Возвышение падших (СИ)

Повелитель всё ещё не пришёл в себя, и его веки были закрыты, а Эсен Султан жаждала заглянуть в глубину тёмно-карих глаз и увидеть там тепло, доверие и любовь. Останутся ли они там, когда она всё же осмелится рассказать правду? Нет.

Потому и пришла сейчас, когда повелитель без сознания. Когда он сможет выслушать её, сам того не осознавая. Может, ей станет легче, если она просто расскажет ему правду, не боясь того, что он её услышит?

— Прости меня, — едва слышно прошептала Эсен Султан, и, сокрушённо покачав темноволосой головой, опустила серо-голубые глаза к смуглой руке повелителя, которую сжимала в своей руке. — Я не знаю… Правда, я не знаю, когда всё изменилось.

Ей показалось, что его пальцы дрогнули и легонько сжали её руку, но, нервно усмехнувшись, Эсен Султан решила, что ей показалось и что она выдаёт желаемое за действительное, с нетерпением и страхом ожидая, когда повелитель придёт в себя.

— Я сошла с пути, которым шла. Долгое время я не хотела прогибаться под правилами выживания в гареме, в этой династии и в этом государстве. Не желала принимать ту истину, согласно которой только тот, кто сильнее, умнее и, главное, алчней, может сохранить всё ценное и дорогое для себя.

Замолчав на некоторое время, Эсен Султан утерла слезу с щеки, и, вздохнув, дабы успокоиться, продолжила:

— Но, как известно, то, что не гнётся, ломается. Я сломалась. Мне было… страшно. Так страшно, что я не погнушалась убийствами. И я не могу простить себе этого…

Теперь она была уверена в том, что его пальцы сжали её руку, и, испуганно посмотрев на лицо повелителя, Эсен Султан с облегчением обнаружила, что веки закрыты. Может, просто рефлекс?

— Я солгала, — призналась женщина и тут же ощутила, как тяжёлый камень чувства вины в груди начал растворяться. — Я и только я виновна в смерти шехзаде Сулеймана, его жены и его детей. Я виновна в смерти Гюльхан Султан. Это всё я!

Исступлённо рыдая, Эсен Султан вдруг почувствовала на себе чей-то тяжёлый взгляд, и, снова посмотрев на лицо повелителя, испуганно вздрогнула. Тёмно-карие глаза были открыты и смотрели на неё тяжело, ошеломлённо и неверяще.

— Орхан, я… — сквозь рыдания произнесла Эсен Султан, а после осеклась. Что она могла сказать? Снова лгать? Ну уж нет. Будь, что будет.

Султан Орхан молчал, и с каждым мгновением выражение его тёмно-карих глаз менялось. Они темнели, наполняясь болью и гневом. Видя это, Эсен Султан понимала, что это конец. Больше в них не будет ни тепла, ни доверия, ни любви. Никогда.

— Почему? — прохрипел повелитель, и было видно, что с огромным трудом ему удалось выдавить это слово.

— Я думала, что этим спасу себя и своих детей.

Ещё мгновение султан Орхан сохранял зрительный контакт, а после, отвернувшись в сторону, медленно освободил свою руку из захвата её пальцев.

Поднявшись с ложа, Эсен Султан едва сдержалась, чтобы не разрыдаться с новой силой, и заставила себя говорить. Она должна была это сказать.

— Я виновна. Готова принять любое наказание, которое ты сочтёшь соразмерным моим преступлениям. Будь то разлука с детьми, дальняя ссылка без возможности возврата или же казнь. Больше я не буду лгать, не буду пытаться избежать ответственности за совершённое. И бояться мне больше нечего, так как ты обо всём узнал и навсегда от меня отвернулся.

Повелитель, казалось, заснул, так как его веки были закрыты, но он слушал. Напряжённо и мрачно.

— Смею просить только об одном, — продолжала Эсен Султан, и её голос дрожал и срывался от сдерживаемых рыданий. — Не наказывай моих детей за мои ошибки. Они ни в чём невиновны. Не поступай с ними так, как поступил со своими детьми султан Мехмет, наказывая их за ошибки их матерей. И… Не забирай шанс стать твоим наследником у Мехмета. Он так старается добиться успехов, чтобы порадовать меня и добиться твоего одобрения. Он, как и остальные твои сыновья, достоин быть следующим повелителем этого мира.

