Соблазнение Джен Эйр

Но это утро прошло как обычно. Не произошло ничего, что могло бы нарушить размеренный распорядок урока Адели. Лишь вскоре после обеда я услышала какой-то переполох рядом с комнатой мистера Рочестера — голоса миссис Фэрфакс, Лии и кухарки, жены Джона, грубоватый бас самого Джона.

Раздались восклицания наподобие: «Это счастье, что хозяин не сгорел в кровати!», «Кто ж на ночь оставляет гореть свечу?», «Слава Богу, что он додумался взять кувшин с водой!», «Удивительно, что он никого не разбудил!», «Надеюсь, он не простудился оттого, что остаток ночи провел в библиотеке на диване»…

Затем последовали звуки уборки: начали мыть, скрести, задвигалась мебель. Спускаясь вниз обедать, я, проходя мимо комнаты мистера Рочестера, через раскрытую дверь увидела, что там восстановили полный порядок, только с кровати были сняты занавески.

Лия стояла на подоконнике и протирала закопченные дымом стекла. Я хотела окликнуть ее, чтобы узнать, как слуги объясняют ночное происшествие, но, подойдя ближе, увидела в комнате другого человека. На стуле у кровати сидела женщина, занятая пришиванием колец к новым занавескам. И это была не кто иная, как Грейс Пул. Да, это была она, замкнутая и степенная, как обычно, в своем коричневом шерстяном платье с клетчатым передником, в белом чепце. Похоже, она с головой ушла в работу. Эти заурядные черты лица не хранили и намека на бледность или отчаяние, которого можно было ожидать в связи с неудачной попыткой убийства. А ведь намеченная жертва этой ночью настигла преступницу в ее логове и, надо полагать, уличила в коварных замыслах.

После того, что случилось между мистером Рочестером и мною, у меня появилось тайное чувство собственности по отношению к нему. Ее страшный поступок теперь, когда мои чувства к нему приобрели иной, более глубинный характер, показался мне еще более возмутительным. А что, если бы ее дьявольский замысел удался? Я задумалась. Что, если бы мистер Рочестер серьезно пострадал или даже (от одной мысли об этом мое сердце чуть не остановилось) сгорел насмерть на своей кровати?

Я была потрясена ее поведением. Пока я смотрела на нее, Грейс Пул подняла глаза. Ничто не дрогнуло в ее лице, черты его не изменились, по нему не пробежала тень, которая могла бы выдать чувство вины или страх перед разоблачением.

— Доброе утро, мисс, — произнесла она своим всегдашним невозмутимым тоном, после чего взяла очередное кольцо, кусок ленты и продолжила заниматься своим делом.

«Ну я ее выведу на чистую воду!» — подумала я про себя, а вслух сказала:

— Доброе утро, Грейс. Здесь что-то случилось? Я недавно слышала, как слуги оживленно что-то обсуждали.

— Ничего особенного. Хозяин вчера вечером читал в постели и забыл потушить свечу. Загорелись занавески. К счастью, он проснулся до того, как занялась кровать, и потушил огонь водой из своего кувшина.

— Поразительно! — негромко промолвила я, а потом, глядя на нее в упор, сказала: — Мистер Рочестер кого-нибудь разбудил? Кто-нибудь слышал, что здесь творилось?

Она снова подняла на меня глаза, и на этот раз в них появилось некое подобие мысли. Прежде чем ответить, Грейс, как мне показалось, настороженно меня осмотрела.

— Вы же знаете, мисс, слуги спят так далеко, что не могли ничего услышать. Ваша спальня и комната миссис Фэрфакс ближе всего к покоям хозяина, но миссис Фэрфакс уверяет, что ничего не слышала. Люди в возрасте часто спят крепко. — Немного помолчав, она добавила значительным тоном: — Но вы-то не в возрасте, мисс, и спите, наверное, чутко. Может быть, вы слышали какой-нибудь шум?

— Слышала, — ответила я очень тихо, чтобы мои слова не достигли ушей Лии, все еще протиравшей окна. — И сперва я решила, что это Лоцман. Но Лоцман не умеет смеяться, а я уверена, что слышала смех, причем престранный.

Грейс Пул взяла новую иголку и недрогнувшей рукой продела в нее нитку. Потом с полнейшим спокойствием заметила:

— Не думаю, что хозяин стал бы смеяться, мисс, будучи в такой опасности. Наверное, вам это приснилось.

