Perfectly entwined (СИ)

Удивительным образом его руки сложены на груди Луи. Сэм, словно верная медсестра — наготове. И даже дождь, щедро пролившийся на них, пропитавший землю влагой, прекратился.

В этот момент Гарри чувствует, что больше не может оставаться здесь. Вид мёртвого Луи, лежащего в сочной, пахнущей дождливой свежестью траве сводит с ума. В неразберихе эмоций он отворачивается и бредёт несколько шагов в сторону поля, через которое они пришли сюда, и только для того, чтобы рухнуть на колени. Внезапный крик выворачивает его, осознание собственных действий медленно доходит до сконфуженного сознания.

Он убил Луи.

Колени вязнут в мокрой грязи. Она налипает на одежду, неприятно холодит кожу, но Гарри всё равно. По правде говоря, всё равно стало ещё вчера, когда он почувствовал смерть Луи, когда половина его сознания затухла навсегда, поместив собственные мысли в мёртвую тишину. Но сейчас, когда за душой погибло и тело, погибло от его рук, Гарри хочет перестать существовать. Закрыть глаза, и оказаться в чёрной дыре, чтобы сжаться в мгновение в мельчайшую частицу и больше не быть.

Не сразу он понимает, что кто-то трясёт его за плечо. Открыв глаза, первое, что видит Гарри — это яркий закат в рассеивающихся серо-лиловых тучах, и только потом, чуть повернувшись, он замечает Лиама.

— Всё закончилось, — произносит друг.

— Да, закончилось.

Губы едва шепчут эти слова в ответ, и вся кровь будто отличает от лица. Гарри чувствует как бледнеет, как кружится мир вокруг. Но сильные руки Лиама перехватывают содрогающиеся плечи и тянут вверх.

— Да нет же, Гарри! — улыбается он. — Дышит. Луи дышит!

И мир раскалывается на “до” и “после”. В него возвращаются летние краски, возвращаются запахи природы. В мир Гарри возвращается смысл быть.

С трудом, в несколько приёмов, он поднимается на ноги и ковыляет обратно, поддерживаемый заботливым Лиамом. Шлёпая по лужам и грязи, прочь от смерти и опустошённых домов. Мимо боли и горя.

Туда, где его Луи. Жив.

〄〄〄

В машине становится снова тесно. Но эта теснота даёт надежду, обещает спасение. Тело Луи, холодное и непривычно-далёкое, закутано в плед, и Гарри придерживает его рукой поперёк груди, совершенно не обращая внимания на ноющие от неудобного положения мышцы. Найл прижимает к себе Элизабет, уснувшую на его коленях, и в этих прикосновениях нет ничего непривычного. Простые, выработанные за жизнь на уровне инстинктов, касания. Словно все эмоции покинули его, чтобы перетечь в Гарри — он сжимает своего вновь обретённого парня и не отводит глаз.

— Что с тобой? — интересуется Саманта. — Твои брови сведены, и напряжение не спадает ни на секунду, с тех пор, как мы покинули то место.

В вечернем свете солнца её растрёпанные волосы золотятся, а глаза кажутся ещё больше, чем есть. Точно наполненные прошедшим ливнем и грустью.

— Думала, что когда мы заберём Луи, ты станешь собой.

Кожа его парня холодная и липкая. Голубые глаза прикрыты и не открывались ни разу с того момента, как Найлу и Сэм удалось запустить его сердце вновь. На шее тёмные пятна от пальцев Гарри.

Раньше, до всей этой катастрофы, до того, как они попали в настоящий ад на земле, Гарри было бы крайне больно видеть своего Лу таким. Сейчас сердце бьётся ровно и внутри нет трепета, нет даже намёка на боль. Он воспринимает истерзанное тело Луи рядом с собой с каменным спокойствием и почти боится этого чувства.

— Я не чувствую его.

Страх, словно змея, свернувшаяся кольцами в груди. Бесконечная змея. Она поднимает голову и шипит, каждый раз, когда Гарри проходит очередное кольцо её скользкого, мерзкого тела. А до хвоста всё равно не добраться.

Страх не заканчивается.

— Он в порядке, я в этом более чем уверен, — настаивает Найл на тех же словах, которыми убеждал Зейна, когда он отказывался отпустить Лиама вести машину.

