Соблазнение Джен Эйр

— Джен, не говори так! Прислушайся к голосу разума!

Я почувствовала, что способна влиять на него, обладаю некой внутренней властью над ним, и это придало мне сил. То была поистине переломная минута, и в ней было что-то притягательное, захватывающее. Нечто подобное, наверное, чувствует краснокожий индеец, который мчится в своем каноэ по опасной стремнине.

— Джен! Джен! — снова произнес он голосом, преисполненным такого сожаления, что у меня заныло сердце. — Так, значит, ты не любишь меня? Выходит, ты ценишь не меня, а мое положение? Считаться моей женой для тебя важнее, чем обладать моей любовью? Теперь отшатываешься, когда я хочу к тебе прикоснуться…

Слова эти больно ранили меня, но что я могла ответить? Что могла сделать? Возможно, было бы лучше, если бы я ничего не ответила, но меня мучили такие угрызения совести, такое чувство вины за нанесенную ему обиду, что я не смогла удержаться, чтобы не оросить бальзамом рану, которую нанесла.

— Я люблю вас, — сказала я. — Больше, чем когда бы то ни было. Но я не имею права показывать это чувство или потворствовать ему. Последний раз я говорю о нем. Я покидаю вас.

Он покачал головой:

— Эти разговоры о расставании со мной — безумие. Ты не можешь этого сделать. Твое тело уже принадлежит мне. Ты можешь притязать на новое существование, но только как часть меня. Ты будешь миссис Рочестер, по сути и номинально. Ты будешь жить в моем доме на юге Франции. Это белостенная вилла на самом берегу Средиземного моря. И жизнь твоя там будет счастливой, беззаботной и безопасной. Не думай, я не толкаю тебя на ошибку и не хочу сделать своей любовницей, потому что, когда я буду рядом с тобой, мы будем мужем и женой, как в эти последние недели. Почему ты качаешь головой? Джен, будь благоразумна, или я снова впаду в неистовство.

Голос и руки его задрожали, большие ноздри раздулись, глаза сверкнули, но я осмелилась заговорить:

— Сэр, вы женаты, и ваша жена жива. Сегодня утром вы сами признали этот факт. Если я стану жить с вами, как вы того желаете, я превращусь в любовницу. Утверждать обратное — ложь. И я не понимаю… Не могу понять, как смогу жить под одной крышей с ней, потому что никогда еще я не испытывала такого страха, как там, на третьем этаже.

— Ты осуждаешь меня. Я это прекрасно вижу, хотя никогда не лгал тебе и предупреждал о своих необычных вкусах по части женщин. Ты сама вынудила меня рассказать о своих любовницах. Если позволит время, я могу объяснить, что меня связывает с Бертой Мейсон, и поведать о нашем прошлом так, что ты все поймешь. Ибо сострадание — это твой дар, Джен.

Я на мгновение закрыла глаза. Его слова обожгли меня. Да, действительно, я расспрашивала мистера Рочестера о его былых победах и плотских утехах, надеясь, что воспоминания отвратят его внимание от моих недостатков. Однако я никогда не пыталась понять природу положения его любовниц. Меня интересовала лишь физическая сторона их отношений. Раньше я возбуждалась, когда он делился со мной подробностями, но сейчас жгучий стыд накрыл меня волной.

— Разве ты не понимаешь? Ты — лучшая часть меня, мой добрый ангел. Я накрепко связан с тобой. Я считаю тебя доброй, одаренной, милой. Сердце мое кипит от страсти, которая стремится к тебе, к самому источнику жизни, замыкает мое существование на тебе и чистым, могучим пламенем сплавляет тебя и меня в единое существо.

Что со мной творилось! Это было настоящим испытанием. Огненные тиски сжали мое естество. Он любил меня, горячо и беззаветно, человек, которому я поклонялась, и я должна была отказаться от своей любви, от своего идола.

— Мистер Рочестер, я никогда больше не стану вашей.

Последовало долгое молчание.

— Джен! — снова заговорил он так нежно, что внутри у меня все сжалось и на глаза навернулись слезы. — Джен, ты хочешь, чтобы каждый из нас отправился своей дорогой?

— Да.

— Джен, — он приблизился ко мне и заключил в свои объятия, — ты сейчас говоришь серьезно?

— Да.