— Я не спала, — выпалила я горячо, потому что ее ледяное спокойствие, признаться, начало выводить меня из себя.

Она снова посмотрела на меня все тем же проницательным, изучающим взглядом.

— Вы рассказали хозяину, что слышали смех? — осведомилась она.

— Этим утром у меня еще не было возможности поговорить с ним.

— А вы не подумали открыть дверь и выглянуть в коридор?

Похоже, она вознамерилась устроить мне допрос, чтобы исподволь выудить из меня какие-то сведения. Мне вдруг пришло в голову, что швея, проведав, что я знаю о ее вине или что-то подозреваю, может и со мной сыграть одну из своих злых шуток. Я решила быть начеку. Еще я с ужасом подумала: могла ли она как-нибудь узнать о том, что было между мистером Рочестером и мною? Что, если она проследила за ним, тайно проводив его до комнаты, и подсматривала за нами?

— Напротив, я решила запереть ее на засов, — ответила я.

— Значит, у вас нет привычки, ложась спать, запирать дверь на засов?

«Ах, змея! Она хочет разузнать о моих привычках, она что-то замышляет!» Негодование снова возобладало над благоразумием, и я резко ответила:

— До сих пор я не часто запирала дверь на ночь, потому что не видела в этом необходимости. Я и не думала, что в Тернфилд-Холле нужно чего-то бояться, но в будущем, — процедила я ледяным голосом, — я не лягу спать, предварительно не проверив, надежно ли заперта моя дверь.

— Разумное решение, — был ответ. — Места тут спокойные, и я не слышала, чтобы в Тернфилд-Холл когда-нибудь пробирались грабители, хотя здесь, как известно, одной посуды хранится на сотни фунтов. И, вы сами это знаете, для такого большого дома здесь слишком мало слуг, ведь хозяин не живет у нас подолгу. Впрочем, когда мистер Рочестер приезжает, ему мало что нужно, ведь он холостяк. Но я все же думаю, что на всякий случай лучше поостеречься. Дверь запереть несложно, всегда лучше быть защищенной от неприятностей.

Я все еще стояла, совершенно ошеломленная поразительным самообладанием и непостижимым лицемерием этой женщины, когда в комнату вошла повариха.

— Миссис Пул, — обратилась она к Грейс, — скоро будет готов обед для слуг. Вы спуститесь?

— Нет. Поставьте мой портер и порцию пудинга на поднос, я заберу их наверх.

— Мяса желаете?

— Положите немного. И кусочек сыра. Это все.

После повариха сообщила мне, что меня ждет миссис Фэрфакс, поэтому ушла и я.

За обедом я почти не слушала рассказ экономки о сгоревших занавесках, ибо была всецело поглощена размышлениями о загадочной Грейс Пул. Какое положение она занимает в Тернфилде? Почему хозяин в то же утро не отправил ее в тюрьму или по крайней мере не выгнал с работы?

Ведь ночью он совершенно определенно говорил о ней как о преступнице. Так какая же необъяснимая причина могла удержать его от того, чтобы выдвинуть обвинение? Все это было очень странно. Мистер Рочестер — человек не робкого десятка, но, похоже, каким-то образом он оказался во власти самой ничтожной из слуг. Настолько, что, даже после того как она хотела лишить его жизни, не осмелился открыто обвинить ее в этом и тем более наказать.

Будь Грейс молодой и красивой, я могла бы подумать, что чувства более нежные, чем осторожность или страх, движут мистером Рочестером, но, учитывая внешнюю непривлекательность и возраст этой особы, о подобном не могло быть и речи. «Однако, — размышляла я, — когда-то и она была молода, и наверняка ее юность пришлась на одно время с юностью хозяина. Миссис Фэрфакс как-то рассказала мне, что она живет здесь уже много лет. Не думаю, что Грейс в молодости была хорошенькой, но красоту ей вполне могли заменить необычность и сильный характер. Что, если по случайной прихоти (а подобного чудачества вполне можно было ожидать от натуры столь запальчивой и своевольной, как он) мистер Рочестер оказался в ее власти и теперь она втайне управляет его поступками? Это могло быть последствием его собственной неосмотрительности, от которого он не может отмахнуться, которым не может пренебречь».