Возвышение падших (СИ)

— Тогда зачем? Снова выслушивать твои глупости я не намерена. Я устала.

— Хорошо, — процедила Эдже, почти вплотную подойдя к тёте, которая от этого нисколько не смутилась. — Потому что я пришла обеспечить тебе желанный покой, который ты найдёшь в смерти.

Рейна успела только изумлённо вскинуть брови, как вдруг ощутила ледяное и в то же время обжигающее болью прикосновение чего-то острого к своему животу. А после снова, и снова. Покачнувшись, она медленно перевела взгляд изумрудно-зелёных глаз к своему животу и обнаружила, что на чёрном шёлке растекается мокрое пятно.

Держа в трясущейся руке окровавленный кинжал, Эдже чувствовала как рыдания рвутся из её груди, а глаза изливаются слезами, из-за которых она почти ничего не видит.

В это время Рейна схватилась руками за свои раны и медленно осела на колени, но… смеялась? Да, смеялась хрипло и булькающе, так как из её рта сочилась струйка густой алой крови.

— Знаешь, сегодня, когда я весь день провела в рыданиях в попытке принять то, кем я была для тебя, я кое-что вспомнила, — поборов рыдания и утерев слёзы с лица, произнесла Эдже. — Ночь, когда ты учила меня тем жутким заклинаниям из своего фолианта. Мы гадали. Ты помнишь, что ты увидела?

От этих слов Рейна перестала смеяться, но улыбка не сошла с её лица. Улыбка болезненная и истерическая, а ещё насмешливая.

— Кровь и… смерть, — хрипло ответила она, а после закашлялась, отползла к стене и прислонилась к ней спиной. На полу остался кровавый след, на который она равнодушно посмотрела. — Видела, что… меня предаст человек, которому я… верила. И… тебя.

— Верно, — отозвалась принцесса, сев на корточки напротив своей тёти. — Меня в золотой короне королевы, окроплённой кровью, и с кровавыми слезами, а в глазах моих, по твоим словам, горела злоба.

— Исполнилось, не так ли? — прохрипела королева, убрав одну из рук от ран и задумчиво посмотрев на неё, до запястья измазанную её же кровью. — Как печален мой конец… Я и не знала, что… умирать… так странно. Я чувствую боль и чувствую страх. Прежде я не боялась боли. Я вообще ничего…. не боялась. А теперь… мне страшно.

— Тебе больно и страшно, — мрачно повторила Эдже, а после покачала головой, будто ей было жаль. Но ей действительно было жаль. И ей было весьма больно и до дрожи страшно. Но она чувствовала, что так должно быть. Что она воздала этой женщине, сломавшей её жизнь и её саму, по заслугам. За всё, что она когда-либо сделала. — И мне. Я жила этими чувствами годами, но оставалась рядом с тобой. Ждала одобрения. Хоть какой-то благодарности, а что я получила взамен?

— Всё это неважно, — с явным трудом произнесла Рейна, и, прикоснувшись к своим ранам, недовольно поджала губы. — У меня… осталось мало времени… Ты должна… знать…

— Я убила тебя, а ты… прощаешься со мной? — недоуменно спросила Эдже, а после ей неожиданно захотелось всё изменить. Пусть бы она жила дальше со всеми этими гневом, печалью и гордыней, но эта женщина бы осталась жива. Из-за них она забыла, что она и создала её, эту Эдже Дориа. Рейна Дориа сделала её сильнее, умнее и жёстче. Она её взрастила, пусть и не для себя, а для власти.

— Послушай меня! — гневно прохрипела Рейна, а после зажмурилась то ли от боли, то ли борясь с подступающей смертью. — Мы… точнее, я и… твоя мать… лишь наполовину Дориа. Ты поймёшь… Серпиенто… Наша мать не…

Последние слова она едва слышно прошептала, в последний раз судорожно выдохнула и обмякла. Огонь в изумрудно-зелёных глазах погас. Навсегда. И Рейна Дориа исчезла.

Дворец санджак-бея в Манисе. Покои Айсан Султан.

Войдя в покои, погружённые во мрак наступающей ночи и освещаемые лишь несколькими зажжёнными свечами, Эсен Султан тут же напряжённо замерла у порога. Несколько минут назад Айсан Султан отправила свою служанку к ней с тем, чтобы та пригласила султаншу в её покои.

