Соблазнение Джен Эйр

— Кроме чего же?

— Уважения.

Мы въезжали в ворота, и я бросила взгляд на Адель, которая прикорнула в дальнем углу кареты. Говорить при его подопечной о том, что я буду давать ему в ответ, мне не хотелось, но появившаяся в его глазах легкая ирония, вызванная моим замешательством, лишь подогрела мое беспокойство.

— Пока ты можешь поступать, как тебе заблагорассудится. Но скоро ты станешь моей. Твои мысли, речи, твое общество — на всю жизнь.

С этими словами он подался ко мне и крепко поцеловал, скользнув рукой ко мне под юбки.

— Если бы не Адель, клянусь, я бы снова взял тебя прямо сейчас.

Я засмеялась, пытаясь заставить его замолчать, и сказала:

— Вы ненасытны, сэр.

— В этом ты совершенно права. И сегодня ты опять станешь моей. Приготовься, Джен.

— К чему?

Он пробуравил меня своими темными глазами, но ничего не сказал и лишь взял мою руку, помогая выйти из кареты.

20

Вечером он пригласил меня к себе. В гостиную я вошла неуверенным шагом, меня не покидало ощущение нервного возбуждения, однако, когда мистер Рочестер встал с кресла у камина и пошел мне навстречу, я увидела, что лицо его дышит нежностью и страстью, а большие ястребиные глаза излучают сочувствие.

По потолку скользнула тень, но я убедила себя, что в комнате мы одни. Быть может, моя фантазия порождала тени потому, что я сама когда-то шпионила из-за этих штор. Но Адель была в детской, а миссис Фэрфакс у себя. Мысли о том, что подозрительной меня делает моя нечистая совесть, было достаточно для того, чтобы я мгновенно успокоилась.

Продолжая улыбаться, мистер Рочестер мягко запер дверь и подошел к кушетке, окруженной свечами. Он лег и слегка похлопал по подушке рядом с собой. Взгляд его колдовских темных глаз заставил меня подойти. Он налил вина и протянул мне бокал. Приняв из его руки тяжелый хрустальный кубок, я сделала большой глоток. Пить вино было для меня делом непривычным, но так же непривычно мне было находиться со своим хозяином вот так наедине. Хотя мы уже были близки прошлой ночью и после целый день провели вместе, видеть его лежащим в ожидании было для меня подобно очередному шагу в неизведанное. Но отступить я уже не могла, да и сердце мое этого не хотело.

— Волнуешься, Джен? Не бойся. — Он прикоснулся к моей руке, отчего по телу прошла сладострастная дрожь.

— Я боюсь не вас, сэр, а того, что буду стесняться.

— Стесняться? Со мной тебе нечего стесняться.

— Но у меня нет опыта в таких вещах.

Он кивнул.

— Это я заметил. Я надеюсь, ты не жалеешь?

— О нет.

— Так что же тебя беспокоит? Я вижу каждую мысль на твоем лице. — Произнеся это, он протянул руку и кончиками пальцев провел по моему лбу.

Мои мысли полетели в прошлое, когда я в последний раз видела эту комнату освещенной свечами. Осмелюсь ли я рассказать ему о том, что мне было известно? Что я видела… Мне очень хотелось признаться во всем, раскрыть все тайны, поведать ему о своих неотвязных мыслях и желаниях. Но, видя любовный огонь в его глазах, ощущая его нежное прикосновение, я побоялась открыться, опасаясь, что его пыл угаснет.

Однако сознание все-таки прорвалось сквозь стену страха, потому что неожиданно для себя я произнесла:

— Я просто подумала, сэр, вы так часто говорили, что считаете добродетель моим наибольшим достоинством и источником утешения для вашего страждущего духа… Быть может, теперь ваше мнение изменилось? Теперь, когда я более не добродетельна, вы стали думать обо мне хуже?

Тут мой голос задрожал, он обнял меня и притянул к себе так, что я оказалась рядом и немного под ним. Однако ощущение его веса стало для меня величайшим облегчением. Он погладил меня по щекам, и я перестала видеть что-либо, кроме его освещенного лица.

— Твоя добродетель никуда не делась. Когда удовольствие дарят с любовью, оно возвышенно и прекрасно.

