Утро нового века (СИ)

— Да, вы правы. Но мне бы не хотелось думать, что ваш брак относится к таковым. Меня волнует другое обстоятельство. Ваш сын и его чувства к вам и вашей супруге. Простите, если не смог вам объяснить, и вы не поняли меня.

— Нет, отчего же, доктор, я всё прекрасно понял, — усмехнулся Рунич. — Но я еще не утратил честь и достоинство, чтобы обсуждать, с кем бы, то, ни было, чувства моего сына к женщине, которой я дал своё имя.

— Вы сейчас раздражены, Андрей Михайлович, и не хотите услышать меня. Прошу простить, коли досадил своим визитом.– Доктор Краев с сожалением смотрел на хозяина «Дюссо». —

Однако в жизни каждого человека, бывают такие минуты, когда он должен обратиться за помощью.

— Я надеюсь, такая потребность обойдет мою семью.

— Кто знает, Андрей Михайлович. Возможно, для вас это время уже наступило. — Александр Лаврентьевич встал. — Во всяком случает, ставлю вас в известность, что я отпускаю Арсения Андреевича из больницы. Он более не нуждается в пребывании там. — Он поклонился нахмуренному хозяину. — Извините за визит.

Его заставил остановиться голос Рунича, в котором было столько горечи и отчаяния:

— Скажите, почему вы так уверены, что наш брак, с Дарьей Лукинишной фикция? Неужели вы не верите в возможность взаимного чувства любви между ними? Разве это так противоестественно?

— Не отрицаю, что ваш союз может стать взаимным. Но какой ценой? Однако, я не судья вам.

Рунич не ответил. Краев не спускал с него внимательного взора. Андрей Михайлович пристально глядел в огонь камина и молчал.

Чувствуя в душе смятение и тайную тревогу за судьбы отца и сына Руничей, Краев, прежде чем уйти, проговорил:

— Прощайте, Андрей Михайлович. Поймите, что из одного участия к судьбе вашего сына, а равно и вашей, я приехал в ваш дом. Простите мне мою назойливость.

Он еще раз поклонился и вышел из гостиной.

***

Арсений, с трудом проглатывая горячий чай, слушал рассказ Ксении.

Девушка сидела напротив и, подливая ему и себе чай пыталась отвлечь его от мыслей, разговором.

— Дом двухэтажный, кирпичный. На первом этаже магазин, на втором жилые комнаты. Екатерина необычайно рада этому. Она будет хозяйкой магазина. Вчера я помогла ей нанять прислугу. Кухарка, горничная и сторож. Он же дворник. Мы выбрали обои в твои комнаты и мебель. Спальня, очень похожа на твою комнату в «Дюссо». Вторая комната будет в виде кабинета. Ведь ты будешь продолжать работать над переводами и книгами?

— Попробую. — Арсений поставил на стол чашку, бросив в раздражении. — Всё. Хватит!

— Что тебе не нравиться?

— Весь этот разговор о доме Кати и моих комнатах. Я не хочу об этом слышать!

Неожиданно, он обнял девушку за плечи, и, заглядывая ей в лицо, спросил:

— Зачем ты ходишь сюда?

— Я же обещала навещать тебя, — ласково глядя на него, отозвалась она. — Три месяца проведённые здесь были самыми трудными в твоей жизни. Теперь ты выздоровел и завтра уходишь отсюда. Я этому очень рада.

Ксения не успела договорить, как Арсений закрыл её губы поцелуем. Девушка тотчас обвила его шею руками.

Она так долго ждала этой минуты и с радостью ответила на его поцелуй. Поцелуи становились всё жарче, и когда его рука, скользнув от лица по шее, легла ей на грудь, у Ксении перехватило дыхание.

— Арсений! — невольно вскрикнула она.

Опомнившись, он отстранился.

— Прости.

Залившись краской стыда, она дотронулась до его щеки.

— Это ничего. Поцелуй меня ещё.

Он легко коснулся её губ.

— Братский поцелуй. Даже от тоски и одиночества не надо делать глупости, сестричка.

— Я пойду, — она прятала глаза. — Навещу тебя у Екатерины.

— До встречи.

Пряча смущение, девушка надела шляпку, опустила на лицо вуаль и, поспешила за дверь.

***

В библиотеке книжные шкафы доходили до самого потолка. В углу, за столиком со стопкой журналов, сидела Дарья. Она только что получила письмо из Петербурга, написанное красивым, ровным почерком сестры.

