Соблазнение Джен Эйр

— Потому что вам жаль его покидать?

Мною овладевало сильнейшее волнение, разбуженное печалью и любовью. Оно рвалось наружу, заявляло о своем праве господствовать, жить, расти и говорить.

— Мне грустно покидать Тернфилд. Я люблю это место. Люблю, потому что жила здесь восхитительной, полной жизнью. По крайней мере временами. Здесь меня не унижали. Не запугивали. Меня не заставляли прозябать среди никчемных людишек, не исключали из жизни, в которой есть яркое, живое, высокое. Я разговаривала на равных с тем, кто мне интересен, с кем разговаривать мне доставляет удовольствие… С человеком, наделенным живым, беспокойным и широким умом. Я узнала вас, мистер Рочестер, я жаждала вашего общества телом и душой, и теперь сама мысль о том, что я должна быть оторвана от вас на веки вечные, наполняет меня ужасом и мукой. Я вижу, мне нужно ехать, но это все равно что видеть свою смерть и понимать, что это необходимость.

— В чем же вы увидели эту необходимость?

— В чем?! Вы сами явили ее мне, сэр.

— В какой форме?

— В форме мисс Ингрэм. Прекрасной, благородной женщины. Вашей невесты.

— Моей невесты?! Какой еще невесты? У меня нет невесты!

— Но будет.

— Да, будет. Будет!

— И, значит, мне придется уйти. Вы сами это сказали.

— Нет. Вы должны остаться!

— Говорю же вам, я уеду! — горячо возразила я. — Вы думаете, я могу остаться и ждать того момента, когда вы перестанете меня замечать? Вы считаете меня машиной? Холодной машиной без чувств? Думаете, у меня из рук можно вырвать краюху хлеба, вылить из моей чашки последнюю каплю живительной влаги? Думаете, если я не богата и не знатна, если не красива и не вышла ростом, у меня нет души, нет сердца? Вы ошибаетесь! У меня такая же душа, как и у вас, и мое сердце не меньше вашего. А если бы Бог одарил меня красотой и богатством, я сделала бы так, чтобы расставаться со мной вам было бы так же тяжело, как мне сейчас тяжело расставаться с вами. Вы отдали предпочтение мисс Ингрэм, потому что она может подарить вам приятные плотские удовольствия, но все это время я была готова и хотела отдать вам всю себя. Если бы вы только захотели принять этот дар…

— Вы говорите правду, Джен?

— Конечно, я говорю правду. Но это неважно. Сейчас я говорю с вами не потому, что так велят обычай, условности, и даже не по зову бренной плоти. Это мой дух обращается к вашему духу. Как будто мы оба сошли в могилу и предстали перед Творцом, равные в своей сущности!

— В своей сущности, — повторил он. — Да… — Он заключил меня в объятия, прижимая к груди, прижимаясь губами к моим устам. — Да, Джен!

— Да, сэр, — подхватила я. — И в то же время нет. Потому что вы — женатый мужчина или все равно что женатый — на той, к которой у вас не лежит сердце, которую, я уверена, вы не любите по-настоящему, потому что я видела и слышала, как вы насмехались над нею. Я бы презирала такой союз. Вот почему я лучше вас. Поэтому отпустите меня.

Я сердито оттолкнула его.

— Куда, Джен? В Ирландию?

— Да, в Ирландию. Я высказала все, что у меня на уме, и теперь могу ехать куда угодно.

— Джен, успокойтесь. Не вырывайтесь, как дикая птица, в отчаянии ломающая собственные перья.

— Я не птица, и меня не удержат силки. Я свободный человек с независимой волей, и сейчас я желаю покинуть вас.

Со второй попытки я вырвалась из его рук и встала перед ним выпрямившись.

— Ваша воля решит вашу судьбу, — сказал он. — Я предлагаю вам руку, сердце и все, чем владею.

— Это фарс. Я сейчас рассмеюсь!

— Я прошу вас пройти по жизни бок о бок со мной, стать моей половиной и лучшим из земных спутников.

— Вы уже выбрали себе спутницу, так что придерживайтесь своего выбора.

— Джен, помолчите минуту. Вы слишком возбуждены. Я тоже помолчу.

Порыв ветра прокатился по лавровой аллее, прошуршал в ветвях каштана, после чего пение соловья осталось единственным голосом этого позднего часа. Услышав его, я снова заплакала. Мистер Рочестер сидел молча и смотрел на меня ласковыми и серьезными глазами. Прошло какое-то время, прежде чем он заговорил снова:

— Встаньте на мою сторону, Джен. Давайте объяснимся и поймем друг друга.