— Но вы познали удовольствие со столь многими…

— Но ты не такая, как остальные. Потому что ты будешь моей женой… В моем сердце ты уже жена мне, ты стала ею вчера ночью во время нашего языческого ритуала под величественным благородным деревом. Во всяком случае, я так считал. А ты нет?

Я кивнула.

— Поиски и блуждания теперь для меня закончены, потому что с тобой я буду чист, тебе я буду предан.

Для моих ушей эти слова прозвучали небесной музыкой, и я поцеловала его, а потом прижалась к нему, обвив руками могучую шею. Он был моим, и сердце мое возликовало.

— Я хочу знать, как сделать вам приятно, — прошептала я через какое-то время. — Как делала это она.

— Кто? Бланш?

— Вы рассказывали о ее сияющих волосах, грудях, ягодицах…

— Да. Да. — Он вздохнул и лег на спину, подложив под голову руки и повернувшись слегка, так, чтобы видеть меня. — Если хочешь, я могу поделиться опытом.

— Хочу. Я хочу знать каждую подробность о каждой женщине, с которой вы были. Сейчас я не вижу причин, чтобы не выслушать вашу исповедь.

Он удивленно улыбнулся, когда я поднялась и села рядом с ним.

— Хочешь послушать про других женщин? И не станешь ревновать?

— Почему я должна ревновать? Я просто хочу узнать о вас все. Так, возможно, вам удастся очиститься и начать все сначала, а я смогу помочь вам.

На лице его появилось загадочное выражение, он посмотрел на меня искоса, как будто увидел заново, потом погладил свои густые брови.

— Возможно. Что ж, если говорить о мисс Ингрэм, то в постели она была мегерой, но холодной. — Он уложил меня на себя. — Так я ее никогда не держал. Никогда вот так не целовал. Я никогда ее не любил так, как люблю тебя.

Он поцеловал меня, и, лежа в его объятиях в этой прекрасной, наполненной чувствами комнате, я едва не расплакалась от счастья, потому что знала: он не лжет.

— И все равно я стесняюсь. Я хочу, чтобы вы научили меня всему. Показали, что нужно делать.

Он вздохнул.

— Что ж, тогда начнем. Начнем с…

Он замолчал, как будто у него появилась идея. Глаза его вспыхнули, он быстро вскочил с кушетки.

Я села, наблюдая за ним, и в какое-то мгновение мне опять показалось, что в углу комнаты что-то шевельнулось. Мой взгляд устремился к большой картине, висевшей на дальней стене, той самой, на которой были изображены обнаженные тела среди деревьев. Сейчас, при свете свечей, я увидела, что полотно действительно очень откровенное. Возможно, даже более, чем я подозревала сначала. Теперь, когда мои глаза распахнулись, я увидела, что нарисованные листья лишь слегка прикрывают сцены совокупления. Как я могла не увидеть этого раньше? Я словно прозрела и начала видеть вещи не черно-белыми, а яркими и удивительными.

Мистер Рочестер подошел к камину, в котором бушевал огонь, хотя в такую теплую июльскую ночь в этом не было необходимости.

— Почему бы тебе не снять платье? — не оборачиваясь, сказал он, взял кочергу и помешал уголь.

Нервно дрожащими пальцами я начала расстегивать летнее платье. Он повернулся и стал смотреть на меня, но понять смысл его взгляда я не могла.

— Вот так, хорошо. Теперь снимай, — наставлял он. — Сегодня ночью оно тебе не понадобится.

Я осталась в исподнем: белые панталоны, чулки и корсет.

Мистер Рочестер снял что-то с каминной полки и подошел ко мне.

— Первая японка, которую я познал, подарила мне целую коллекцию таких штук, — он протянул мне стеклянную вещь. — Ими она любила ублажать себя.

Мои щеки вспыхнули огнем, когда я приняла странный предмет. Он тяжело лег в руку, и, присмотревшись, я поняла, что он имеет форму мужского органа. Меня поразила мысль: миссис Фэрфакс так часто руководила уборкой в этой комнате, а Адель играла здесь и смотрела на эти предметы, даже не догадываясь об их истинном предназначении.

— Я узнал, что часто женщины любят сами доставлять себе удовольствие. — В устремленных на меня глазах колыхались свечные огоньки. — Джен, а ты когда-нибудь делала это?