Соблазнение Джен Эйр

Появилась мисс Ингрэм. Она тоже была одета по-восточному: талия опоясана малиновым шелковым шарфом, голова прикрыта вышитым носовым платком, завязанным в узлы у висков, точеные грациозные руки обнажены, одна из них поддерживает кувшин, изящно установленный на голове. Ее одеяния, выражение лица и общий вид — все наводило на мысль о том, что ее персонаж — восточная принцесса.

Но когда она развернулась лицом к зрителям, я едва не вскрикнула от изумления, увидев, что ее грудь обнажена. Точнее, грудь была прикрыта тончайшей газовой вуалью, которую (что для меня стало еще большим потрясением) она отстегнула и уронила на пол, как будто арабский ветер сдул с ее тела искрящееся облачко.

Вместо стыда и естественного желания прикрыться, которых можно было бы ожидать от дамы ее положения, угодившей в подобную ситуацию, мисс Ингрэм, похоже, напротив, испытывала удовольствие от того, что выставила напоказ свои роскошные полные груди с темно-розовыми сосками. Раздались редкие аплодисменты, но она словно не слышала их, ни на секунду не выходя из образа.

Бланш приблизилась к чаше и наклонилась, как будто для того, чтобы набрать в кувшин воды. Когда она распрямилась, ее груди восхитительно качнулись. Персонаж, сидевший у воображаемого колодца (мистер Рочестер) жестом приветствовал ее и о чем-то попросил. Она остановилась, опустила с головы кувшин и напоила его, причем воду лила ему прямо в рот, так, что та текла по подбородку.

Из складок своего одеяния «шейх» достал шкатулку, открыл ее и показал изумительные браслеты и серьги. Красавица изобразила высшую степень удивления и восхищения и встала на колени, когда он поставил шкатулку с сокровищами на пол. Весь ее вид выражал недоверие, перемешанное с радостью. Странник надел ей на руки браслеты, повесил серьги, застегнул на шее бусы.

У меня закружилась голова, когда я увидела, как пальцы мистера Рочестера легли на грудь мисс Ингрэм. Уверенность его движений, отсутствие у него какого-либо смущения от близости ее груди, вся эта публичная демонстрация интимности указывали на то, что он не первый раз прикасается к ней.

Мое сердце заколотилось так, что загудело в ушах. Я не могла поверить, что все это происходит на самом деле. Однако я напомнила себе, что это зрелище не было предназначено для моих глаз. Разум говорил, что это представление должно возмутить меня. А сердце? Чего хотело мое сердце? Сердце хотело увидеть больше, узнать больше, стать достойным быть принятым в мир разделенной чувственности.

Отгадывающие снова сдвинули головы, они явно не могли решить, что изображает эта сцена. Мисс Ингрэм, похоже, не спешила покидать свое место у чаши, где ее груди находились совсем рядом с мистером Рочестером, который теперь немного отодвинулся. Она поиграла лежавшими на груди бусами, пытаясь вновь привлечь его внимание. Поскольку он не посмотрел на нее, Бланш приоткрыла рот, провела кончиком языка по зубам и с особым блеском в глазах обвела взглядом его тело сверху донизу. Мистер Рочестер вскинул брови.

Остальные, похоже, не замечали этого возбуждающе-похотливого обмена взглядами, потому что полковник Дент, распорядитель игры, попросил представить целое. После этого занавес опустился снова.

Когда он поднялся в третий раз, всеобщему взору открылась лишь часть гостиной. Остальное было закрыто ширмой из черной полупрозрачной ткани. Несколько красных свечей в установленном за нею канделябре наполняли помещение мерцанием. Сквозь ткань можно было различить силуэт женщины, приковывавшей к стулу мужчину. С дурманящей смесью ужаса и восторга по очертаниям силуэта женщины я поняла, что она обнажена: об этом говорили плавные контуры ее тела, не искаженные одеждой. Мужчина на стуле, кажется, тоже был обнажен, хотя определить точно было трудно, поскольку свет был слишком приглушенным.

Женщина цепями привязывала ноги и руки мужчины к стулу. Я вдруг подумала, не тот ли это странный стул, который я увидела на третьем этаже, попав туда впервые. Когда мужчина дернулся, будто от отчаяния, раздался лязг цепей.

