Навечно преданный (СИ)

Несомненно, он не был человеком. Хищная кошка в прыжке. Концентрация. Беркут в яростном пике. Скорость. Кондор, зависший в своём царственном парении. Свобода. Всё вместе, и одновременно — ничего из этого. Жаль.

Накал действа был настолько силён, а выплеск энергии настолько мощен, что длительность его представлялась совершенно невозможной. Но бешеное соло всё продолжалось и продолжалось — никем не замеченное, не ждущее восторгов, не требующее оваций — нереальная и горестная мистерия возникшего из небытия невозможного и никому не нужного Нечто.

Несомненно, это был очень странный танец. Ни один из тех, кто ликовал прошедшим днём в этом зале, из тех, кто ещё пытался продлить праздник и веселье в ночном саду, не смог бы определить ни названия его, ни принадлежности.

Танец, который прервался так же внезапно, как и был начат. Ни сбившегося дыхания, ни подрагивающих в напряжении плеч. Полное отсутствие только что изливаемых гневным и нескончаемым потоком чувств.

Абсолютный покой.

Тишина.

И в полуприсяде, спланировав в последнем отчаянном пируэте на одно колено, упираясь пальцами рук и ног в паркет, так и не открыв за всё это время глаз, Шерлок жалел только об одном.

О том, что он всё-таки человек.

Комментарий к Глава 23 Арты к главе:

https://pp.userapi.com/c639324/v639324451/11a03/tB0duRvtuZk.jpg

https://pp.userapi.com/c639324/v639324451/119f9/KX7I7pWu7o8.jpg

https://pp.userapi.com/c639324/v639324451/119ef/19h4yYZV3Bk.jpg

https://pp.userapi.com/c639324/v639324451/119e5/-iD7u6e81UA.jpg

====== Глава 24 ======

Зима вернулась в Шотландию скоро и по-хозяйски, заявив свои права морозами и обильными снегопадами. В печных трубах голодным волком завыл ветер. И без того скудный солнечный свет, едва пробиваясь сквозь щедро посеребрённые изморозью оконные стёкла, совсем размылся в сумерках пронизываемых сквозняками комнат. Царивший в Эдинбургском замке уют вместе с обитателями перебрался поближе к каминам, приобретя некоторую леность и сонливость, которую не смогло стряхнуть даже наступившее Рождество.

К счастью для Его Величества новоиспечённая королева, в отличие от повелительницы вьюг и метелей, не спешила заявлять о своих супружеских правах, требуя от короля постоянного и особого внимания. Напротив, получив в первую брачную ночь достаточно оснований больше не беспокоиться о законности своего интересного положения, Мэри полностью погрузилась в придворные заботы, начав с формирования собственной свиты и распределения должностей между вошедшими в неё знатными дамами.

Джон был благодарен жене за это, ценя её талант выглядеть абсолютно довольной и счастливой, несмотря на то, что после свадебной ночи король так ни разу и не нашёл в себе сил притронуться к своей дражайшей супруге. В ответ на его невнятные оправдания после нескольких неудачных попыток расшевелить чувственный интерес мужа к себе Её Величество только понимающе вздохнула, озвучив при этом предлог, должный придать неловкой ситуации вполне приличный вид:

— Государственные заботы — ноша не из лёгких. Я знаю, что для Вас Шотландия и её интересы всегда будут на первом месте, мой король. Просто помните: если Вам когда-нибудь понадобится отвлечься от тяжких трудов — я всегда рядом! — и, запечатлев на губах Его Величества целомудренный поцелуй, королева без лишних объяснений прекратила всяческие поползновения в этом щекотливом направлении.

Несмотря на то, что проявленные Мэри чудеса понимания принесли Джону ощутимое облегчение, столь толерантное отношение к его неотзывчивости оставило в мятущейся душе монарха неприятный осадок. Слишком уж не вязалось нынешнее поведение Её Величества с той пылкой страстью, которую она так настойчиво демонстрировала до венчания, а потому казалось подозрительно продуманным и расчётливым. При других обстоятельствах новоявленный супруг обязательно потрудился бы выяснить истинные причины подобной терпимости, но сейчас такое положение вещей было слишком удобным, чтобы нарушать сложившийся между венценосными молодожёнами статус-кво.

К тому же, внимание шотландского монарха, вслед за его умом и сердцем, было занято совсем другими заботами.

