Соблазнение Джен Эйр

— Вот именно. Грейс Пул, вы угадали. Она, как вы говорите, странная… Очень. Нужно будет подумать об этом. А тем временем я рад, что только вам известны все подробности случившегося этой ночью. Вы ведь не станете болтать, верно? Никому ничего не рассказывайте. Об этом (он кивнул на кровать) я сам позабочусь. А теперь возвращайтесь к себе. Остаток ночи я отлично проведу на диване в библиотеке. Уже почти четыре. Через два часа проснутся слуги.

— Тогда доброй ночи, сэр, — сказала я, направляясь к двери.

Он, похоже, удивился, что было довольно странно — ведь он сам только что велел мне уходить.

— Как?! — воскликнул он, преграждая мне дорогу. — Вы уже покидаете меня? Вот так?

— Вы же сказали мне возвращаться к себе, сэр.

— Да, но… так сразу, не простившись. Не сказав хотя бы пары слов сочувствия или расположения. Вот так поспешно и сухо. Вы как-никак жизнь мне спасли! Можно сказать, вырвали меня из лап жуткой, мучительной смерти! И после этого просто проходите мимо, как будто мы с вами совсем чужие! Давайте хотя бы пожмем друг другу руки.

Он протянул ладонь. Я протянула свою. Он взял ее сначала в одну, затем в обе руки. А потом, к моему изумлению, поцеловал кончики моих пальцев. От того места, где кожи коснулись его губы, через все мое тело прокатилась волна желания.

— Вы спасли мою жизнь, Джен. Теперь я имею удовольствие быть перед вами в огромном долгу. Больше я ничего не скажу.

Он замолчал, посмотрел на меня, и я как будто утонула в его магнетическом взгляде.

— Еще раз доброй ночи, сэр, — сказала, вернее, прошептала я, потому что голос изменил мне. — Вы мне ничего не должны.

— Я знал, — продолжил он, приложив к губам мою ладонь, — что вы когда-нибудь сделаете мне добро. Я увидел это в ваших глазах, когда впервые встретил вас. Недаром их выражение, их улыбка… — он снова остановился, подбирая слова, — наполнили радостью самые сокровенные глубины моего сердца.

Я почувствовала, что большой плащ, который он дал мне, соскользнул с моих плеч на пол. Но мне не стало холоднее, потому что тело наполнилось теплом, идущим изнутри.

— Я слышал, что бывают добрые гении, и теперь верю, что в сказках есть крупицы правды, потому что вы — мой добрый гений. Вы — моя заветная охранительница.

В его голосе слышался напор, глаза горели странным огнем.

Вы моя. Его слова отозвались в моем сердце сладкозвучным переливом струн арфы, но разум заглушил музыку. «Он имел в виду не это», — подумала я.

— Я рада, что не спала, — сказала я, но колени у меня задрожали, ноги ослабели. Его глаза притягивали меня все сильнее и сильнее.

И тут меня охватил страх. Но страх не перед ним, а перед собой, страх той жизни, которую я так долго удерживала в себе, страх своих желаний, плотских побуждений, которые сейчас, казалось, готовы были проснуться все разом и захватить меня.

Я резко отступила, чтобы побыстрее уйти. Я не могла остаться, потому что не доверяла себе. Не знала, что со мной случится, если я еще хотя бы минуту буду видеть его глаза и то, о чем они говорят.

— Что же вы? Уходите? — сказал он, взял меня за руки и снова приблизил к себе.

— Я замерзла, сэр, — солгала я.

— Замерзли? Ах да! Да еще эта лужа на полу. Конечно же, ступайте, Джен, ступайте!

Голос его звучал так, будто он действительно волнуется обо мне, но руки продолжали удерживать меня, и я не могла высвободиться. И тогда я снова посмотрела ему в глаза. Они полыхали еще ярче.

Мистер Рочестер нежно потянул меня к себе, точно боялся, что я снова попробую убежать. В мягком свечном свете я теперь видела только его лицо.

— Вы не можете уйти просто так, — выдохнул он.

Меня всю трясло, но я не могла отвернуться.

