Навечно преданный (СИ)

-…И если бы после смерти короля Джона всё же возникли какие-то вопросы и проводилось расследование, то выявить отравляющие вещества в мази оказалось бы уже невозможно! — неожиданно, но своевременно подхватил слова девушки адвокат Смит. — А без этого даже покаянное признание королевского Преданного — разумеется, при условии, что он бы выжил после гибели Хозяина — не могло послужить причиной обвинения сэра Магнуссена в этом коварнейшем преступлении.

Служители правосудия, совершенно не ожидавшие столь развёрнутых объяснений на свой, в общем-то, не требующий ответа вопрос, поспешили вернуть изобилующий предположениями разговор в более доказуемое русло.

— Как бы то ни было, — заявил председательствующий, в тоне которого уже не звучало прежней ледяной строгости, — настоящую причину сделанного им выбора знал только князь, следствию же вполне достаточно того, что экспертизой неопровержимо доказано наличие следов яда в предоставленной мази, а значит, повода сомневаться в правдивости слов короля Джона и его слуги у суда больше нет. И всё же, мне хотелось бы прояснить некоторые детали, — обратился судья к Преданному, окончательно вернувшемуся в состояние прежнего смиренного спокойствия после того, как его Хозяину перестало угрожать обвинение во лжи. — Почему ты не рассказал своему государю о готовящемся покушении, если так беспокоился за его жизнь?

Вопрос был действительно уместным, и зрители, включая Джона, имеющего на этот счёт собственные предположения, но жаждущего услышать ответ из уст самого виновника всех своих последних треволнений, воззрились на обвиняемого с нескрываемым интересом.

Шерлок отвечал привычно-невозмутимо, но несмотря на все прилагаемые им и невидимые другим усилия сдержать бушующие под маской бесстрастности эмоции, Шотландцу удалось ощутить и вину молодого мужчины, и горечь заново переживаемой утраты — ведь отправляясь в лапы эплодорского палача, он не рассчитывал когда-нибудь вновь увидеть своего Джона.

Слова подсудимого, произнесённые с непоколебимой убеждённостью, лишь подтвердили догадку короля о том, что в принятии этого решения его возлюбленный руководствовался не только умом, но и сердцем, уязвлённым сильными, а потому неконтролируемыми чувствами.

— Это не спасло бы Его Величество от грозящей опасности, — скрываемое волнение молодого мужчины прорвалось коротким, незаметным ни для кого, кроме Ватсона, вздохом. — Скорее, наоборот. Король, со всем свойственным ему благородством и человеколюбием, не позволил бы мне удалиться, зная, что без хозяина Преданные гибнут, а контролировать себя, как оказалось, было мне не под силу. Я нёс угрозу. Поэтому, взвесив все за и против, выбрал самое приемлемое решение возникшей проблемы.

— Что ж, такая жертвенность производит впечатление, даже если и проистекает из невозможности сделать иной выбор, — председательствующий задумчиво побарабанил пальцами по разложенным перед ним бумагам. — Суду более-менее понятны причины, по которым подсудимый оказался в замке князя Магнуссена, — пытливый взгляд медленно скользнул с Преданного на короля, — но вот почему Вы, сир, отправились в Эплдор? Ведь у Вас — и это ни для кого не секрет — с Его Светлостью отношения были далеко не дружескими, и вдруг этот визит? Тайно, с небольшим отрядом сопровождения… Какие цели Вы преследовали?

Джон почувствовал, как кровь приливает к лицу. Это не было стыдом — он не сделал ничего такого, за что можно было бы стыдиться — но вспоминать те события и оставаться при этом спокойным Шотландец попросту не мог.

— Я хотел вернуть Шерлока, — произнёс он, с трудом разжимая непроизвольно стиснутые зубы. Ненависть к уже мёртвому врагу захлестнула душу кипящим гневом, смешанным с покаянным удивлением: как он мог сдержаться и не придушить Магнуссена сразу после того, как увидел, что этот мерзавец сотворил с его любимым человеком?

— Но, как Вы до этого упомянули, — судья аккуратно сверился с собственноручно сделанными пометками, — Преданный оставил записку, в которой говорилось, что на самом деле он принадлежит князю, а не Вам. Если у Вас возникли какие-то, не спорю, законные сомнения на этот счёт — почему Вы не обратились в Малый Суд с имущественным иском, как это ранее делал сэр Чарльз?