После свадебного торжества нить, соединяющая короля с его секретарём, вновь покрылась налётом отстранённой покорности и услужливой вежливости, напрочь лишившись той сокровенной интимности, что не так давно весьма ощутимо связывала их души в практически единое целое. Как ни странно, но Джону, совершенно не обеспокоенному равнодушием в отношениях с женой, такая прохладность в общении с Шерлоком была почти невыносима.

Его Величество не строил догадок, а уже привычно чувствовал, что вернувшаяся к Преданному бесстрастность — не следствие обиды: скорее, памятуя о принятом монаршем решении и безоговорочно ему подчиняясь, Шерлок всего лишь прилагал максимум усилий, чтобы не становиться между Джоном и его избранницей. Желая действовать в интересах Хозяина и, естественно, безошибочно улавливая мучительные для Джона переживания по поводу имеющегося у того влечения к своей персоне, верный слуга старался ни единым жестом или словом, ни даже малейшей интонацией не усугубить и без того тяжкие терзания государя.

К сожалению, а может быть, к счастью, Его Величество не владел своими чувствами так же хорошо, как это получалось у вышколенного годами обучения Преданного.

Возможно, причиной этому являлись эманации пресловутой Связи, а, может быть, всё дело было в том, что эти двое действительно подходили друг другу слишком идеально, являя собой показательный пример легендарных половинок мифического существа андрогина, описанного древним греком Аристофаном, которым, несмотря на все ухищрения завистливых богов, всё же посчастливилось встретиться и обрести друг друга в бесконечном водовороте капризной и прихотливой госпожи Жизни. В любом случае, опрометчиво положившись на силу собственной воли, Джон вскоре смог в полной мере убедиться, что поговорка: «Сердцу не прикажешь!» — далеко не пустые слова, и сколько бы он ни пытался заставить его, непокорное, не замирать при появлении прекрасного Ангела, волею своенравной судьбы посланного королю в услужение — строптивый орган всякий раз на мгновение останавливался, а затем начинал биться с таким тревожным и сладким упоением, что всякие доводы разума просто сметались под его неистовым напором, оставаясь лишь тихим шёпотом где-то на самых задворках сознания.

Долго сопротивляться этим отчаянным, лишающим сна и покоя, атакам было просто невозможно. Да и как устоять перед соблазном сделать хотя бы один маленький шаг навстречу тому, к кому твоя душа тянется всеми своими обезумевшими фибрами? Особенно, если этому шагу придать невинно платонический вид.

Его Величество, уделив должное внимание борьбе с самим собой и проведя несколько бессонных ночей в самых противоречивых размышлениях, в который раз решил, что если уж между ним и Шерлоком нет места для плотской любви, то крепкая дружба — вполне достойная и, главное, допустимая ей замена. И, следовательно, он может с чистой совестью отдаться этой дружеской привязанности, не рискуя нарушить данные самому себе обещания.

Приближающиеся новогодние праздники были прекрасным поводом воплотить королевское намерение в жизнь.

Предприимчиво задумав возобновить подзабытую за суетой придворной круговерти негласную традицию посещать милое сердцу заведение старины Карла для встреч с самыми близкими друзьями, Его Величество, приняв участие во всех приличествующих кануну наступающего нового года дворцовых церемониях и удовлетворив тем самым требования к себе, как к монарху, остаток праздничной ночи запланировал провести в «Королевском дубе», пополнив короткий список участников дружеской пирушки именем своего незаменимого секретаря. Капитан Лестрейд, как лицо, заинтересованное во всех смыслах, с большой охотой поддержал желание короля, посчитав, что присутствие Преданного рядом с государем за пределами замка будет более, чем уместным.

Что касается Её Величества, то, как шотландский монарх и предполагал, его удивительно сговорчивая супруга не выказала никакого протеста в ответ на высказанное Джоном пожелание встретить Новый Год не в её компании, с улыбкой отметив, что мужская дружба — это святое, и её традиции надо чтить не меньше, чем семейные. В очередной раз отмахнувшись от назойливых сомнений, вызванных просто-таки неиссякаемой терпимостью королевы, Его Величество приказал послать к Карлу слугу с распоряжением приготовить всё для грядущего застолья, а сам отправился лично сообщить Шерлоку о предстоящей забаве.