Две войны (СИ)

Он много раз представлял, что его эполеты и наградной револьвер всё ещё с ним, что он в своём красном мундире, высоких кожаных ботфортах с серебряными пряжками и шпорами. Что он в бывшем кабинете Даллоса, так и не ставшего ему родным, что война всё ещё продолжается, и он как обычно присутствует при сражениях, на которые его посылает генерал Морган. Всё это распадалось на куски, уходило с предрассветными сумерками и частыми утренними туманами, опускающимися на Вашингтонские леса. Джастин чувствовал, что всего этого больше не будет. Слишком долго он надеялся на чью-то помощь: сначала Клифа Костермана, который воевал вместе с ним. После, возложил надежды на Норманна Ллойда, потом на Джеффри Моргана, который просто избавился от него, послав в самое пекло, - бросил на растерзание Александру Эллингтону, который, в свою очередь, полностью справился с заданием. Спать в яме Джастин больше был не в состоянии. Он узнал от Маррея, что уже конец ноября, а значит, зима стоит на пороге и земля становится вместилищем льда. Кашель донимал его все сильнее, день ото дня. Этим утром он закашлялся кровью: темно-бордовый сгусток вынудил его принять решение перебраться в барак, где образовалось очередное пустующее место. Дерек принёс ему чистой воды и еду, как Джастин и просил солдата. Странно, но кинутые в порыве раздражения саркастические слова, почему-то были восприняты «синим» солдатом всерьез, что удивило Калверли, заставив задуматься: а может, парнишка будет ему полезен, пока он находится в лагере?

Он больше не верил в чудесное спасение, однако умирать в заключении как бродячая собака он не хотел, но видимо кто-то наверху просто отвернул свой взор от него и от этих людей, с которыми он разделил горькую участь. Каждый день они сражались с болью, усталостью и собственным разумом, который медленно, но верно подводил каждого из них. Джастин был свидетелем многих помешательств; те, кто смогли скрыть своё безумие, умирали долго и мучительно, разлагаясь внутри себя, а неспособные молчать, проявляли свой недуг агрессией ко всем окружающим и северяне со зверством убивали этого человека.

- Они делают одолжение не только ему, но и нам, - как-то сказал Майкл, когда на каменоломне произошёл очередной несчастный случай.

Какой-то человек, явно не владеющий собой, накинулся на шедшего рядом с ним каторжника и вцепился ему в шею, как бешеный волк, раздирая слабое животное. Мужчины сцепились и покатились по земле, свалив подвешенный на жаровне десятилитровый котёл с кипящей водой на трёх других пленников. Ошпаренные люди разразились громкими воплями. Стоящие поблизости кинулись поднимать товарищей, остальные попытались разнять двух виновников трагедии. В результате подоспевшие четверо охранников сделали предупреждающий выстрел в воздух и когда все разошлись, стало ясно, что обезумевший человек загрыз насмерть свою случайную жертву и теперь жадно пил хлеставшую из разодранной гортани кровь, будто воду. Те конфедераты, кто находился поблизости и оставил работу, чтобы помочь своим пострадавшим товарищам, были жестоко наказаны на плацу за отлынивание от своих обязанностей.

Джастин видел всё это своими глазами, но сказать точно, что именно поразило его он до сих пор не смог бы. Янки, видимо не особо удивившиеся каннибализму, решили немного потрепать нервы конфедератам, находившимся и без того на грани шока.

Сбрендившего несчастного привязали к позорному столбу в центре карательной зоны, вокруг подожгли хворост, и запылал огромный костер, однако его лишь поджарили, но не сожгли. Когда кожа его вздулась пузырями, огонь отодвинули в сторону, и ему влили в глотку смесь из соляной кислоты и раствора сулемы, которая прожгла тому все нутро, выкрикивая при этом: «Вот что мы делаем с кровопийцами!» Подонки, потешались над зрелищем экзекуции, словно бы находились в цирке, и Джастина просто перекосило от отвращения, он с трудом сдерживал рвотные спазмы, задыхаясь от запаха горелой плоти. Больше всего Джастин боялся увидеть среди хохочущих «синих» извергов Дерека Маррея, но того нигде не было видно.