Поклонившись, Эсен Султан хотела было покинуть султанскую опочивальню, как вдруг увидела, как повелитель тяжело и рвано закашлялся и отчаянно сжал ткань кафтана на груди.

Испуганно выбежав в коридор, она позвала на помощь, и когда подоспели лекари, выяснилось, что у султана Орхана случился ещё один сердечный приступ, из-за которого он лишился способности говорить.

Около часа, пока длился осмотр, Эсен Султан не отходила от дверей султанской опочивальни, от страха и беспокойства не находя себе места. Наконец, в коридор вышел главный лекарь, и, поймав на себе взгляд султанши, подошёл к ней и поклонился.

— Что с повелителем?

— Будьте стойкой, султанша. Повелитель на краю жизни и смерти и вряд ли поправится. Готовьтесь к худшему.

Услышанное гулким эхом отозвалось в разуме Эсен Султан, и, мертвенно побледнев, она медленно осела на пол в то время, как перед её глазами всё почернело.

Когда она, наконец, очнулась, наступило утро. Едва распахнув веки, она ощутила тянущую боль внизу живота. Беспокойство тут же овладело ею, и, оглядевшись, она поняла, что лежит на ложе в своих покоях, а рядом с ней стоит Зейнар-калфа.

— Что… Что случилось? — слабым и хриплым голосом спросила Эсен Султан.

— Султанша, вы только не волнуйтесь… — осторожно ответила Зейнар-калфа, беспокойная и мрачная. — Думайте о своём выздоровлении.

— Говори, — твёрдо велела та, и мрачное предчувствие целиком затопило её.

— Всевышний так распорядился… От волнений и переживаний вы потеряли ребёнка. Лекари едва спасли вас. Говорили, что если переживёте эту ночь, то будете жить. И, хвала небесам, вы пережили. Это главное.

— Нет… — ошеломлённо выдохнула Эсен Султан, и, упав обратно на шёлковые подушки, спрятала лицо в ладонях, дабы заглушить рыдания. — Лучше бы… Лучше бы я умерла…

— Не говорите так! — возмутилась Зейнар-калфа, и, подойдя, села на край ложа и положила руку на вздрагивающее от рыданий плечо султанши. — У вас трое детей, которые нуждаются в вас.

Эсен Султан, исступлённо рыдая, понимала, что та самая буря, приближение которой она чувствовала, уже разразилась и всё разрушала на своём пути. Дальше лишь боль, потери и смерть.

Генуя. Дворец Альберго.

Она ничего не помнила с того момента, как с окровавленных губ Рейны Дориа сорвался последний вздох. Сегодня, когда королева Эдже в своей опочивальне готовилась к церемонии коронации, должной состояться спустя три дня траура после смерти предшествующей ей королевы, она узнала о той ночи с помощью письма.

Служанки кружили вокруг неё, помогая облачиться в роскошное платье из красного шёлка, расшитое золотой нитью и украшенное чёрными опалами. Смотря на своё отражение в большом зеркале в золочёной оправе, королева Эдже была задумчива и мрачна. В тот момент в двери постучали и, получив письмо, служанка передала его своей госпоже.

— Оставьте меня.

Поклонившись, служанки ушли. Медленно подойдя к витражному окну, проходя сквозь которое солнечные лучи превращались в разноцветные блики, играющие на каменных стенах, королева Эдже сорвала печать с письма и, развернув его, настороженно принялась читать.

Оно было написано Деметрием. С той самой ночи он исчез. Покинул королевскую резиденцию без намёка на то, куда отправляется. И вот, прислал письмо.

Оказалось, их обнаружили королевские гвардейцы, стоящие у дверей королевской опочивальни. Они услышали звук рыданий, и, войдя, обнаружили принцессу Эдже всю измазанную кровью, которая, сидя на полу, плакала и обнимала мёртвую королеву Рейну. Рядом на полу лежал окровавленный кинжал, и всем стало ясно, что произошло.

Тем не менее королевские гвардейцы преклонили колени перед новой королевой. Вскоре явился глава королевской гвардии Артаферн, который оттащил королеву Эдже, пребывающую в состоянии шока и полностью дезориентированную, от трупа.

После отнёс её в её же покои, и лишь оставшись наедине с ним девушка успокоилась и заснула, а когда проснулась, осознала всё то, что произошло и весь день провела в рыданиях.