За ширмой женщина, которую я приняла за мисс Ингрэм, оседлала прикованного — села на его колени лицом к нему. Чему я должна была поверить? Тому, что обнаженный мужчина — мистер Рочестер, и мисс Ингрэм нанизала себя на него, позволила ему войти в себя, так же, как это делала горничная с камердинером?

Меня охватила жгучая, яростная ревность. Когда я уже начала задыхаться, женщина отклонилась назад, подняла руку и преувеличенно размашистым жестом ударила своего пленника по лицу. В тот момент я напомнила себе, что это просто игра, всего лишь пантомима.

— Полегче! — усмехнулся полковник Дент. — Каменотес!

Остальные участники команды недоуменно переглянулись, явно не понимая значения его реплики, но полковник Дент радостно захлопал, призывая остальных присоединиться к аплодисментам.

— Изумительно! Просто изумительно!

Я увидела, что женщина за ширмой наклонилась и поцеловала мужчину на стуле в губы. Их лбы соприкоснулись. И снова я почувствовала, как ревность охватила меня змеиными кольцами и ужалила в самое сердце. Потом занавес опять опустился.

Исполнителям понадобилось довольно много времени, чтобы облачиться в свои обычные костюмы. Наконец они вернулись в обеденный зал. Мистер Рочестер вел мисс Ингрэм, которая отпускала комплименты его актерскому мастерству. Я сильнее вжалась в тень.

— А знаете, — говорила мисс Ингрэм, — из трех ваших перевоплощений мне больше всего понравилось последнее. В сценке подчинения вы были особенно хороши.

— Но не забывайте, что вы моя жена. Мы поженились час назад в присутствии всех этих свидетелей, помните? И вы поспешили скрепить наш союз, не так ли?

Она захихикала, и ее щеки порозовели. У меня снова перехватило дыхание, и я попыталась напомнить себе, что нельзя давать волю ревности. Наверняка он просто подшучивает над нею, продолжает играть перед зрителями.

— А теперь, Дент, — продолжил мистер Рочестер, — ваша очередь.

Вторая команда удалилась, а они с мисс Ингрэм заняли освободившиеся места.

Мисс Ингрэм села по правую руку от мистера Рочестера, остальные участники расселись вокруг. Теперь поднявшийся занавес не вызвал у меня интереса. Все мое внимание было сосредоточено на зрителях, в особенности на мистере Рочестере, который положил руку на талию мисс Ингрэм, она же прикоснулась виском к его плечу — живое воплощение тайной близости.

Вышли леди Фулбрайт и мисс Дюпре, обе в черных корсетах, едва прикрывавших соски, а снизу — ничего, кроме чулок на подвязках. Из собранных в пышные прически волос дыбились перья.

Признаюсь, изумление, испытанное мною от вида столь скудных и вызывающих нарядов было бы сильнее, если бы до этого я не видела представление мисс Ингрэм. Но все равно я несколько минут зачарованно глядела на девушек, когда они начали танцевать друг с другом, выступая из тени и весьма умело вскидывая ноги. Я заметила, что под корсетами у них ничего нет, отчего каждое резкое движение ногой открывало густые волосы на их лобках и то, что находилось под ними.

У меня даже во рту пересохло, когда они, закончив танец, обнялись, расстегнули друг другу корсеты, обнажили груди и принялись касаться и тереться возбужденными сосками. А потом на виду у зрителей слились в долгом, страстном поцелуе, отчего мне мимовольно вспомнилось, что говорили о них Энни и Джек. Кровь застучала у меня в ушах.

— Париж! — выкрикнула мисс Ингрэм. — Угадала? Но продолжайте!

Я почувствовала, что возбуждаюсь. Неудержимо, стремительно. И я чуть не заплакала. Оттого, что окончательно поняла: моя невинность является для меня проклятием. Никогда, никогда я не смогу стать частью этого мира. Мира, который, по признанию мистера Рочестера, ему отвратителен и потому терзает душу раскаянием. Однако вот он, сидит и наслаждается представлением.

Мое сердце замерло, когда я увидела, как мистер Рочестер повернулся к мисс Ингрэм, а та повернулась к нему. Я увидела, как она наклонила к нему голову, так, что ее смоляные локоны почти коснулись его плеча, взяла его руку в свою и, глядя ему прямо в глаза, начала сосать его средний палец.