— Шерлок — мой друг и советник, а не имущество, — Джон прилагал колоссальные усилия для того, чтобы клокочущее негодование не вырвалось через взгляд или голос, рикошетя на ни в чём не повинного господина правоведа, который всего лишь старательно исполнял свой долг. — А я не Чарльз Магнуссен! К тому же, у меня просто не оставалось времени на обращение к третьей стороне для разрешения нашего с князем… конфликта.

— Но ведь Вы отправились в Эплдор не сразу вслед за сбежавшим слугой, а лишь через несколько недель, — продолжал неумолимо уточнять председательствующий. — И Вы утверждаете, что у Вас не было времени?

— Я не знал, как мне поступить, Ваша честь, — признаваться в собственном бессилии, да ещё и публично, было очень нелегко. Джон сглотнул и расправил плечи, справляясь с чувствами. — Сперва поверил оставленной Шерлоком записке. Потом не представлял, что и думать. А спустя три недели… — он запнулся, — да, почти через три недели я получил анонимное письмо, в котором говорилось, что мой секретарь не просто находится в замке Эплдора, а, согласно какому-то чудовищному, заключённому с князем договору, подвергается жестоким пыткам.

— И Вы поверили анонимному письму? — не скрыл удивления судья.

— Как выяснилось позже, письмо было инициировано самим сэром Чарльзом с очень определённой целью: заманить меня в ловушку, — невесело усмехнулся Шотландец. — И это ему удалось более чем. Не буду утверждать, что не подозревал чего-то подобного, но… После получения сего послания я точно знал лишь одно: каждый час моего бездействия добавляет Шерлоку невыносимых страданий. Любое промедление было недопустимо.

— Значит, Вы, король Шотландии, отправились в Эплдор, чтобы спасти слугу? — недоверчиво нахмурился глава суда, и остальные служители Фемиды последовали примеру патрона, выражая свой скептицизм довольно красноречивыми гримасами.

— Скорее, друга, — настойчиво повторил Ватсон, стараясь не обращать внимания на реакцию чиновников.

— Любопытно было бы взглянуть на эту анонимку, — подал голос один из судей. — Она сохранилась?

— Да, я сохранил письмо, и посланный мной в Эдинбург человек доставил его в Лондон ещё до начала слушания, — подтвердил король. — Мы передали документ господину Смиту, и если уважаемому суду будет угодно…

Повинуясь жесту высокочтимого подопечного адвокат защиты поспешил предъявить блюстителям закона слегка измятый лист, присовкупив на всякий случай к нему и оставленную Преданным записку. Пока судьи знакомились с содержанием представленных документов, Джон продолжил:

— Как видите, всё сказанное мной — абсолютная правда. Я догадывался, что за жизнь и безопасность Шерлока мне придётся заплатить князю непростую цену, неизмеримую, быть может, ни в золоте, ни в драгоценностях, но…

— Постойте-ка! — перебил Ватсона председательствующий, не отрывая глаз от письма. — Но ведь тут не названы ни имя вельможи, ни его титул. С чего Вы взяли, что речь в анонимке идёт именно о князе Магнуссене?

— А вы подумали о ком-то другом, прочтя это? — не сдержался от язвительности Шотландец.

Раздражённо тряхнув буклями, судья не нашёл, что возразить и только взмахнул рукой, поощряя Его Величество к дальнейшей исповеди.

Тщательно подбирая и взвешивая каждое слово, Джон коротко, не вдаваясь в возмутительные для каждого добропорядочного христианина детали, поведал о своём прибытии в Эсперанж и о том, как сэр Чарльз его принял, потребовав взамен на свободу пленника совершенно невозможного.

Но глава суда, которого в силу исполняемых обязанностей интересовали как раз подробности, не был намерен щадить ничьих чувств, а потому спросил почти с нажимом:

— И чего же такого совершенно невозможного потребовал от Вас покойный?

Помолчав несколько секунд, в течение которых последние сомнения были отринуты окончательно, Джон поглубже вдохнул и ответил как можно спокойнее и решительнее: