Навечно преданный (СИ)

Плотная затейливая маска слегка сдавливает ей лицо и добавляет проблем с дыханием. Зачем она — уже не помнится, не удерживается в голове, но то, что эта маска необходима — вбито в подсознание так же крепко, как крепко прижато к багряному шёлку нежное обнаженное тело, как неловко и больно защемлены длинные светлые волосы, как подрагивают в напряжении узкие ступни, упёртые в гладкое и твёрдое.

Сиплый жалобный стон вылетает из её пересохшего рта, и мужчина над ней замирает. Его глаза закрываются, зубы впиваются в нижнюю губу, прикусывая почти до крови. Только что бывшее абсолютно бесстрастным лицо искажает мучительная гримаса, словно жертва — он, а не распростёртая под ним молодая женщина. Она замирает тоже, холодея от подступающей паники, от непредсказуемости происходящего, но откуда-то из не рассеянной свечами темноты звучит повелительный голос: «Не останавливайся! Продолжай!» — и по разгорячённой коже пробегает дрожь, а тот, к кому относится этот короткий приказ, открывает глаза и возобновляет прерванное на несколько мгновений движение. Да.

Процесс соития длится долго, слишком долго. Боль сменяется тянущей и поглощающей каждый дюйм тела похотью и снова болью. Бесконечно. Бездумно. Нестерпимо. Нереально… Наконец, дыхание мужчины сбивается и он замирает, лишь содрогаясь в нескончаемых конвульсиях апофеоза — внутри разливается мощно и жарко, заставляя дрожать вместе со своим мучителем, хрипло кричать вместо него, странно молчаливого даже в эти минуты, кричать уже не от боли, а от чего-то невыносимого и невозможного к удержанию внутри, как и та влага, что, не найдя достаточного для себя вместилища, стекает сейчас по стройным бёдрам на уже мокрые от пота простыни…

Тряхнув изящной головкой и прогоняя наваждение, Мэри Морстен уверенно продолжила свой путь.

====== Глава 18 ======

Сидя за столом в кабинете, Его Величество исподволь поглядывал на своего секретаря, пытаясь уловить хотя бы тень реакции на только что прозвучавшую новость. Но на вежливо-невозмутимом лице не дрогнул ни единый мускул, а в глазах не вспыхнуло даже искры иных эмоций, кроме сосредоточенного внимания.

С подчёркнутым воодушевлением перечисляя моменты, которые следовало бы учесть в подготовке предстоящего ужина, король, против собственной воли, всё больше раздражался. Слишком спокойно принял Шерлок столь исключительное известие, слишком ревностно уточнял какие-то важные, на его взгляд, детали, слишком вдохновенно — иллюстрируя слова быстрыми набросками на разбросанных по столу листах — предлагал любопытные и изящные идеи для организации торжества.

В конце концов Джон не выдержал:

— И ты мне ничего не скажешь? — подавшись вперёд, он упёрся ладонями в гладко отполированное дерево столешницы. — Я говорю, что собираюсь жениться на какой-то женщине, а ты просто составляешь меню и рисуешь эскиз обручального кольца? И это всё, на что ты способен?

Невозмутимость сменилась таким же вежливым удивлением.

— Если Вы полагаете, что синий для украшения зала слишком традиционен, то можно использовать лиловый или сиреневый, хотя фамильные цвета Дома Ватсонов были бы более уместными…

— Шерлок, ради Бога! — в сердцах стукнув по столу, перебил король. — Не притворяйся, будто не понял, что я имею ввиду. Ты, конечно, чёртов умник, но я ведь тоже не идиот?

Преданный часто заморгал, глубоко вдохнул и взглянул на государя так, словно тот впервые поставил перед ним совершенно невыполнимую задачу. Но когда он открыл рот, прозвучавший ответ был вполне выдержанным и даже официальным.

— Простите, господин. Мне, прежде всего, следовало поздравить Вас со столь значительным событием. Я встретил леди Морстен по дороге к Вам, и могу заметить — она производит впечатление дамы благородной и достойной. И если судить по тому, что Вы именно её выбрали себе в супруги, в ней наверняка скрыто множество неоспоримых достоинств. Я искренне надеюсь, что Ваше Величество будет счастлив рядом с этой женщиной.

— Вот как? — Джон откинулся в кресле, хмуро сверля секретаря подозрительным взглядом. — Надеешься? Искренне? Что ж, ты прав: леди Морстен действительно удивительная и замечательная. Более того — сейчас мне кажется, она лучшее, что случилось со мной за последнее время. Она добрая, весёлая и открытая, умеет быть честной и не скрывать своих чувств. Она действительно знает, что значит — быть искренней и следовать зову собственного сердца. Она тот человек, которому я могу довериться полностью!

