Навечно преданный (СИ)
Навечно преданный (СИ) читать книгу онлайн
"Последняя часть туалета оказалась на паркете. Гордый. Слишком гордый взгляд для Раба. И невероятно пронзительный для обыкновенного человека. Идеально скроенное тело. Светящаяся перламутром ровная кожа, лишь кое-где уязвленная следами "любви" прежнего Хозяина, и небольшая аккуратная метка на плече. Лишь одна. Знак Школы Идеальных Слуг." Иные реальность и жизнь. Те же любовь, преданность, ненависть и предательство. Совпадения с реально существующими странами, городами и людьми - случайны ))
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Ну хорошо. Он — идиот, и всё, что он принимал изначально за действие Связи, всегда, с самых первых минут было лишь любовным томлением и позывами страсти. Интересно только, откуда она взялась на ровном месте и при полном отсутствии влечения к мужчинам?.. Но ощущения? Можно внушить любовь, можно обольстить, можно манипулировать, можно, когда всё это с тобой умело вытворяют, быть полным дураком и не замечать, что происходит — Джон уже готов смириться и с этим — но чувствовать другого человека так, как друг друга чувствовали они?
Пусть — Шерлок. Пусть. С такими талантами он мог просто читать Джона, как открытую книгу, и поступать в соотвествии с увиденным и собственными планами. Но сам Джон? Ведь с момента установления Связи он чувствовал Шерлока полностью — усталость, боль, отчаяние, радость, эйфорию… И допустим, необъяснимо острая тоска в разлуке — была просто тоской. Но что делать с физической болью от полученных Шерлоком ран? С ощущением крайней усталости, когда тот был измождён? С той волной покоя и тепла, которое нитью тянулось от его Преданного к нему, Джону, когда тот был рядом? Неужели это было просто самовнушение? Неужели такое возможно, и он принимал за эти ощущения свои личные ожидания? Что за фокус?
Джон потёр осунувшееся от переживаний лицо. Ладно. Чёрт с ней, со Связью. Не было? Славно. Но где тогда логика? Пусть Шерлок — лазутчик Магнуссена. В чём цель проникновения? Ведь не в помощи Джону с усовершенствованием реформ? Не в строительстве фортов? Не в подарке в виде гениальных решений — только табия пророка одна чего стоит? Находясь в Эдинбурге, парень не сделал ничего, что было бы во вред Шотландии или Джону лично. Или шотландский король просто о чём-то не знает и где-то здесь скрывается ловушка с секретом? Но в любом случае, до сих пор ничего плохого не произошло, тогда какой смысл уходить именно сейчас? Подыгрывать на суде, помогать бороться с эпидемией… Нет, право, если Связь — лишь продуманная инсценировка, Ромус — ловкий плут, а слияние во время ритуала и картинки из жизни Шерлока перед глазами — просто какой-то трюк… тогда в исчезновении Преданного именно сейчас после ТАКОГО масштабного представления ещё меньше смысла, чем в его появлении…
Несчастный король вцепился в отросшие за последнее неспокойное время жёсткие пряди своих спутанных волос, рискуя вырвать клок. Шерлок… Любовь моя… Почему?
Сто тысяч «почему»… Почему ты сказал, что Связи не было? Почему ты был рядом, если её не было? Почему ты ушёл сейчас, даже если её не было? Почему ты ушёл, если она все же была? И почему ты солгал, если она была? Где ты сейчас и что ты вообще делаешь, мой Падший Ангел?
И какой из этих вопросов — верный?
Свеча догорала. Внутри всё разрывалось от боли. Шерлоком быть ни черта не получалось.
====== Глава 35 ======
Возбуждённая толпа, однообразной массой заполнившая площадь, гудела вокруг в предвкушении редкого и волнующего зрелища. Джон, не узнанный и такой же безликий, как всё колышущееся вокруг человеческое море, прятал под широким капюшоном встревоженное и растерянное недоумение, безрезультатно силясь вспомнить, как он вообще попал сюда, в это наполненное ненавистью и жаждой крови сборище хищно горящих глаз и свирепо ощеренных зубов. Внезапно пронёсшийся над площадью гул заставил Его Величество сдвинуть на затылок грубую ткань, скрывающую от посторонних взоров венценосный лик Шотландца, и обратиться туда, куда разом потянулись любопытные шеи и алчущие руки окружающих его плотной массой людей.
— Колдун! Везут! — заплескалось вокруг бьющими недобрыми предчувствиями волнами, и Джон, уже предвидя самое ужасное, как заворожённый, уставился на размеренно покачивающееся подобие повозки, которую тянула пара приземистых лошадок — неспешно движущийся по проходу меж расступающихся жестокосердных зевак сколоченный из досок настил с двумя опорными брёвнами по бокам, закреплёнными вертикально и поддерживающими такую же крепкую поперечную перекладину. Под ней, пошатываясь в такт прыгающим по булыжникам мостовой колёсам, стоял облачённый в светлый нелепый балахон человек.
