Навечно преданный (СИ)

— Откуда здесь этот человек и почему вы подвергаете его пыткам?

Зевс, спустившийся с Олимпа, чтобы лично объявить нечестивым людишкам о конце света, не был бы так грозен и опасен, как Джон Ватсон в данный момент, но на физиономиях служителей божьих не дрогнул ни один мускул.

Орлиноносый инквизитор, теребя пальцами ониксовые чётки, поднял хищно изогнутую бровь:

— Вы ведь сами приказали, Ваше Величество. Это колдун. Чернокнижник. Прислужник дьявола. Он проник в замок и пытался совратить Вас, государь. За это он должен быть отправлен на костёр. Но закон требует соблюдения всех формальностей, а этот нечестивец не желает признавать свою вину.

— Я?! Что за бред?! И с чего вы взяли, святой отец, что он вообще виноват? — ноздри Джона трепетали от негодования и злости.

— Но как же, государь? — священник развёл руками, выражая крайнюю степень удивления. — Этот преступник либо колдун, либо шпион Вашего злейшего врага — третьего не дано! И мы с братьями собрались здесь с особой миссией: добиться от него правды. Иначе мы все погибнем: и Вы, и королева Мэри, и капитан Лестрейд, и ваша кормилица Марта Хадсон, — все, кто Вам дорог, весь Ваш двор, а возможно — и вся Шотландия.

Джон не понял — почему, но слова инквизитора внезапно показались ему убедительными: разумеется, третьего не дано! Как иначе? Какое третье может быть? И всё же растянутый на дыбе человек не вызывал у Его Величества ни ненависти, ни даже неприязни. Вместо этих вполне уместных чувств душу переполняли жалость и сострадание. Король повёл плечами, отгоняя тянущую боль — казалось, будто это его суставы были сейчас немилосердно выкручены.

— Опустите его, — приказ прозвучал настолько твёрдо, что святые братья не посмели ничего возразить. Тощий собеседник монарха подал знак подручному, и прежде чем Джон смог что-то сказать, тот со знанием дела резко отпустил верёвку, позволив пленнику упасть на каменный пол. От новой волны нестерпимой боли, вызванной стремительным спуском и ударом, несчастный содрогнулся и пришёл в себя, не успев сдержать мучительный стон, ударивший по нервам Его Величества не слабее оглушительного крика.

Морщась, словно от боли, преодолевая желание тут же броситься к упавшему, Джон с яростью воззрился на стоящего рядом святошу:

— Что за бессмысленная жестокость?! Он всё же человек, в чём бы его ни обвиняли! Тем более, что вина его, насколько я могу судить, всё ещё не доказана.

— В том-то и дело, государь! — ничуть не смутившись, инквизитор поднял на короля полные надежды глаза. — Вот в этом нам и нужна Ваша помощь.

— Объясните толком, — еле сдерживаясь, чтобы не взглянуть на изломанное мукой тело Преданного, потребовал Джон.

— О, всё просто, сир! — орлиноносый говорил неторопливо, но очень чётко, отмеряя слова, как капли в клепсидре. — Для того, чтобы вынести правильное и справедливое решение, нам нужно знать правду. Если этот человек колдун — его ждёт смерть на очистительном костре, если же он шпион — то его необходимо будет запереть в самой дальней и тёмной камере тюремной башни до конца его никчёмных дней. Но, — священник сокрушённо вздохнул, — негодяй молчит и не желает сознаваться ни в чём. Мы считаем, что только Вы сможете добиться от него признания.

— Как? — король сглотнул, заранее предвидя чудовищность ответа.

Он не обманулся — чуть пожевав тонкими губами, его собеседник произнёс с особой проникновенностью:

— Вы же проводник Света, Ваше Величество! В ваших руках даже раскалённое железо становится божьим орудием.

Неожиданная тяжесть в собственной ладони привлекла внимание Джона и, подняв руку, он с удивлением и ужасом увидел крепко зажатый в кулаке толстый железный прут с деревянной рукоятью, конец которого пылал почти белым жаром.

«Это уже было, было! — забилось в голове оглушающим дежавю. — В винном погребе. В самом начале. Неужели теперь настал конец? Круг замкнулся?» Мысли туманно клубились, непонятные даже себе самому, но вызывающие тягостное и горькое предчувствие.

Двое подручных, ловко отвязав жёрнов, но по-прежнему оставив конечности жертвы туго стянутыми — Джон почти ощущал, как тонкая и прочная верёвка врезается в растёртую кожу — подтащили совершенно несопротивляющегося парня к ногам короля и, придерживая за вывернутые за спину локти, поставили перед государем на колени. Так и не взглянув на Его Величество, Преданный опустил голову, уставившись в траурный гранит пола.

