Навечно преданный (СИ)

Уловив желание будто ополоумевшего Хозяина, Преданный, наконец, повернул голову, послушно обращаясь к Джону лицом и предоставляя тому возможность воплотить свою жестокую прихоть со всем возможным удобством. И в потемневших до изумрудного оттенка глазах, за привычными смирением и покорностью, Его Величество, к своему стыду и — о, боги, да! — облегчению, увидел то, что заставило вмиг протрезветь захваченное непотребной одержимостью сознание. Робкий, почти неуловимый укор: Джон, ты же обещал, ты ведь поклялся никогда не делать со мной этого… — даже приглушённый безропотным повиновением, позволил королю тут же сбросить с себя кошмарное наваждение.

Ужаснувшись содеянному, проклиная себя и еле сдерживая готовый сорваться с уст вопль раскаяния, Шотландец отпрянул от Шерлока, с отвращением взирая на собственный, покрытый кровью Преданного, всё ещё возбуждённый фаллос. Разразившийся вслед за этим жуткий хохот, заставив встать дыбом волосы на монаршем затылке, заполнил опочивальню, превращаясь в омерзительных летучих тварей. Шуршащие кожистые крылья закрыли всё пространство, поглотив в своей серой попискивающей пучине ложе с привязанным к нему Шерлоком. Отчаянно вскрикнув, Джон бросился в эту копошащуюся массу, движимый лишь одним желанием: спасти и защитить, — но поскользнулся в быстро увеличивающейся под ногами луже неизвестно откуда взявшейся в таком количестве крови и упал, хватаясь руками за обжигающую пустоту. В глазах потемнело, дышать стало нечем, а взорвавшееся в груди сердце вылетело из горла вместе с тоскливым и полным безнадёжности воем.

— …Ваше Величество! Сир! Государь! Джон, мать твою! Да очнись же ты! — увесистая пощёчина обожгла лицо. Король возмущённо замычал и открыл глаза.

Наплевавший на всякие приличия и субординацию Грег навис над ним с расширенными от ужаса глазами, придерживая одной рукой за плечи, а вторую занося для очередного удара.

Что? Что случилось? Он опять полез на стремнину, как тогда, в детстве? А верный Лестрейд и в этот раз вытащил его и пытается привести в чувство?

Нет… Он в своей спальне, и, кажется, всё ещё ночь.

— С ума сошёл? — Джон резко поднялся, отталкивая от себя капитана, в беспокойстве о своём сюзерене не побоявшегося рискнуть собственной головой. — Что себе позволяешь?

— Простите, государь, — тут же согнулся в извиняющемся поклоне командир королевской стражи, — но Анджело выскочил с криками, что Вы умираете…

— Анджело? — Джон наморщил лоб, всё ещё не совсем понимая, что вообще происходит.

— Да, он побежал за доктором, а я пытался Вас разбудить, — лицо капитана выражало крайнее беспокойство. — Вы не могли проснуться и так стонали, метались, что-то бормотали…

— Бормотал?

— Да, — Лестрейд замялся, — звали его.

— Его? — король вскинулся, внезапно со всей отчётливостью вспомнив мучивший его совсем недавно кошмар. Отбросил одеяло, намереваясь встать, но тут же прикрылся снова. Под взмокшей от пота рубашкой было явно заметно так и не спавшее возбуждение, которое мудрый капитан предпочёл вежливо оставить без внимания.

Так и не уснув более до самого утра, невзирая на все микстуры талантливой леди Хупер, Его Величество встретил новый день в самом ужасном расположении духа. Теперь Шотландца, ко всему прочему, терзало ещё и осознание того, что он является клятвопреступником и предателем. Неверность Преданного можно было объяснить зависимостью от чужой коварной воли, стечением печальных обстоятельств, но что могло оправдать его, Джона Хэмиша Ватсона? И пусть это было лишь во сне, но короля не покидала мысль, что данное когда-то Шерлоку обещание нарушено, и в том виновна тёмная и постыдная, прячущаяся в самых глубинах естества, но неотъемлемая и неистребимая часть его собственной проклятой души.

Впрочем, он не искал себе оправданий — ничего подобного никогда бы не допустили рыцарская честь и мужская гордость Его Величества. Но надорванное многодневной пыткой сердце остро нуждалось хоть в каком-то утешении, и ноги сами принесли Джона туда, где, как ему казалось, он мог найти не только поддержку, но и понимание.

