Утро нового века (СИ)

Перед взором девушки стоял её друг. Он был таким же, каким она впервые увидела его два года назад. Молодой мужчина, совсем мальчик, с ярко голубыми глазами и непослушными русыми кудрями. Добрый, смешливый и остроумный. Живой…

— Родной, — слёзы, потоком, хлынули из её глаз. — Как мне жить одной, без тебя, на этом свете?

— Девочка моя! — Маргарита Львовна крепко обняла её.

— Зачем? Зачем, он это сделал, мама?

— Он хотел спасти свою честь, — Карницкая гладила плачущую дочь по склонённой голове. — Но совершил ужасный поступок. Самоубийство. Не послушал Господа и пошёл против его воли.

— Значит, он — обречён?

— Нет, нет, девочка моя, — поспешила заверить её мать. — Не обречён. Господь милостив к нам и на том свете. Ты веришь мне, Ксюша?

— Да, — девушка подняла на неё измученный взор.

— Когда он пришёл ко мне, я увидела, в его глазах, не проходящую боль и тоску. — Маргарита Львовна перекрестилась на образа. — Жизненные невзгоды, утраты, потери. Всё это раздавило его душу и, уничтожило тело.

— Арсений достоин лучшей участи. За что, Господи, за что ты не пощадил его?!

— Тише, доченька. Не надо так.

— Мама, это я во всём виновата!

— Ну что ты, милая.

— Он был слабый, как малое дитя. Я должна была защитить его, а не бросать на произвол судьбы. Он может умереть, а я… люблю его.

— К сожалению, такие простые вещи, мы осознаём только тогда, когда бывает уже ничего не вернуть.

— Господи!

Ксения рухнула на колени перед образами.

— Не знаю, чего мне просить у тебя… Ты один ведаешь, что мне потребно… Ты любишь меня, больше, нежели я умею любить себя. Отче, дай рабе твоей, чего я сама просить не умею. Не дерзаю просить. Ни креста, ни утешения не прошу, — исступлённо шептали её губы. — Только стою перед тобой и сердце моё отверсто. Ты зришь нужд, которых я не знаю. Зри! И сотвори со мною, по милости твоей. Грози и исцели, низложи и подыми мя. Господи! Приношу себя в жертву тебе. Предаюсь тебе. Нет у меня желания, кроме желания исполнять волю твою. Научи меня молиться. Сам во мне молись. За раба божия Арсения прошу и уповаю на милость твою, Господь!

Маргарита Львовна, всю ночь, просидела у постели дочери. Ксения долго плакала, молилась и только к утру заснула.

***

Очнувшись, Елена увидела рядом две пары взволнованных глаз. Сестры сидели возле кровати, боясь потревожить её сон.

— Вы приехали. Давно?

— С час назад, — отозвалась Анна. — Получив твоё письмо, мы решили немедленно открыть всю правду Андрею.

— Похоже, мы опоздали, — кусая губы, произнесла Дарья.

Чтобы не закричать, Елена судорожно вцепилась зубами, в зажатую в кулаке, простыню.

— Лена, не надо. — Анна тронул её за плечо. — Ты не должна так себя мучить.

— Я себя не мучаю, — глотая горючие слёзы, зашептала девушка. — Он дарил мне всего себя, без остатка, ничего не требуя взамен. Мы мечтали быть вместе. А теперь он там, а я здесь. Почему? Где же твоя справедливость, Господи?!

Неожиданно, она вскочила с постели и ринулась из комнаты. Сестры поспешили за ней.

В доме висела гнетущая тишина, которая бывает в домах, когда случается не поправимое несчастье.

Осунувшийся, похудевший и почерневший лицом, Андрей сидел за столом в комнате сына.

Войдя, Елена бессильно опустилась напротив, на край стула. Подняв голову, увидела отражение себя и сестёр в зеркале, висящем в простенке, между окнами.

— Милый, хороший мой, Андрей Михайлович, — запинаясь от волнения, заговорила она. — Простите нас. Мне больно и стыдно говорить вам это, но я не могу молчать в таких немыслимых обстоятельствах. Я не Даша. Я — Елена. И я… я люблю вашего сына. Не спрашивайте ни о чём… — она поднялась, чтобы уйти. — Просто, поймите и если возможно, простите нас.

Пока Елена говорила, Даша, бросавшая короткие взгляды на Андрея, заметила, как напряглось его лицо и казалось, ещё больше побледнело.

