Ома Дзидай (СИ)

Меч прошелся по шее быстро, но бережно. Голова отца не отлетела на руки зрителям, а повисла на тоненьком куске кожи.

Труп обрушился на пол, дергаясь и утопая в собственной крови.

Когда казнь свершилась, исполин зашатался, будто запутавшись в ногах. Выпрямившись, он вытер клинок об белоснежный платок, заделанный за кушак. Но убирать катану не спешил и встал с опущенной головой. Ждал, что скажет сёгун.

Я пристально следила за самоубийством, стараясь держаться холодно. На меня посматривал глава отряда, расположившийся на соседней свае. Дернись я тогда, отправилась бы вслед за родителем.

Страдания отца отдавались призрачной болью внутри.

Безликий спаситель не уберег его от самоубийства. Либо подставил из соображений собственной выгоды. Так я посмела предположить, проклиная Рю.

Урагами Хидео ушел из жизни прямо на моих глазах. Как отец, прежде всего.

Внезапно обретенный и так скоро утраченный. Последний по-настоящему родной человек, которого я имела радость знать и к которому чувствовала свою принадлежность.

Мать, Наоки, отец…

Я видела себя не просто круглой сиротой и, с натяжкой говоря, вдовой, а самой одинокой девушкой во всем Мэйнане.

Нелепой куноити с бессмысленной судьбой, которая по-прежнему служила бакуфу, не сдвинувшись ни влево, ни вправо. Четко осознавая, что именно Дзунпей отнял у нее прямо или косвенно всех, кто был дорог…

Ненавидя все и вся, я отвернулась в попытке успокоиться. Обмануть себя. Любой ценой увериться, что еще не все потеряно.

К мертвецу подбежали два самурая и склонились, будто над падалью стервятники. Действовали осторожно, чтобы не оставить на своих одеждах позорные пятна крови.

Его перевернули. Один вынул неторопливо из брюха кусунгобу, вычистил до прежнего блеска и укрыл в ножнах, засовывая кинжал за пояс. Встретив многозначительный взгляд Горо, он встрепенулся и поспешил удалиться.

Воины взяли тело за деревенеющие руки и ноги. Провожаемые всеобщим молчанием, они потащили его к черной глотке бездонной ямы для трупов.

Чтобы останки не бились при падении об края огромной дыры в полу, а летели посередине и не зацепили их, они раскачали покойника и сбросили его в пасть к тьме.

Урагами Хидео исчез окончательно. Мгла поглотила его, принимая в тихое лоно, пока он падал, разрывая перед собою воздух, на самое дно.

В бездну, где его ждали гниль, смерть и невольничьи души, там застрявшие. Туда, где меж груды свежих останков ютились опарыши, дожидающиеся новой добычи.

Когда он достиг горы костей, сломав часть под собой, гулкий треск прокатился пугающим отголоском по стенам ямы. Безразличные самураи тихо возвращались на места, а кугэ и даймё затаили дыхание.

Тишину нарушил Коногава Дзунпей. Разведя руки в стороны, сёгун сделал пару шагов вперед и обратился к толпе раскатистым и волнующим голосом проповедника:

– Кара настигла предателя. Он искупил вероломство – не только жизнью…

– …но и будущим семьи, – добавил тэнно Иошинори.

Было тошно слушать, как угнетатель Мэйнана выставляет злодеем человека, осмелившегося пойти против него из добрых побуждений. Единственного в государстве!

Мне хотелось поскорее покинуть Великаньи Дубы и забыться. Но было рано. Пришлось душить злобу внутри.

– Пусть для каждого этот случай будет показательным и укрепит нас всех перед лицом угрозы извне. Не забывайте свое место в стране заходящего солнца!..

–… дорожите им! – призвал Первейший.

– А вместо того, чтобы сеять смуту, я в который раз призываю всех даймё сплотиться в столь темный час…

– … ибо враг ближе, чем кажется на первый взгляд, – резко дернув головой, дополнил речь Дзунпея тэнно.

Оба были правы в суждениях. Но ни один не понимал, о чем говорит.

Их проникновенное обращение нарушил режущий уши лязг стали, рухнувшей на камень. Привлеченная шумом, я отыскала глазами источник. Им оказалась катана, выпавшая из руки Горо.

Синий ветер пронесся через Великаньи Дубы.