Королева, так мудро и своевременно проявившая сострадание к тягостному положению супруга, тем самым вновь открыв для себя кредит монаршего расположения, всё ещё пребывала в постели, нежа раздобревшее тело покоем и изысканным фруктовым десертом. При появлении короля, Её Величество тут же поспешила придать личику соболезнующее выражение и распорядилась принести государю утренний чай и все положенные к нему вкусности.

— Позавтракайте со мной, милорд, — проворковала она Джону, сопровождая слова участливо-извиняющейся улыбкой. — И простите, что принимаю Вас в таком виде. Доктор Андерсон беспокоится о моём здоровье и настаивает на постельном режиме.

— Что-то серьёзное, мадам? — забеспокоился король.

— Не думаю, но Вы же знаете Филипа — он мастер поднимать бурю в стакане воды. — Мэри вздохнула: — Доктор опасается преждевременных родов.

Пропуская мимо ушей эту уже незначительную для него ложь — обеспокоенная мать всего лишь пытается защитить себя и своего будущего ребёнка, разве это не её святое право во имя спасения? — Джон кивнул.

— Даже если господин Андерсон просто перестраховывается, никакая предосторожность не будет излишней, миледи. Берегите себя, умоляю! — сама мысль о том, что и это, уже заведомо любимое им существо может быть потеряно, вызывало у Джона дрожь. И хотя истинная причина королевского беспокойства была ясна Её Величеству, как божий день, тревога мужа была ей приятна.

— Разумеется, государь, я приложу все усилия, чтобы родить Вам здорового и крепкого наследника, — прислушавшись к себе, женщина тихонько рассмеялась. — И судя по тому, с какой силой малыш бьётся у меня под сердцем, он будет настоящим непоседой.

Мэри ласково погладила круглый живот и снова рассмеялась. Повинуясь непредсказуемому инстинкту, Джон протянул раскрытую ладонью вперёд руку:

— Я могу?..

— О, конечно, сир! Думаю, ребёнку будет приятно ваше прикосновение. Он так нуждается в нашей любви, Джон! Вы же будете его любить, государь? — в голосе королевы звучала скрытая за шутливостью надежда.

Дотронувшись до прикрытого тонким шёлком пеньюара лона, Его Величество с отчётливой ясностью ощутил крепкий толчок, за которым последовало ещё несколько ощутимых ударов, а затем под ладонью словно прошмыгнула взмахнувшая хвостом разгулявшаяся рыбка. Утешенное сердце короля сжалось от щемящей нежности:

— Я уже люблю его, Мэри. Очень люблю!

Счастливую семейную идиллию нарушил принёсший завтрак лакей, следом за которым в опочивальню впорхнула с крайне озабоченным видом вездесущая миссис Хадсон.

— Простите, Ваше Величество, — обратилась она к королеве, приседая в несколько старомодном реверансе, — и Вы, государь, но я решила, что дело не терпит отлагательств… — старушка помахала перед собой зажатым в сухонькой ручке запечатанным письмом.

— И что сие значит, миссис Хадсон? — не смогла сдержать недовольства Мэри, с сожалением чувствуя, как рука венценосного мужа соскальзывает с её живота, а всё только что принадлежащее ей одной монаршее внимание переключается на запечатанное сургучом послание.

— Я обнаружила это сегодня среди писем, полученных нашим благотворительным фондом, — закудахтала Марта, сопровождая свою суетливую речь выразительными жестами. — Лежало в корзине поверх остальной корреспонденции. Послание адресовано Вам, государь, но на нём стоит пометка «Шерлок», и я подумала…

— Дайте его сюда! Немедленно! — соскочив с кровати заметно расстроившейся супруги, Джон почти вырвал аккуратно сложенный лист и, не сказав больше ни слова, стремительно покинул апартаменты королевы, оставив обеих дам в недоумении и полном смятении чувств.

Однако, надо признать, что и чувства Его Величества пребывали в более чем смятенном состоянии. Почерк на послании был незнакомым, но от кого бы оно ни было, ничего хорошего слегка измятый лист голубоватой бумаги не сулил — в этом Джон был почему-то уверен. И всё же это были новости о Шерлоке. А что же ещё?