Рунич поднял тяжёлый взгляд и посмотрел на сестёр. Поднявшись из-за стола, отошёл к окнам, встал в простенок между ними, спиной к сёстрам и опёрся руками о стену.

— Какой же я слепец! Ведь догадывался, что-то происходит не то… Почему вы так поступили?

— Я не знаю, — прозвучал за его спиной тихий голос Дарьи. — Жизнь близких мне людей, зависела от моего ответа тебе.

— Разве я не доказал вам свою честность, преданность и любовь в тот день, когда вы постучали в мой дом? Разве я не заслужил хоть каплю доверия? — Рунич повернулся в сторону Дарьи. — Вы! — он зло рассмеялся. — Вы отвергли мои чувства в угоду веры, но у вас не хватило смелости сказать мне всю правду. Сказать, что ваша икона не живой человек, а дух, бестелесный образ.

Дарья, в отличие от Анны, скромно одетая в чёрное, строгое платье и такого же цвета кружевной шали на голове, покраснев, промолчала.

— Вы заставили сестру играть эту постыдную роль. Вы принесли горе и страдание моему сыну.

— Андрей, не говори так! — Даша часто заморгала, сдерживая слёзы. — Я знаю, что даже сейчас, когда ты гневаешься, в твоём сердце нет ненависти… А мне было бы легче, если бы ты презирал меня.

— Бог с вами, сударыня. Если я ненароком своим чувством обидел вас, то уже сполна поплатился за это. И всё же, я хочу услышать ответ на один вопрос. Даша, за что? За что ты так со мной обошлась?

— Андрей! — Дарья в отчаянье сжала руки на груди. — Это не то, что ты думаешь. У меня к тебе в душе… Я тоже…

Она не договорила. Елена охнула и опустилась на стул. Перед её глазами всё поплыло, и она побледнела как полотно.

— Лена! — Анна бросилась к сестре.

К её носу поднесли нюхательную соль.

— Сейчас пройдёт, — прошептала она, открывая глаза. — Простите нас, Андрей Михайлович, умоляю! — и опустилась перед Руничем на колени.

Андрей, бледный, не шелохнувшись, стоял возле стены. Ответом ей был взгляд его бездонных глаз.

— Да, понимаю, — произнесла она. — Мы уедем.

— Все, кроме вас. Вы можете остаться. Это исключение не для вас, а для Арсения, если он… выживет.

Елена увидела влажные, от слёз, глаза Андрея Рунича.

— Простите, — едва смогла пролепетать она.

Уже возле порога, Даша, собрав все силы и едва сдерживая слёзы, произнесла:

— Прощай, дорогой мой. Так вышло. Просто помни, ты единственный для меня… после Бога.

***

Александр спешил на квартиру к Адель.

Неделю назад, попав под ливень, девушка простудилась и по его настоянию, никуда не выходила из дома.

Он бегом поднялся на третий этаж и нажал на электрический звонок двери.

Дверь отворила горничная. Краев вошёл в переднюю и попросил доложить о его приходе барышне.

Горничная удалилась. Спустя пару минут, француженка сама вышла встречать его.

— Александр Лаврентьевич, спасибо, что навестили меня, — сказала она, протягивая ему руку.

— Как вы, Адель?

— Благодарю, — по губам девушки скользнула лёгкая улыбка. — Чувствую себя здоровой.

— Вам ещё необходим физический отдых. Берегите себя.

— Что же мы стоим? — Адель указала рукой на двери в комнаты. — Прошу, проходите.

Краев снял плащ и шляпу, передал их горничной и направился вслед за девушкой в комнаты.

Квартира Адель состояла из передней, столовой, гостиной и спальни. Окна двух комнат выходили на Дворянскую улицу с её шумом и суетой, а спальни, в тихий, зелёный двор. Все комнаты были уютно и просто обставлены.

Приближалась чудная июньская ночь, тихая и тёплая. Окно в гостиной было открыто. На столе книга и зажжённая лампа с зелёным абажуром. Видимо до его прихода Адель читала.

От неё не укрылось, что доктор бледен, а его серые глаза строгие и задумчивые, отчего-то потемнели.

«Видимо, устал», — подумала она, а вслух, произнесла:

— Садитесь. Сейчас нам подадут чай. Вам необходимо подкрепиться.

Краев с тревогой смотрел на неё и не знал с чего начать. Как сообщить ей об Арсении?

Вихрь мыслей в голове, не давал ему сосредоточиться и причинял сильное волнение.