Идя сюда, Эсен Султан думала, что им предстоит серьёзный разговор, в котором они найдут общее решение, не уничтожающее ни одну из них. Но она ошиблась. На расписном ковре лежали два небольших тела, неподвижных и излишне бледных. Рыжеволосый мальчик с остекленевшими синими глазами лежал так, будто попросту заснул, закинув руку себе за голову. А девочка с чёрными волосами, раскинувшимися вокруг её маленькой головы, лежала в неестественной ломанной позе.

Рядом с ними, содрогаясь в рыданиях с болезненным безумством, плещущимся в серо-зелёных глазах, сидела Айсан Султан, и в её дрожащей руке блестел стеклянный пузырёк, практически опустошённый. На его дне искрилась янтарно-жёлтая жидкость. Всего несколько капель, оставшихся для неё.

— Султанша, — хрипло произнесла она, когда Эсен Султан медленно подошла к ней и мёртвым детям, которых обнимала одной рукой. — Это вы сделали с нами. Спасаясь от ваших кровавых рук, погибли мои дети и погибла я. И шехзаде Сулейман, и Гюльхан Султан. Вы убили всю нашу семью ради своей семьи. Или ради власти, не так ли?

Не сумев произнести хоть слова, Эсен Султан ошеломлённо смотрела на мёртвых детей, лежащих на полу, а после на то, как Айсан Султан поднесла к губам стеклянный пузырёк с ядом. На то, как эти несколько янтарно-жёлтых капель скатились по стеклянной стенке в её рот и утонули в нём.

Тяжело дыша, Эсен Султан смотрела на неё, а Айсан Султан смотрела на неё в ответ. И взгляд этих серо-зелёных глаз она никогда не сможет забыть.

Не сможет забыть того, как тело этой черноволосой женщины начало сотрясаться в предсмертной агонии.

Не сможет забыть того, как она судорожно скребла ногтями своё горло, сгорающее от боли и полное крови, в приступе предсмертной паники.

Не сможет забыть того, как безвольно обмякло тело Айсан Султан и упало поверх тел её детей.

В опочивальне воцарилась неожиданная гнетущая тишина, и, тяжело дыша от ужаса и ошеломления, Эсен Султан медленно попятилась в сторону дверей, но запуталась в полах своего дорожного бежевого одеяния, упала на ковёр и не нашла в себе сил подняться.

Всё, что она смогла, это разрыдаться подобно маленькому ребёнку, закрыв лицо руками. Лишь бы не видеть тел женщины и детей, в смерти которых была повинна только она одна.

========== Глава 41. Торжество правды ==========

Спустя несколько дней…

Топкапы. Султанские покои.

— Эсен.

Женщина, высокая и худощавая, с тёмно-каштановыми волосами, собранными в высокую причёску, и в дорожном закрытом одеянии из бежевой парчи, расшитой золотой нитью, стояла напротив султана Орхана, восседающего на османском троне.

Вздрогнув от его голоса, полного радости по поводу её возвращения, Эсен Султан опустила серо-голубые глаза. Она не в силах была поднять их и выдержать прямой взгляд тёмно-карих глаз повелителя.

Чувство вины, тяжёлое и бесконечное, сдавливало её грудь и не давало полноценно дышать. Оно же взывало в ней к правде. К правде, которой она ранее жила. Которую ценила и уважала.

Эсен Султан и предположить не могла, что когда-то станет той, кем сейчас являлась. Она не хотела быть такой. Но это её нисколько не оправдывало. Как и то, по каким причинам она изменилась. Спасение самой себя, своей семьи, мужа, детей, простой человеческий страх и спровоцированные им поспешные решения — это всё не может являться оправданием убийствам.

По дороге из Манисы в Стамбул она всё размышляла о том, что скажет повелителю. И снова перед ней выбор: смертельная правда или спасительная ложь.

Что случилось, если Эсен Султан, ранее всегда готовая нести ответственность за свои поступки, под влиянием страха и сомнений отказалась от ответственности, избрав ложь вместо правды?

Она знала ответ на этот вопрос. Все знали, потому как все через это проходили. Взрослея, все теряют невинность. Но и это не оправдание. Не может быть им, так как взросление — это и есть готовность отвечать за свои поступки и выполнение возложенных на нас обязанностей, противопоставленные незрелым желанию и надеждам на то, что за нас всё сделают, что ответственность нас не коснётся.