Он смотрел на меня, продолжая приближать к раю своих теплых объятий. Все ближе и ближе становился он, заставляя меня отклоняться, но я уже утонула, безнадежно, окончательно, сладостно в темных морях, которые увидела в его глазах, на своих волнах они понесли меня в неизведанные дали, прочь от берегов, на которых осталось все, что я знала и понимала.

Его руки обвили меня, и вдруг, так быстро, что даже тихий вздох изумления не успел сорваться с моих уст, его губы прижались к моим. Это простое слияние через долю секунды показалось таким естественным, что у меня не осталось сомнений: все это было предначертано судьбой. Притихшие, немного растерянные, мы стояли рядом, и время как будто остановилось в этом золотом священном мгновении.

Я знала, что выбор у меня еще есть, что я еще могу вернуться на берег.

Но я не смогла. Во мне не осталось здравого смысла или силы, чтобы воспротивиться ему. Все мое естество хотело, чтобы этот миг никогда не закончился, я растворилась в нем, прижалась к его груди. А потом с глубоким, восхитительным выдохом он как будто тоже уступил перед напором какой-то необоримой силы, и этот звук разжег внутри меня пожар во сто крат сильнее, чем тот, что случился в этой комнате пару часов назад.

О, читатель. Поцелуй… Сколько стихотворений, сколько романов я перечитала, но ни в одном из них мне не встречалось описаний, даже отдаленно сходных с этим ощущением. Такое простое, столь часто описываемое и восхваляемое, для меня оно было совершенно незнакомым и неожиданным. Конечно, я целовалась с Эммой, но у этих поцелуев не было ничего общего.

Пока я растворялась в нем, теряя рассудок от незнакомой мне доселе мужской страсти, он усилил натиск. Его язык проник в мой рот в поисках достойного партнера в этом диком танце, и я перестала понимать, что со мной происходит. Его поцелуй, казалось, обнажил мою душу.

Он подхватил меня, я почувствовала, что ноги оторвались от пола, а потом его крепкое, твердое тело тесно прижалось к моему. Нас разделяли две тонкие ночные рубашки, и мне отчаянно захотелось преодолеть эту преграду.

— О, Джен, Джен! — шептал он, целуя мне шею, руки, сжимая мои ягодицы, прижимая к себе.

Я задохнулась, когда почувствовала животом его затвердевший член. Мне захотелось обхватить его ногами и почувствовать эту твердость внутри себя. Потребность соединиться, слиться с ним была невыносимой.

Пальцы мои впились в его волосы, рот раскрылся, язык жадно потянулся к нему…

Но шум, донесшийся из коридора, заставил нас замереть.

— Кажется, идет миссис Фэрфакс, — вполголоса произнесла я.

В тишине мои ступни прикоснулись к ковру, и колдовские чары разрушились. Всепоглощающая страсть погасла в потоке действительности, как пламя, которое я сама недавно залила водой.

— Вам нужно уйти. — Мистер Рочестер вздохнул и расслабил руки. — Идите. Вы должны уйти.

Я кивнула и, дрожа всем телом, выбежала из комнаты.

8

После бессонной ночи мне хотелось и не хотелось видеть мистера Рочестера. Я желала увидеть его глаза, но боялась встретиться с ним взглядом. Я с трудом понимала происшедшее между нами. Что бы произошло, если бы я осталась? И чего ждать теперь, после того огня? Что мистер Рочестер, мой хозяин, нет, больше, чем хозяин — мой друг, что он подумает обо мне теперь? Что, если он посчитает мою чистую душу оскверненной, пусть даже осквернителем был он сам? Осудит ли он меня? Отринет ли? Рассердится? Он мог бы погубить меня, если бы захотел.

Однако, пока я боролась с этим страхом, часть меня, все еще одурманенная, продолжала верить, что тот поцелуй породило взаимное желание. Скользнув пальцами по губам, я стала вспоминать все в подробностях. Задержаться предложил мне он, верно? Он, ошеломивший меня. Он, поцеловавший меня и раскрывший мою душу.

Но что теперь? Он поведет себя так, будто ничего не случилось, или захочет от меня большего? И что означает это «большее»? Быть может, я дала начало тому, с чем не смогу совладать?

С утра я ждала. Мистер Рочестер мог в любой миг зайти ко мне, ибо, хоть он и не имел привычки бывать в классной комнате часто, иногда все же наведывался на пару минут.