Все глядели на сына сёгуна, сдавливавшего кулаки до колебания в суставах.

– В чем дело, сын? – обеспокоенно спросил сёгун. Не столько из любви, сколько из раздражения. Наследник сорвал его речь, позоря имя рода Коногава.

Никто больше не решался заговорить с ним. Но каждый следил, что будет дальше.

Какое-то время Горо стоял, выпав из действительности. Ноги подкосились, и он упал на колени, клонясь к полу. Ладони метнулись к лицу, прикрывая горький плач. По площадке прокатились его всхлипы, перерастая в сдавленные рыдания, чья громкость только повышалась.

Коногава-младший пронзительно кричал. Я не выдержала и спросила у главного шиноби его мнение. Вразумительного ответа не последовало.

– Что происходит?

– Что-то… необъяснимое, – многозначительно проронил он, не отрывая взгляд от исступленно дергавшегося наследника.

Горо вытянул спину и отбросил руки от лица, срывая голос. Он сразу затих, совсем не шевелясь. Сёгун наблюдал с опаской, пятясь и держа руку ближе к катане.

Мне показалось, Горо сошел с ума на ровном месте. Но завеса тайны стала медленно рассеиваться, когда до ушей дошел непонятный треск, а кожа его, как по колдовству, стала осыпаться.

Все осознали неестественность происходящего.

– Это не мой сын! – выпалил он. Сбросил с головы шлем и вынул оружие наголо. – Самураи, шиноби – ко мне! Всем остальным – держаться на своих местах!

Даймё и кугэ оставили последний указ без внимания. Никто из них не был при оружии, да и с Великаньих Дубов охрана так просто не выпустила бы их. Им оставалось только глядеть под ноги, чтобы не упасть при отступлении в яму, и поддерживать мнимое спокойствие, сторонясь Горо.

– Вы слышали волю повелителя? – окрикнул отряд наш глава.

Он достал из-за спины крюк кагинавы и, закрепив его на свае, торопливо спустился по канату вниз. Мы последовали его примеру.

– Защищайте сёгуна! – сказал своим начальник самураев.

Перед Дзунпеем встал ряд мечников. Иошинори спрятался среди сопровождения.

Между даймё и кугэ проносились остальные воины.

Едва мы, под сотню человек числом, заняли боевое положение, из рассыпавшегося в прах Коногава Горо показалось огромное чудовище, в котором все увидели злого духа.

– Ёкай!.. Это же ёкай!

Тогда я не знала, правда ли это. У всякого злого духа своё предназначение и известная в народе внешность. Данное существо, уродливое и зловещее, превосходило любых других по этим качествам, не имея понятных помыслов.

Ёкай с легкостью разрывал на себе золотистые доспехи, будто обламывая молодые ветки. Он вселял неописуемый ужас в сердца самураев и шиноби. Этот яд сковал и мое.

Страх перед неизвестным заботил меня недолго. Я считала, что созданию суждено умереть здесь, от наших рук. Глазам открылся способ сделать что-то в отместку за гибель отца, раз уж ёкай приложил к нему свои когтистые лапы.

Остальное не имело значения.

Освободившись от брони, чудовище, напоминающее помесь человека и кани, предстало перед нами, ясно давая понять, насколько оно опасно.

Гнетуще стрекоча, оно повернулось мордой к сёгуну. Сталось ясно, за кем ёкай явился. Загадкой оставался его никчемный плач по Урагами Хидео.

Ёкай взревел, заставляя Великаньи Дубы содрогнуться…

***

Случилось нечто немыслимое. Мой язык не повернется назвать это боем. Скорее, избиение младенцев…

Чудовище не шевелилось, размышляя, как лучше сработать. Шорохи за спиной не отвлекали ёкая, будто он владел обстановкой вокруг целиком.

Воины ничего не предпринимали. Пользуясь затишьем, самые умные втихомолку искали слабые места чудовища. Лично я не нашла, за исключением разве что неприкрытой черепом сетчатой мякоти.

Мозг, подумала я, сопряженный с проводниками чувств. До него еще добраться…

Перешептываясь, кугэ мешали думать. Даймё были сдержаннее, просто наблюдая.

Между существом и защитниками Дзунпея сохранялось расстояние в пять шагов по окружности. Оно нарушилось, едва чудовище неторопливо подалось вперед.