, чтобы убедится, что позади него ничего, кроме виднеющиеся вдалеке воды и голых песков. Сегодня все люди, которых он встретил, были чем-то взволнованы и какими-то потерянными. Поэтому, мало ли почему именно сюда едет колесница. Может, она вообще повернёт в сторону.

Вздохнув, Донкор склоняется и продолжает срезать серпом созревшие колоски полбы. Шум от копыт и колёс становился громче, но юноша упорно продолжал их не слышать, напевая себе под нос незатейливую песенку. В висках перестало столь сильно пульсировать и даже боль в голове прошла как по мановению руки, что очень обрадовало юношу. Он резко замирает и перестаёт петь, когда за спиной не слышится ничего, кроме тихого всхрапа лошади. Донкор чересчур медленно кладёт в корзину срезанный колосок вместе с серпом и выравнивается. Главное не обернуться… Он же ничего не сделал! Кто это вообще мог к нему приехать?

- Не делай вид, что не заметил меня, - раздаётся за спиной приятный мужской голос.

Донкор глубоко вдыхает и поджимает губы. Действительно, кто ещё мог это быть? Но, вроде бы, он же, в последнюю их встречу, не очень хорошо высказался, голос повысил. Так зачем Менетнашт снова прибыл сюда?

- Я не намерен разговаривать с твоей спиной, - нетерпение, которое он отчётливо чувствует.

- Зачем вы здесь? – Донкор оборачивается и смотрит на мужчину в колеснице. – Кажется, в последнюю нашу встречу я вам нагрубил.

Минута, за которую мужчина пристально рассматривает Донкора и молчит, словно обдумывая каждое своё слово. Слишком странно, слишком всё, как во сне, ведь не может такое в реальности происходить с ним. Юноша отводит взгляд в сторону, чтобы не видеть черноты чужих глаз, которые так и вынимали на поверхность душу. Нет! Не будет он просто молча слушать такие советы, пусть даже и от жреца, пусть даже его потом казнят. Не будет и точка!

- Ты ведёшь себя, как малое и несмышлёное дитя.

- Но вы и не знаете, какой я на самом деле, - тут же отвечает Донкор, складывая руки на груди.

- Да, не знаю. Поэтому я приношу свои извинения за ранее сказанные мною слова и желаю, чтобы наши встречи продолжились и дальше, - мягко говорит Менет, словно разговаривает с пятилетним ребёнком.

- Есть множество других людей, которые бы с удовольствием поговорили со жрецом из Кинополя, что приехал к Его Величеству.

- Они не такие, как ты. Для них будет важнее получить от меня хедж или какую-то эфемерную силу. Да и станут говорить то, что я хочу услышать, а не то, что является правдой.

Донкор тяжело вздыхает и опускает руки вниз, нервно теребя край рукава. Но он же тоже сейчас пойдёт по прихоти Менетнашта, если ответит своим согласием. А если нет, то… сколько же мужчина пробудет в Гераклеополе?

- Сейчас я занят, - и в подтверждение слов Донкор подымает с земли корзину.

- Вечером, когда освободишься?

- Мне нужно в… у меня тоже есть дела.

Кажется, совсем неприлично так явно отказываться от предложения самого жреца, но у него действительно не получиться ни сейчас, ни вечером, ни завтра, ни послезавтра. Донкор уже собирается уйти, считая, что их разговор закончен, как Менетнашт спускается с колесницы и преграждает ему путь. Неужели непонятно, что занят он, а если будет и дальше прохлаждаться, то снова получит от Атсу?

- Ночью Его Величество пытались убить. Сейчас всех рабочих пытаются допросить, чтобы знать, кто ещё был в сговоре. И, поэтому, если хочешь, чтобы тебя не казнили из-за того, что ты не умеешь врать, то лучше уйти.

- Что? Но я же…

- Я всё объясню. Идём со мной.

Донкор шокировано смотрел в глаза мужчине, не зная, как реагировать. Что он такое говорит? Обвиняет в том, что он причастен к этой попытке убить их небтауи? Но это… Донкор уже открывает рот, как его грубо хватают за руку, заставляя выронить корзину, и тянут за собой. Да что вообще происходит?! Его незаконно обвиняют, ещё насильно заставляют идти за собой… Юноша очнулся только тогда, когда стоял в колеснице, а сзади к нему прижался мужчина, который тут же ударил поводьями.

Руки вцепились в разгорячённый металл колесницы, но боли не последовало. Он не чувствовал ничего, как и хлысты ветра, которые били в лицо, в глаза, заставляли задерживать дыхание. Только одно было важное – что происходит? Его обвиняют в нападении? Но он же про него узнал только сегодня, только сейчас от Менетнашта. Великий Ра, пусть хоть кто-то объяснит что-то нормально. А как же… но… нет…

Донкор попытался понять, где они, куда его везут, но голые стены домов ничего не говорили ему. И людей почти не было. Неужели действительно всех опрашивают, пытаясь найти тех, кто был в сговоре? Но это же бесперспективно, ведь все будут скрывать. Значит, тогда Менет прав – казнить будут всех тех, кто им чем-то не понравится.