Белокурая гейша

Я вскинула брови в немом вопросе. Хиса-дон? И Марико-сан? Я этому не верю.

Неужели это правда? Не потому ли моя будущая сестра-гейша вела себя столь ужасающим образом, когда заметила, что Хиса-дон пытается соблазнить меня в саду?

Какой же я была глупой, раз не догадалась ни о чем раньше! Теперь я не испытывала ни гнева, ни ревности. Лишь удивление. Я обдумала увлечение Марико юношей-рикшей. Какие бы чувства она к нему ни питала, для меня было совершенно очевидно, что Марико была всецело предана долгу и не позволила ничему и никому встать на пути, ведущем к достижению ее цели.

Запахнув кимоно, я вытолкала Юки прочь из своей комнаты и была очень благодарна ей за то, что она ушла, не сказав больше ни слова, беззвучно сдвинув в строну бумажную дверь и так же беззвучно закрыв ее за собой, как обучают делать гейш.

Отдавшись на волю чувствам, которые руководили моими поступками с детства, я выбросила из головы неприятное столкновение с Юки и закончила свои дела.

Потом я облачилась в желтое кимоно с длинными широкими рукавами, предназначенное для тренировок, предварительно обернув вокруг талии тонкую ткань и надев нижнее кимоно. Затем я уложила складками и тесно подвязала желтое кимоно несколькими шнурками и завершила наряд золотисто-голубым поясом. Для этого мне не требовался одевальщик, хотя мужчина с крепкими руками обычно помогал гейше облачиться в традиционное кимоно.

Крепкими руками. Я содрогнулась.

Спокойное святилище моего разума снова наводнили мысли о Риде. Я мечтала о романтическом приключении, пронизанном страстью, в ушах моих звучали слова любовной песни, но не такая судьба ожидала меня, только если барон внезапно не переменит свое решение. Из-за того, что мысли мои были заполнены гайджином, мне никак не удавалось войти в свой привычный ритм, и я возилась со своим длинным поясом, пока мне не удалось добиться, чтобы один его конец свисал. Кривобоко, но все же свисал.

Лицо мое блестело от пота, и я заткнула за пояс клочок голубого шелка, надела чистые белые носки и стала оглядываться в поисках черного парика. Я нашла свой любимый золотой шнур, но куда же запропастился нефритовый зажим?

Остановившись, я осознала, что забыла заткнуть за воротник узкую полоску красной ткани, расшитой серебряными и золотыми нитями. В этот момент мне удалось вернуть себе присутствие духа. В течение нескольких минут никакой страх не омрачал меня, никакие демоны не преследовали, а недавние события не нарушали внутреннего покоя. Я испытала громадный прилив радости на грани фантазии и реальности. К концу недели я совершу церемонию заворачивания воротника, означающую мое вступление в мир гейш. Я сменю воротник с красного на белый.

И превращусь из майко в гейшу.

Странно, однако, что я никогда не занималась разливанием сакэ, подобно другим майко, появляющимся в банкетных залах одними из последних, так как традиция предписывала гейшам входить в комнату в порядке, соответствующем их возрасту. Молодые девушки разливали сакэ на приемах гейш, считая блюда, хихикая и перешептываясь тоненькими, серебристыми голосами. Они скромно опускали глаза и оставались на банкете очень непродолжительное время, а потом растворялись в ночи, в то время как гейши развлекали клиентов. Окасан никогда не позволяла мне посещать подобные мероприятия.

Но почему? Какой секрет она от меня скрывала?

Однако я заметила, что окасан находится под воздействием либо неслыханного предложения барона Тонда-сама, либо собственного встревоженного разума, потому что, когда она послала за мной позднее, она показалась мне очень нервной. Она объяснила мне, что за всю сто восьмилетнюю историю существования чайных домов ни одна майко не становилась гейшей при таких из ряда вон выходящих обстоятельствах.

Я села подле Симойё на отполированной до блеска веранде, слушая ее соображения о моем необычном дебюте. Похожие на зеркала лужи тут и там виднелись на деревянном крыльце, хотя окасан не утруждала себя ритуалом полирования веранды. В Чайном доме Оглядывающегося дерева время как будто остановилось.

Покачивающиеся ветви росшей у входа ивы наполняли воздух едва различимым шорохом, знаменуя важность этого дня. Легкий ветерок также вносил свой вклад в царящую вокруг атмосферу, то и дело заставляя колокольчики позвякивать, что возбуждало во мне первобытную чувственную страсть.

Все эти природные звуки, окружающие чайный дом, рождали в моей душе чувство тревоги, но еще большее опасение внушало мне странное поведение окасан. День, который должен был стать самым главным в моей жизни вызывал во мне лишь недоумение.

- Никогда прежде майко не становилась гейшей, не нося традиционных причесок положенное время или не крася зубы черным, - сетовала Симойё, то беря в руки чашку чаю, то снова отставляя ее, не сделав ни глотка. - Никогда прежде майко не становилась гейшей, не выбрав себе профессионального имени до церемонии дефлорации…

- Прошу прощения, окасан, - осмелилась я перебить ее, - но я выбрала профессиональное имя.

- Какое же?

- Кимико.

- Это достойное имя, Кэтлин-сан, и очень уважаемое в мире гейш. - Симойё улыбнулась и положила руку на рукав моего кимоно. - Как бы мне хотелось предотвратить твое грубое столкновение с бароном, Кэтлин-сан. Я никогда не желала заставлять тебя делать ничего ты не хочешь. Молю богов, чтобы мы сумели пережить бурю, угрожающую нам.

Я кивнула. Наблюдатель внутри меня, не связанный с моим стремлением стать гейшей, понимал, что действия мои напоминают действия марионетки. А кукловодом являлась сама судьба, которая помещала меня то в одни декорации, то в другие, дергая за нитки, но никогда не давая мне узнать, чем же пьеса закончится.

Если я и была марионеткой в этом полуфантазийном мире, где я жила, то я направлялась по усыпанной цветами дороге к финалу, не имея возможности изменить курс. Я поняла, что окасан пытается сказать мне.

- То, что вы говорили о продаже моей девственности барону, никак не связано с приобретением кимоно для чайного дома, так ведь?

Симойё сложила руки на коленях - жест, свидетельствующий о том, что она замкнулась в себе.

- Наш мир полон секретов, Кэтлин-сан. Это все, что я хочу сказать.

- Прошу вас, окасан, мне нужно знать, почему вы отказываетесь рассказать мне правду о бароне Тонда-сама.

Женщина улыбнулась, чтобы замаскировать свои истинные чувства.

- Годы, проведенные в чайном доме, не укротили твоего нрава, Кэтлин-сан. Ты унаследовала дерзость своего отца. - Она потупилась, чем очень удивила меня. - Меня это не огорчает, но я должна хранить молчание.

- Окасан, - произнесла я, воспользовавшись возможностью высказаться открыто. Если я сообщу ей о гайджине, раскроет ли она мне в ответ то, какой властью обладает над ней барон? Была ли история, поведанная мне Марико-сан, об угрозах барона погубить окасан правдивой? - Я должна рассказать вам, что произошло сегодня в храме…

- Позже. Тебе нужно готовиться к нынешней ночи.

- Но это важно, окасан.

- Ничто не может быть важнее того, что тебе пред-юит сделать сегодня. - Воцарилась пауза. - А теперь оправляйся исполнять свой долг, что ты и сделаешь, дочь Маллори-сан.

- Да, окасан.

Я поклонилась и поднялась с татами, испытывая странное умиротворение и черпая силу в нашем разговоре с окасан. Покидая покои Симойё, я осмелилась наклонить голову и выглянуть из-за ширмы, ведущей наружу. Все было тихо. В саду не было ни души. Людей барона нигде не было видно.

Я скользила по отполированному полу, направляясь и свою крошечную комнатку. Меня посетило желание вспомнить детство, и я открыла шкафчик, где хранились мои личные вещи. Напевая себе под нос, я достала сандалии с маленькими колокольчиками, те самые, что привезла с собой в Чайный дом Оглядывающегося дерева, те самые, что подарил мне отец. Я сохранила их, невзирая на то что теперь носила обувь большего размера.

Я намеревалась подарить их Марико после того, как мы совершим обряд становления сестрами, потому что мне так и не удалось отыскать завернутую в желтую ткань куклу-кокеши, которую я обронила тогда в саду. Скорее всего, Аи отдала ее мусорщику.