— Значит, Вам действительно повезло, господин, — Джону показалось, что голос Преданного дрогнул, но внешне он оставался абсолютно невозмутимым. — И задуманное торжество должно быть достойно сделанного Вами выбора.

Его Величество быстро облизал губы и скрестил руки на груди, всё ещё изучающе глядя на своего несостоявшегося любовника исподлобья.

— Тебе это действительно настолько безразлично?

— Мне не может быть безразличным ничего из того, что касается Ваших интересов, государь, — прозвучало тут же не вызывающим ни малейших сомнений эхом.

Несколько секунд Джон напряжённо всматривался в секретаря, а потом, словно смирившись, бросил:

— Хорошо! Вернёмся к нашим делам. Так говоришь, кольцо должно быть с сапфиром?..

Осознавая, что ему совершенно не за что сердиться ни на Шерлока, ни на кого-то ещё, Его Величество, при всём том, испытывал тем большую досаду, чем ближе подходил назначенный для помолвки день. Стараясь объяснить собственное взвинченное состояние обыкновенным беспокойством перед грядущими основательными переменами в личной жизни, а поиск самых разных поводов не видеть будущую невесту — не более чем невесть откуда взявшейся суеверностью, в глубине души Джон понимал, что это не совсем соответствует истине. Если говорить начистоту, Его Величество не мог не признать: он сомневался в принятом решении. А так как подобное случалось с ним крайне редко, осознание сего факта основательно выбивало шотландского короля из колеи.

Разумеется, он не считал себя правым всегда и во всём. Порой принимаемые решения требовали пересмотра или внесения корректив, но зачастую это касалось вещей простых и приземлённых, таких, как план атаки или проект очередного строительства. Там всё было продиктовано объективными и ясными фактами, доводами здравого смысла, в причинах же нынешних сомнений разобраться оказалось намного труднее. Да и проблема здесь была вовсе не в самом выборе или в том, что Джон сам не знал, чего хочет. Проблема была в том, что он не хотел этот самый выбор делать, желая всего и сразу, а вместить всё желаемое в одну реальность в данном конкретном случае, к сожалению, не считал для себя приемлемым.

Изнурённый непрекращающейся даже после судьбоносного разговора с леди Морстен внутренней борьбой, Его Величество стремился как можно меньше видеться с теми, кто вызывал в нём эти противоречивые чувства. К счастью, Мэри была настолько поглощена собственной подготовкой к предстоящему событию, что и сама не настаивала на частых свиданиях. Что же касается Шерлока…

Увы, с Шерлоком всё обстояло совершенно иначе! И хотя педантичный секретарь большую часть времени был занят доведением намеченного мероприятия до идеала, уделяя внимание не только списку приглашённых гостей и размещению их за праздничным столом, но даже узорам, вышитым на салфетках, ежедневные отчёты неизменно приводили его в королевский кабинет, где совершенно ошалевший от обилия подготовительных нюансов Джон, рассеяно вслушиваясь в обсуждения и споры Преданного с церемониймейстером, гофмейстером и прочими ответственными за придворный этикет и церемониал лицами, с ужасом думал о том, чего же ему нужно будет ожидать от свадьбы, если уже помолвка способна практически свести его с ума. Хорошо ещё, что от Его Величества во всём этом деле требовалось, в основном, только одобрительное хмыканье и согласное кивание.

Но когда они с Преданным оставались с глазу на глаз, кивками и хмыканьем обойтись было сложно. Усердно исполняя возложенные на него обязанности, Шерлок при этом умудрялся увеличивать дистанцию между собой и Хозяином до такой степени, что король порой начинал сомневаться в существовании пресловутой Связи. Не пытаясь больше выяснять отношения, Джон, тем не менее, почти инстинктивно старался уловить чувства и настроение своего секретаря, хотя с таким же успехом он мог бы попробовать уловить эмоции айсберга. Казалось, что трещины, появившиеся на гладкой поверхности годами выстраиваемых ограничений под воздействием излучаемого Джоном душевного тепла, снова затянулись холодным льдом слепой покорности. Вместо пусть противоречивого и непредсказуемого, но реально ощутимого пробуждения чувств, перед Его Величеством вновь была только сила — мощная и абсолютно безликая — и безоговорочное желание служить.