С пронзительной ясностью предвидя неизбежность происходящего, но всё ещё продолжая упрямо сопротивляться неумолимому року, Шотландец тряхнул отросшими волосами:

— Раскалённое железо — так обязательно? Почему я не могу просто спросить?

— «Просто» он не скажет, сир! — прижал руку к груди священник. — Мы пытаем его уже несколько дней, но строптивец не произнёс ни звука, кроме нескольких тихих вздохов и стонов. Да и огонь в наших руках бесполезен. Только Вы сможете заставить нечестивца сказать правду. Пусть скажет, пусть ответит на вопрос — любит ли он Вас? Если да, то он точно колдун. Если же нет — то эплдорский шпион.

«Господи! — отчаянно взмолился про себя король. — Пусть Шерлок не любит, пусть окажется шпионом! В тюрьме он, по крайней мере, будет жив. И оттуда можно сбежать.»

Его Величество и сам не понимал, почему так самозабвенно желает этого возможного побега, ведь Шерлок предал его, сыграл на самых светлых чувствах, как на своей чёртовой скрипке. Влез в душу, в сердце, и врос в них, словно кипарис. Прекрасное библейское дерево.

«Я был в раю, — подумалось Ватсону, — а теперь низвергнут в ад. Своим личным Падшим Ангелом»

— Нам нужна правда, государь! — напомнил о предстоящем кошмаре орлиноносый.

— Нам нужна правда, государь! — прозвучал ласковый голос откуда-то сбоку, и Джон, чуть повернувшись, увидел приближающуюся к нему Мэри с очаровательным годовалым ребёнком на руках. Глаза женщины смотрели умоляюще: — Сделайте это, сир. Ради всех нас, ради нашего сына! Посмотрите, какой он красивый! У него шёлковые кудри и необыкновенные глаза. И он любит Вас, государь! Он-то Вас точно любит! И будет любить всегда. Но нам нужна правда. Иначе мы все погибнем, все…

Милое лицо Её Величества скривилось, из очей брызнули слёзы, а дитя на её руках прижалось к матери, словно ища защиты.

Ладонь судорожно сжалась и нечто непреодолимое толкнуло Джона вперёд, прямо к коленопреклонённому Преданному. Всё существо Шотландца противилось этой странной и страшной силе, но её воздействие было слишком велико, чтобы можно было рассчитывать на длительное сопротивление.

Чувствуя, как чужая воля проникает в тело, в пальцы, доходя до самых кончиков, принуждая руку подняться, направляя раскалённое жало в беззащитную грудь, он мысленно простонал: «Прости меня! Прости меня, Шерлок! Прости… любовь моя!»

Мужчина у ног поднял залитое кровью лицо и посмотрел на короля своими невероятными глазами, в которых не было ничего, кроме покорности и смирения. А ещё — прощения и бесконечной нежности.

«Так нужно, Джон. Так было нужно.»

«Если это и есть правда, то она совершенно ничего не объясняет!» — с тоской подумал Шотландец, в то время, как его, будто живущая собственной жизнью рука подносила раскалённый конец прута к истерзанной бледной коже.

«Нет!!! Мне не нужна правда такой ценой!!!» — изо всех сил пытаясь сдержать непослушную конечность, задохнулся безысходным воплем Джон и… внезапно вынырнул из пропитавшегося запахом крови и боли застенка в полумрак своей уютной и безопасной опочивальни.

«Бог мой! Это был только сон!» — подумал он, отирая со лба липкий пот и с облегчением понимая, что так и не успел причинить Шерлоку боль.

Руки тряслись, сердце бешено колотилось, дыхание с трудом вырывалось из саднящего, словно обожжённого горла, перед глазами всё плыло. Почти вслепую пошарив по прикроватному столику, Джон плеснул в стакан воды и опрокинул её в себя, поморщившись от горьковатого привкуса во рту.

В кресле у камина умиротворяюще похрапывал Анджело, а тьма за окнами уже потеряла свою чернильную густоту в преддверии рассвета. Его Величество потёр дрожащей ладонью грудь, облепленную влажной от пота ночной рубахой, и, поднявшись с разворошенной постели, направился к окну, беззвучно утопая босыми ступнями в мягком ворсе ковров. Толкнув уступчивую раму, молодой король, наконец, успокоил сбившееся дыхание, наполнив лёгкие свежим весенним воздухом. Вглядываясь в расплывающиеся в предрассветном сумраке абрисы деревьев, в бледнеющие звёзды над их всё ещё голыми ветвями, Джон, мучимый щемящим послевкусием кошмарного видения, не смог сдержаться от горестного вздоха.