— А сейчас? — Он нежно поцеловал меня в лоб, в щеки, приложил ладонь к груди. Потом опустил руку мне между ног поверх платья. Мое лоно затрепетало от привычного ощущения.

— И сейчас! — крикнула я, решительно вырвавшись из его рук.

— О Джен, это так горько! Это неправильно. Что плохого в том, что я люблю тебя?

— Неправильно будет подчиниться вам.

— Значит, ты отнимаешь у меня любовь и невинность? Бросаешь обратно в пучину похоти и порока?

— Мистер Рочестер, я желаю такой судьбы вам не более, чем себе самой. Вы простите меня быстрее, чем я прощу вас.

— Не правда. Никогда этого не будет. Почему ты не можешь остаться? Ни один человек не стал бы жаловаться на такие обстоятельства. Ведь у тебя нет ни родственников, ни знакомых, которые осудили бы тебя, если бы ты осталась со мной. И о ней никому знать не нужно.

Это была правда, и, пока он говорил, мое сознание, мой разум предательски обернулись против меня и обвинили в преступном противлении ему. Голос их был почти таким же громким, как голос Чувства. «Подчинись! — увещевал он. — Подумай о его горе. Подумай, какая опасность ему грозит. Что с ним будет, если он останется один? Утешь его. Спаси его. Люби его. Скажи ему, что любишь его и останешься с ним. Кому ты нужна в этом мире? Кому навредят твои поступки? Ты ведь принадлежишь ему. Сможешь ли ты отказаться от наслаждения, которое испытывает с ним твое тело?»

Но ответ был непреклонен:

— Моя судьба мне не безразлична. Я останусь верна принципам, которым следовала, когда была в здравом уме, а не во власти безумия, как сейчас.

Я бы не смогла и не стала жить с ним, зная, что другая женщина подчиняла его своей воле… А возможно, и до сих пор подчиняет.

Ричард Мейсон наверняка находится в ее власти. Теперь я это знала. Я выхаживала Мейсона, когда она ранила его, и сейчас стала вспоминать, как он вел себя тогда. Его изнеможение, теперь я это понимала, было изнеможением после любовного экстаза. Он проехал через полмира, чтобы быть с Бертой Рочестер. Вот почему он не жаловался мистеру Рочестеру на то, как она ведет себя с ним.

Именно Мейсон прервал нашу свадьбу, рабски исполняя желание этой женщины. И снова мистер Рочестер не покарал его за этот гнусный поступок. Вот это и убедило меня в том, что он тоже находится в ее власти.

Я вспомнила, как она посмотрела на меня, когда загасила свечу прямо перед моим лицом. Это был взгляд всемогущей властительницы, подобной тем, которых я видела в книгах мистера Рочестера, где женщины истязали своих рабов, бичевали их, заставляя подчиняться и желать этих мук снова и снова.

Мистер Рочестер уничтожил мою невинность, одурманил меня, открыв чудеса телесных наслаждений, пробудив во мне голод, о существовании которого я лишь догадывалась. Однако именно поэтому я и должна была уехать. Останься я — и мне предстоит падать все глубже и глубже, в пропасть, не имеющую дна.

Его вера в то, что я могу вытащить его из трясины греха, в которой он погряз задолго до встречи со мной, была ошибочной. Это было мне не по силам. Ни один человек, ставший его соучастником, не смог бы стать его спасителем.

— Я ухожу, сэр.

— Ты не можешь.

— Думаете, я не слышала, что она сказала? — выпалила я, приходя в ярость оттого, что он не понимал, в какое положение меня ставит. Во мне прозвучали ее жуткие слова: «Я велела тебе обучить ее, лишить невинности, сделать податливой и привести ко мне», и я напомнила их ему.

Мистер Рочестер был раздавлен. Слезы выступили у него на глазах. Он уже не мог смотреть мне в лицо.

— Да, моя милая, милая Джен. Я обещал ей это. Мог ли я не пообещать исполнить ее приказание, если ее угрозы были такими страшными? Она угрожала погубить меня.

Я развернулась и хотела уйти, но он схватил меня за подол платья и заставил остановиться.

— Но я бы ослушался ее! Как только я узнал тебя, как только понял, что готовлю тебя не для нее, а для себя… В тот же миг я понял, что должен покинуть это место вместе с тобой и разрушить ее чары. Поэтому я и попытался уехать сегодня.