Пробежав его глазами, нахмурилась и уронила листок на колени.

Ей тот час вспомнился тот холодный, февральский день, когда она, подавленная и растерянная уезжала из Петербурга.

Подошла к бюро и, с тяжёлым сердцем, облокотилась на него. Прочла письмо ещё раз.

Подняв голову, посмотрела на своё отражение в большом зеркале.

Наконец смысл письма, дошёл до неё. На лбу выступили бисеринки пота, пальцы сжимавшие лист бумаги, задрожали. Обмякнув, Даша буквально упала на стул.

— Всё было напрасно, — застонала она. — Я должна немедленно открыться ему. Иначе пострадает Лена.

Дверь в библиотеку отворилась и на пороге показалась Анна. Она только что уложила спать Митю. Заметив понурившуюся сестру, подошла к ней и тронула за плечо.

— Это от Лены, — бесцветным голосом произнесла Даша. — Прочти.

Она коснулась пальцами глаз, чувствуя, что готова расплакаться.

Дочитав письмо, Анна растерянно, с немым вопросом во взоре, посмотрела на неё.

— Я никогда бы не пошла на этот шаг, если бы Лена во всём мне созналась! — воскликнула Даша. — Ведь видела, как смотрит на неё этот юноша. Впрочем, он и со мной был предельно тактичен. Ни одного двусмысленного намёка или разговора о своих чувствах к ней.

— Она пишет, что любит его.

— Боже праведный, что я наделала! Кто я такая, чтобы вставать на пути их любви?

— Даша, не преувеличивай, — встревожено заговорила Анна. — Ведь ты ничего не знала.

— Нет, милая, это я виновата. Испугалась, струсила! Теперь из-за меня Лена несчастна.

Она всхлипнула и Анна поняла, что сестра плачет.

— Не скрою, мне боязно, но я немедленно поеду в Петербург и во всём сознаться Андрею. Попрошу прощения, — быстро говорила она. — Господь поможет мне.

За годы монастырской жизни Дарья научилась кротости и послушанию. Однако, помня её по прошлой жизни, Анна знала, что если требуемое станет расходиться с желаниями сестры, она становится упрямой и убедить или удержать её невозможно.

— Я поеду с тобой! — решительно заявила она.

— Нет.

— Вася всё поймёт. Я объясню ему. Митенька останется с кормилицей и няней. Будет решаться наша судьба и мы — трое, должны быть вместе.

Анна протянула руку сестре. Даша крепко сжала её в ладонях.

Сборы в дорогу не были не долгими. Молитвенник и иконка Божьей матери, которую Дарья всегда носила с собой, составляли весь ей скарб. Тёмное строгое платье, волосы заплетены в косу и уложены узлом на затылке, шляпка с густой вуалью.

В вагоне поезда, она закрыла глаза и, делая вид, что спит, думала о своих отношениях с Андреем Руничем.

Она была обязана ему больше чем честью. Он спас её жизнь. Андрей дал ей свободу и, он же хотел её забрать. Вспоминать о том неприятном разговоре она не хотела. И на какой шаг толкнула сестру, тоже не хотела.

Хватит искать оправдание этому поступку! Что сделано, того не вернёшь. Но как бы ей хотелось, чтобы в её отношениях с Андреем всё было иначе.

***

Арсений равнодушно слушал рассказ Екатерины о новом доме. Всё это ему уже было известно от Ксении Карницкой. Но он не мешал Кате радоваться и изливать душу.

В заключение своего рассказа, она поинтересовалась:

— Что ты скажешь на это?

— Не знаю.

— Поедешь сразу в наш дом или заглянешь в «Дюссо»?

— Все мои вещи остались в «Дюссо».

— Скажи что. Я заберу.

— У меня много вещей. — Арсений устало вздохнул. — Есть ценности. Где они, знаю только я. Ты не найдёшь. Поеду туда сам.

— Но, твой отец…

Упоминание об отце было равносильно соли, посыпанной на открытую рану. Терпение Арсения лопнуло и, он зло крикнул:

— Отвези меня домой!

— Конечно, поедем, — торопливо пообещала Катерина. — Как ты хочешь, так и поступим.

Через два часа, простившись с доктором, в сопровождении Екатерины, Арсений ехал домой.

Он смотрел на знакомый с детства Санкт-Петербург и вдыхал полной грудью свежий, промытый дождём воздух, который радостно возбуждал, пьянил, как бокал «Мадам Клико».