— Я уже никогда не встану на вашу сторону. Я была вырвана с корнем и не могу вернуться.

— Но, Джен, я прошу вас стать моей женой. Только на вас я хочу жениться.

Я молчала. Мне казалось, что он надо мной смеется.

— Ну же, Джен. Подойдите ближе.

— Между нами стоит ваша невеста.

Он встал и одним шагом подошел ко мне.

— Моя невеста здесь, — сказал он, снова привлекая меня к себе. — Потому что здесь равное мне существо, мое подобие. Джен, вы выйдете за меня?

Снова я не ответила и снова вырвалась из его рук, потому что все еще не верила ему.

— Вы сомневаетесь во мне, Джен?

— Полностью.

— Вы не верите мне?

— Ни на секунду.

— Так вы считаете меня лгуном? — негодующим тоном вскричал он. — Маленький скептик! Но я вам докажу. Люблю ли я Ингрэм? Нет. И вы знаете это. Любит ли она меня? Нет. Это проверено. Я распустил слух, мол, мое состояние втрое меньше того, о котором говорят люди, и стал ждать, чем это обернется. И она сама, и ее мать тут же сделались холодны как лед. И тогда я понял, что не должен, не смогу жениться на мисс Ингрэм. Странное вы, неземное существо! Я люблю вас, как любил бы часть самого себя. Вас, бедную, не знатную, не удавшуюся ростом и не красавицу, я молю стать моей женой!

— Меня? — с замиранием сердца промолвила я.

— Вас, Джен. Вы должны стать моей. Вся, без остатка. Вы будете моей? Скажите да, скорее!

— Мистер Рочестер, позвольте мне взглянуть на ваше лицо. Повернитесь к луне.

— Зачем?

— Я хочу прочесть, что написано у вас на лице. Повернитесь!

— Извольте. Но вряд ли мое лицо скажет вам больше скомканной, исчерканной страницы. Читайте. Только поторопитесь, я страдаю.

Лицо его показалось мне очень взволнованным, к тому же оно подергивалось, щеки раскраснелись, в глазах горел странный огонь.

— О, Джен, вы же мучаете меня! — воскликнул он. — Скажите: «Эдвард…» Назовите мое имя. Скажите: «Эдвард, я выйду за вас».

— Вы говорите искренне? Вы действительно меня любите? На самом деле хотите, чтобы я стала вашей женой?

— Да. И если вас удовлетворит клятва, я клянусь.

Сердце радостно запрыгало у меня в груди.

— Тогда, сэр, я выйду за вас.

— Эдвард, женушка моя, называй меня Эдвардом.

— Дорогой Эдвард!

— Иди ко мне. Иди же, — промолвил он и, когда я пала в его объятия, а его щека прижалась к моей, прошептал в самое ухо: — Сделай меня счастливым, и я сделаю счастливой тебя.

А потом он поцеловал меня с такой страстью, какой я никогда не встречала в людях. И так же, как в ту ночь, когда в его комнате случился пожар, мое тело отдалось ему. Я схватила его волосы и прижалась к его рту губами так крепко, как будто от этого зависела вся моя жизнь.

— О Джен, — выдохнул он. — Я хочу тебя. О Джен, любовь моя.

Я почувствовала, как его рука скользнула под мою шаль, нащупала грудь, которая невероятно возбудилась от этого прикосновения. Его горячее дыхание на влажной щеке… Он поцеловал меня еще более страстно.

— Ты правда отдаешь себя мне? Правда?

— Да, да, — без голоса, одним дыханием промолвила я, когда он стал целовать меня в шею. — Теперь, когда мы помолвлены, я отдам вам себя всю, без остатка.

— Мы скоро поженимся, ведь это о нашей с тобой свадьбе я договаривался в церкви, молясь о том, чтобы ты раскрыла мне свое сердце.

— О сэр, — пробормотала я, плача и смеясь одновременно.

— Но к кому мне обращаться, чтобы просить твоей руки?

— Ни к кому, сэр, у меня нет таких родственников, которые стали бы вмешиваться.

— Вот и отлично! — воскликнул он.

Если бы я любила его меньше, его ликующий голос и вид показались бы мне дикими. Усевшись на скамью, он расположил меня так, что я оказалась на нем верхом. Я как будто взлетела и поплыла по воздуху, обрела новые силы, из ада расставания вознеслась в рай соединения и молилась только о том, чтобы мне было даровано блаженство испить из столь изобильного источника.