Ватсон несколько раз моргнул и потёр веки, пытаясь сбросить наваждение, но происходящее вонзалось в мозг множеством деталей, не позволяя усомниться в своей реальности: вздёрнутые кверху руки несчастного, обнажившиеся из-под съехавших до самых плеч широких рукавов, закованные в свисающие с перекладины на массивной цепи кандалы, исхудавшие, сплошь покрытые фиолетовыми пятнами гематом, свежими ожогами и воспалёнными порезами, с неестественно изогнутыми, то ли сломанными, то ли выбитыми длинными пальцами, с гноящимися ранами на месте сорванных ногтей; бурые пятна крови на убогом одеянии в тех местах, где грубая ткань прилипла к истерзанному пытками телу; босые ноги, также перехваченные на щиколотках ржавым железом тяжёлых оков; деревянный, закреплённый ремешками кляп — раздирающий губы, когда-то нежные и чувственные, а теперь покрытые запёкшейся коростой — в лицемерной попытке не дать осуждённому наложить проклятие на своих мучителей и жаждущих жестокого развлечения зрителей; венчающий кудрявую голову дурацкий колпак разоблачённого чародея и глаза, в бирюзовой глубине которых сквозь пелену перенесённых страданий всё ещё была видна несломленная гордая душа.
Шерлок.
«Как? Почему? Мы же разобрались с этим?» — мысли вспыхивали, подобно молниям, пронизывая сознание Джона убийственной жутью собственного бессилия. Его Величество, казалось, застыл, не имея ни малейшей возможности хоть как-то повлиять на разворачивающиеся перед ним чудовищные события, а толпа тем временем бесновалась, осыпая беззащитную жертву градом грязных ругательств и гнилых овощей. В этой рукотворной лавине попадались и вывороченные из мостовой камни, каждое меткое попадание которых вынуждало еле держащегося на подгибающихся ногах человека коротко вздрагивать, а сердце наблюдающего весь этот кошмар короля — болезненно сжиматься.
— Колдун! Чернокнижник! Преспешник дьявола! Лжец! — орали сотни глоток, и негодующая брань, сливаясь в безобразную какофонию, носилась над взбудораженной гурьбой, подогревая и без того бурлящую злорадством кровь. — Это ты во всём виноват! Ты предал нас! Делал вид, что помогал, а сам насылал болезни! Будь ты проклят!
Ошибка. Немыслимая, невозможная ошибка! Но как Преданный мог допустить, чтобы с ним сотворили такое? Почему не сопротивлялся, не разметал тех, кто вознамерился его пленить, с присущей ему ловкостью и непобедимостью? Ногти Джона впились в собственные ладони в тщетной попытке сделать хотя бы шаг или произнести слово, остановить королевской волей свершающееся безумие. Но будто невидимые цепи сковали Шотландца, делая его таким же беспомощным, каким выглядел и стоящий на скрипучей повозке, смирившийся с неизбежным измученный парень.
Меж тем, печальный транспорт добрался, наконец, до цели своего рокового пути — сооружённого посреди площади невысокого помоста, в центре которого возвышался белеющий свежеобтёсанной древесиной столб. Наваленные вокруг вязанки сухого хвороста не оставляли никаких сомнений по поводу предназначения этой конструкции, и Его Величество вновь дёрнулся в отчаянной попытке помешать происходящему, однако тело, всё такое же непослушное, лишь безрезультатно дрогнуло напряжёнными мышцами.
Двое рослых мужчин в тёмных сутанах, взобравшись на повозку, сняли сковывающую руки пленника цепь с вбитого в перекладину крюка и стащили его на землю, бросив на колени под ноги клокочущих ненавистью горожан. Скрюченные хищными когтями пальцы близстоящих потянулись к спутанным, склеившимся от крови кудрям, сжатые кулаки взметнулись вверх с намерением обрушиться на согбенные плечи несчастного жестокими ударами, но стоящий у костра ещё один инквизитор, лицо которого было скрыто низко опущенным капюшоном, сделал повелительный жест, и толпа отхлынула, позволив палачам поднять казнимого и завести его на подготовленный для последнего смертельного истязания помост.
Новая прочная цепь обвилась вокруг истерзанного пытками торса, накрепко притягивая Преданного к гладкой поверхности сырого столба. Один из инквизиторов освободил рот приговорённого от кляпа и, вздёрнув голову того за расцвеченный широкой ссадиной подбородок, с издёвкой заглянул в ледяную зелень глаз: