Perfectly entwined (СИ)

— Не проверим на наличие еды или полезных вещей? — интересуется Лиам, мягко закрывая дверь. Он идёт последним, замыкающим, и лицо теряется в темноте ночи. Свет от фонарика Зейна не достаёт до его мощной фигуры.

— Мне нравится ход твоих мыслей, — одобряет он. — Может я и проверю другие комнаты чуть позже.

В металлических шкафах Элизабет находит одеяла и полотенца, из которых они тут же сооружают одну большую кровать на полу. С тяжёлым выдохом Найл ложится в центр импровизированного спального места и вытягивает ноги.

— Я так чертовски устал, — глядя в потолок произносит он. — Спасибо, что отправился с нами, Зейн. Без тебя нам вряд ли удалось бы задуманное.

Опираясь на локти Найл привстаёт: смотрит сначала на Зейна, потом бросает взгляд на Луи. Тот спит, — Гарри хочет так думать — длинные ресницы едва дрожат при дыхании.

Зейн не принимает благодарность. Бросив на Луи задумчивый взгляд он поджимает красиво очерченные губы и отворачивается, ставя точку в толком не начавшемся разговоре.

Луч фонарика разрезает сгустившуюся в комнате темноту и распыляется по серой стене широким кругом. В его свете Гарри наклоняется, чтобы разглядеть ближе укус на руке Луи. Коркой запёкшаяся кровь между большим и указательным пальцами занимает всё его внимание, превращая тихий разговор девушек в не более чем белый шум. Их слова сливаются в неясный фоновый гул, расплываются и теряют очертания. Лишь на рваной ране чётко концентрируются мысли.

Пробуждение Луи он чувствует на несколько секунд раньше, чем звучит уставший сиплый голос:

— Объясни мне, — просит Луи. Он не открывает глаз, но находит своей слабой рукой ладонь Гарри и сжимает её. В груди Стайлса снова горит огонь. Это отголоски пламени, бушующие внутри тела его парня. Теперь Гарри понимает, что чувствует чужую боль.

— Это всё Найл…, — тихо начинает Гарри.

В тесном помещении пахнет их немытыми телами и резким, бьющим в нос запахом чистящих средств и порошков. Гарри рассказывает медленно, иногда прерываясь, когда ему кажется, что ресницы Луи не дрожат, а дыхание слишком равномерное и глубокое для бодрствующего человека. Тогда он замолкает, прислушивается, но вздёрнутый вверх уголок губ поощряет. Луи отказывается засыпать, борется с дрёмой, желая дослушать фантастическую историю собственного спасения.

— Мы рискнули, предположив, что смерть разрушает вирус или как-то связывает его в организме. Помнишь, они, — Гарри голосом выделяет слово, — они ведь умирали так же, как и люди. От колотых ран и выстрелов. И только потом, когда мы почти добрались до побережья, Найл заметил это: их дёсны, их совершенно человеческие лица.

— И ты наплевал на мои слова и вернулся, подвергнув опасности себя и друзей ради этого нелепого предположения?

Голос Луи шелестит тихо-тихо, точно осенние листья по асфальту. Может, будь в этом обезличенном голосе чуть больше жизни, Гарри смог бы услышать в нём злость или разочарование. Вернувшийся с того света, его парень оказывается бледной тенью себя прежнего, и он ничего не может поделать, только любить Луи, как прежде. Без привычных резких интонаций и тягучих приторно-сладких гласных Гарри лишь предполагает по построению слов во фразе о его гневе.

— Я знаю, что ослушался тебя. Но ты бы поступил точно так же!

— Тем более, с появлением Зейна наши шансы существенно возросли, — вмешивается Саманта.

— Кстати, о нём, — Луи переводит поблёкшие глаза на девушку. Грудь всё так же мерно движется в такт дыханию, и в каждом его движении чётко прослеживается смертельная усталость. — Кто он? Как оказался среди вас?

— Он соулмейт Лиама, можешь поверить?

Найл поворачивается на бок, подпирает голову согнутой в штате рукой. Гарри испуганно оборачивается туда, где до начала этого разговора находился их опасный попутчик, но у двери нет ни его, ни Лиама. Только оставленный на высоком металлической шкафу фонарик всё так же светит в противоположную стену.

— Мы встретили его недалеко, на заправочной станции, — перехватывает инициативу Гарри. Ему не хочется рассказывать эту историю целиком, и только поэтому он перебивает Найла — лучше чтобы Луи не узнал о том, кем является Зейн.

— Мне он не нравится, — рассеянно произносит Луи.

Его загорелая кисть лежит поверх пледа. Смутное беспокойство не позволяет Гарри взять своего парня за руку. Кожа Луи кажется далёкой и холодной, как поверхность Луны. За беспокойством почти не ощущается радости от воссоединения с любимым.

— Лиаму тоже, — хмыкает Найл и тут же получает от Гарри болезненный тычок ногой. — Ай, моё колено!

— Прекрати говорить глупости, — предостерегает его Гарри. — Они родственные души, а значит должны подходить друг другу. Просто нужно немного времени.

Гарри боится реакции Луи на всё происходящее. Как маленький ребёнок, впервые совершивший взрослый поступок, он теперь не знает, сделал ли он всё правильно или только подвёл остальных. Эмоции, такие чистые и прозрачные раньше, теперь оказались наглухо заперты за плотным слоем усталости внутри Луи. Без подсказок он чувствует себя словно на минном поле — каждое движение ресниц, каждый лёгкий, невесомый вздох Луи принимается за осуждение и недовольство. Поэтому, когда жжение затихает, приглушённое летаргией сна, Гарри яростно трёт собственные виски пальцами всё так же сидя совсем рядом к заснувшему Луи, но не касаясь.

— Как ты? — спрашивает Саманта.

С тихим шорохом она поднимается, оказывается рядом. Тонкие пальчики касаются губ Гарри и тянут вниз. Не сразу он понимает, что прикусил кожу, и Сэм пытается нежно освободить её из плена зубов.

— Вы оба чертовски устали, — продолжает она, не дождавшись ответа, словно и без него знает обо всём, что скрыто в мятущейся душе Гарри. — Осталось совсем чуть-чуть. Не мучай себя сомнениями: между тобой и Луи всё станет по-прежнему, как только этот ад останется позади.

— Один день, — подтверждает Найл. — К завтрашнему вечеру мы уже будем покачиваться на волнах, недосягаемые для голодных монстров.

Саманта запускает пальцы в грязные, спутанные волосы Гарри и нежно массирует кожу головы. Волнение никуда не уходит, несмотря на мягкость движений, головная боль не отпускает, наоборот, скапливается в затылке подобно дождевой туче на вечернем небе. Слишком много сомнений одолевают Гарри. Он сбит ими с ног, не в силах подняться, и если раньше Луи мог протянуть уверенную, твёрдую руку и помочь удержаться, то сейчас он именно то, что тянет вниз сильнее всего остального.

Усилием воли Гарри отгоняет упаднические мысли. Луи мирно спит, всё такой же далёкий, несмотря на близость, и от холодного ощущения внутри, от пустоты, в которую вновь погружаются чувства Гарри, стоит его родственной душе забыться сном, становится не по себе. Болезнь что-то изменила внутри Луи, и теперь его эмоции замолкают. Гарри не слышит отголоска его сновидений.

Но всё это потом, когда они ступят двумя ногами на твёрдую безопасную землю, когда смогут вдохнуть полной грудью, а не бежать без оглядки наперегонки с настигающим адом. Сейчас Гарри больше волнует, как доставить хрупкого, другого Луи домой.

Край тёплого пледа сползает на грязный, покрытый крошками стирального порошка пол, словно россыпь резко пахнущих звёзд в темноте космоса. Гарри поднимает ткань, накрывает плечо Луи. Вопреки привычке, он не целует бледную щёку с засохшим мазком крови, а медленно, боясь потревожить, поднимается.

— Я поищу Зейна, — ставит он в известность Саманту. — Хочу узнать, что именно нас ждёт завтра. И побольше о плавании: мне кажется затея переплывать на яхте океан, подобна самоубийству.

Сэм кивает, не говоря ни слова. Только подтягивает полотенце, которым собирается укрыться, ближе к Луи. Она не смотрит на Гарри, не задаёт вопросов, и он благодарен. Последнее, чего сейчас хочется — это увидеть в её глазах красноречивый упрёк: он сбегает от Луи и напряжения между ними. Знает это, но отталкивает мысли прочь, делает вид, что их не существует.

Пока Луи спит, у Гарри есть время на самообман.