Их новый попутчик, не обременённый узами дружбы, не верил в успех. Удерживая тяжёлую голову Луи на своих коленях, сидя в грязи и воде, Гарри с опаской поглядывал на его сжимающиеся в кулаки пальцы, на жёстко поджатые губы. И только Лиам смог сдвинуть затянувшееся противостояние с мёртвой точки; он подошёл совсем близко к Гарри, резким взглядом осадил Зейна и, не раздумывая больше ни секунды, наклонился, чтобы помочь поднять не пришедшего в себя друга.

— Гарри, он в порядке, — вновь произносит Найл.

Тот смаргивает наваждение, смаргивает сомнения, так же, как смаргивают с ресниц дождь.

— Я верю тебе, Ни. Я просто, — тяжёлый выдох вырывается из груди против воли. — Я не чувствую его, понимаешь?

Совсем рядом слышно рёв мотоциклетного мотора — Зейн не отстаёт, всё время держится ближе к гораздо более медленному автомобилю, набитому, по сути, чужими для него людьми. Рискует собой ради встреченного нежданно, нежеланно, соулмейта.

Лиам смотрит только на дорогу. Ему не нужно провожать затянутую в тёмную кожу куртки спину взглядом, не нужно стараться разглядеть в сгущающейся темноте фигуру. Ровное биение чужого сердца внутри, вторящий собственному ритм, позволяют быть уверенным в безопасности своей пары.

Именно этого стука, эхом отдающегося в венах, не слышит Гарри. Отсутствие отклика сводит с ума, и чтобы не закричать от отчаяния он сжимает зубы. Так хочется впиться в плечи Луи пальцами и трясти это истерзанное тело, лишь бы он открыл глаза. Лишь бы увидеть хотя бы на секунду синеву его глаз.

— Дай ему время, — наконец подаёт голос Лиам. — Думаю, он в глубоком сне или что-то такое. Он очнётся, и ты вновь почувствуешь связь. Вот увидишь.

Страшное слово “кома” они обходят стороной. Словно, если не произнести, то не существует. Детские убеждения Гарри оставил позади, вместе с пережитым ужасом: человеческая подлость военных, потеря родственной души и несправедливость произошедшего с Мэттом заставили повзрослеть раньше времени. Превратили мальчика в старика.

Дождь закончился также внезапно, как начался. Сейчас в подступающем мраке будущей ночи на небе мерцают звёзды, не скрытые тучами. Но Гарри видит только стволы мелькающих деревьев и густую сень леса. Зато Саманта, откинувшись на спинку сиденья, наблюдает за горящими в небе точками.

— Мы так много потеряли в этом бедствии, — задумчиво произносит она. — И я правда рада, Гарри, что тебе удалось сохранить.

— А Лиаму найти, — вымученно улыбается он на её ободрение.

Но вместо ожидаемой колкости Пейн только сильнее сжимает руль.

— Мы ещё не в безопасности.

Машина движется слишком медленно — Луи в его объятиях, и ради него хочется быстрее достигнуть места, свободного от инфекции, от въевшегося под кожу страха. Но впереди ночь, и только утром они доберутся до побережья.

Линия электропередач остаётся позади. Гарри не собирается больше проезжать этот отрезок дороги никогда, а потому с лёгкостью прощается с ней. Но эпидемия давно вырвалась из-под контроля и разнеслась по всей стране — она стремительно летит от города к городу, скользит по улицам, лавирует между домами, над чёрными артериями канализации, между полных ночью окон. Инфекция догоняет, подбирается ближе. Как бы далеко они не убежали, пока остаются на материке — остаются в опасности.

Но Луи дышит размеренно, Лиам держит руль твёрдо, а у Зейна есть план. И этого хватает сегодня, чтобы Гарри коснулся виска своего парня лёгким поцелуем и, даря надежду, прошептал:

— Утром, Лу, уже утром.

〄〄〄

Силы у Гарри остаются лишь на то, чтобы следить, как неумолимо приближается их холодный страж. Размеренной походкой Зейн идёт к машине, и в темноте ночи не разобрать выражение его лица. Видно лишь силуэт.

Тьма съедает не только краски, но и звуки — он безмолвно плывёт по гравию, не издавая ни шороха. От оглушающей тишины становится не по себе. Кажется, будто они угодили в другое измерение, чужое и недружелюбное, а Зейн вовсе не человек — чудовище этого другого мира, способное поглотить душу.

Но разум сильнее заскорузлого суеверия. Зейн человек, такой же как и они, а мир вокруг — это их мир. И оба эти значения пугают сильнее, чем предрассудочные фантазии.