Наконец сердце человека не выдержало, и он умер. Янки, оставив изуродованное тело болтаться на ветру, отправились ужинать.

- Только безумие позволило ему так долго продержаться, - сказал спустя несколько часов Дерек, успокаивая зашедшегося в истерике Джастина. – Он уже был мертв, внутри него ничего не было. Он был лишен рассудка до того, как они взялись за дело.

- Чей это был приказ? – Джастин также не мог мысленно не полюбопытствовать, кто же стоял за этими жестокостями, быть может, это проделки Эллингтона?

Он, ведь, явно не равнодушен к насилию и жестокости, но Джастин допускал вариант, что это всё могло происходить и без его ведома. Калверли сам не заметил, что вздохнул с облегчением, когда услышал о самовольном распоряжении. Думать о том, что это все происходит с позволения Эллингтона, он просто не мог. Выходит - капитан вообще не вмешивался в жизнь лагеря. Он действительно забыл о его существовании и это несказанно радовало, хотя мысли неуклонно возвращались к его странному поведению. Джастин, до последнего старался поверить, что Эллингтон оставил его в покое, может, наигравшись, а может, разочаровавшись, - кто знает, но ему по-прежнему было очень страшно думать о нем.

Это был страх, от которого, прошибает холодный пот, и люди льют кровавые слезы при виде свирепой жестокости, которая множит жертвы вокруг и с каждым днём становится всё труднее не замечать её. Только Джастин был вынужден жить и терпеть, хотя мог раз и навсегда избавить себя из-под гнета северян и повторить участь сегодняшнего несчастного безумца.

Джастин помнил, как ему присвоили звание старшего лейтенанта: тогда на радостях он написал письмо Джеффу в Луизиану и через три недели фронтовой почтальон пришёл с охапкой писем для солдат и офицеров Эскадрона. Новоиспечённый лейтенант, взахлёб читал письмо от брата, помногу раз возвращая свой взгляд к одним и тем же строчкам, выведенным знакомым мелким почерком. Поздравление, вначале сменилось предупреждением, смысл которого дошёл до Джастина только сейчас:

«… Ты ведь не хуже меня знаешь, что человек с крепким желудком и здоровой головой может стерпеть всю жестокость, которую видит сейчас, если они являются следствием глупости и горячности, а не проявлением его душевной болезни. Я так жалею, что ввязался во всё это. Я, как и ты, как и тысячи наших парней думал, что война это развлечение. Я считаю себя человеком со здоровой головой, а тебя с прозорливым и пытливым умом, волевым характером и отличной военной закалкой. Спасибо деду Эрику, он-то и открыл нам с тобой глаза. Мы оба много чего повидали, но у меня тошнота подступает к горлу и все кружится перед глазами от той хладнокровной, сознательной жестокости, которая присуща этим дикарям. Север сломит нас, ведь мы, люди иного склада ума и выносливости. Дорогой мой брат, я поздравляю тебя с повышением, но помни, что на тебя ложится великая ответственность, знай: с этого дня твой сон навсегда останется тревожным, а твоё бодрствование станет невыносимее кошмара. Я молюсь Богу, чтобы он отгородил тебя от того ужаса, что кроется за этими кровавыми полями сражений, где мы с тобой вынуждены проводить свою молодость и тратить золотые годы жизни. Запомни, что самые опасные противники - те, кто не имеют вообще никакой стратегии. Так что, никогда не действуй, если не имеешь плана, как их победить».

Джастин помнил эти слова, ведь он перечитывал их много раз, пытаясь понять, что имел в виду брат, когда предостерегал его. Он имел план: уничтожить чудовище, сломавшее ему жизнь, убивающее его собратьев, а потом сбежать и добраться до штаба, чтобы доложить о расположении войск на Севере. Он обязан сделать это, Джефф был прав, когда писал об ответственности, которую обязан нести на себе Джастин. Теперь он не мог отступать от намеченного плана и не мог впадать в слепое отчаянье, в страхе трясясь при виде Эллингтона.

Теперь он понял, что обязан жить: ради своей семьи, своей невесты, которую никогда не любил, но сейчас он был готов душу продать за то, чтобы снова увидеть её - капризную и кокетливую графиню, говорящую с глупым акцентом, который она считала модным.