Perfectly entwined (СИ)

— Больше нет, не волнуйся, — успокаивает Луи, покидая сразу за Сэм дом, в котором спрятался. — Мы подняли столько шума, что если бы ещё заражённые были, они уже бы явились.

От Луи веет холодом. Вытянутая в его сторону рука Гарри медленно опускается, когда он быстрым шагом проходит мимо. Они торопятся покинуть это место, Гарри всё понимает, но есть в этой спешке что-то ещё. Неясная тревога рисует глубокую морщинку между бровей, и впервые за их совместную реальность Луи игнорирует беспокойство своей пары.

Ночь вокруг не просто темнеет, она теряет краски. Свечение луны тускнеет, а металл автомобиля не отражает бликов. А потом приходит это дикое ощущение. Гарри чувствует себя светом, попавшим в ловушку многогранного бриллианта: он не может вырваться из оцепенения, мир сжимается вокруг, темнеет всё сильнее.

Пока он пытается отдышаться, подавить приступ нарастающей паники, ребята рассаживаются по своим местам. Твёрдой рукой Луи запихивает его на последнее в машине место и захлопывает дверь. Сквозь туман, окутавший голову, Гарри видит, как Луи блокирует двери с помощью кнопок на приборной панеле, и под удивлённым взглядом Лиама, сидящего за рулём, закрывает последнюю дверь.

— Какого чёрта? — спрашивает Найл, когда Луи остаётся снаружи. — Что за шутки?!

— Моя лучшая шутка, — произносит Луи. Его голос звучит приглушённо сквозь металл и стекло. Гарри смаргивает наваждение и с трудом открывает окно, руки трясутся от ужаса.

— Лу…

— Прости, что так вышло.

Луи упирается руками в дверь, наклоняется так близко, что его красивое лицо расплывается перед глазами Гарри, а кончики волос щекотят кожу. Гарри вдыхает полной грудью родной запах, и ощущение грязного омерзения возвращается. Луи отстраняется, так и не подарив ему поцелуй. Последний поцелуй.

На его ладони между большим пальцем и указательным кровь. Много крови. Гарри даже не нужно видеть, что именно скрывают густые кровоподтёки: внутренние ощущения подсказывают ответ. Они обретают ясность, когда Луи отступает назад. Боится заразить.

— Нет! — вдруг произносит Гарри. — Нет!

— Прости меня, детка, — извиняется он, но Гарри не слышит. Он отчаянно пытается открыть дверь.

— Луи, мы тебя тут не бросим, — заявляет Найл, тянется к приборной панели.

В груди Гарри замирает в ожидании надежда — вот сейчас он откроет дверь, и появится возможность покинуть тесный автомобиль, дотронуться до Луи. Сжать его в своих руках и никогда не отпускать. Ощущение близкой потери дробит душу на мелкие кусочки, сводит с ума.

Крупная ладонь Лиама ложится на кнопки, а сам он зажмуривается и опускает голову. Широкие плечи дрожат, и Гарри не может понять, это сказывается напряжение или друг плачет.

— Какого чёрта? — злится Найл. — Ты охренел! Открой сейчас же.

Лиам лишь трясёт головой, до побеления костяшек сжимает вторую руку на руле. Гарри почти ненавидит его в этот момент.

— Спасибо, Ли. Гарри, ты должен понять, — медленно говорит Луи, словно с маленьким ребёнком. Пытается достучаться до рассудка, уговорить, но всё, что понимает Гарри, это скручивающая сознание боль. И это грязное, липкое отвращение от разъедающей его пару инфекции. — Мне очень не повезло, но это не значит, что и для тебя всё кончено.

Гарри отрицательно качает головой в ответ. Язык будто распух, едва двигается во рту, пальцы всё ещё пытаются справиться с дверным замком. Все слова Луи доходят до сознания с опозданием, словно пространство вокруг плотно набито ватой.

— Нет, — словно заведённый повторяет Гарри.— Мне же без тебя ничего не нужно.

— Не смей говорить так!

Луи сжимает пальцами его подбородок, вздёргивает вверх. В тусклом, померкнувшем свете луны ледяные глаза чуть заметно блестят. Гарри чувствует себя маленьким и незначительным, совершенно беспомощным.

— Теперь ты будешь жить за нас двоих. Ты должен вернуться в Англию. К моим сёстрам, — Гарри всхлипывает, когда пальцы больше не касаются его кожи. Луи отходит дальше, прячет дрожащие руки за спину. Их обоих бьёт крупная дрожь, заметная даже в темноте. — Сделай всё, что должен был сделать я. Пожалуйста.

Гарри не отвечает. Не может. Он пытается дышать, справиться с удушающей паникой, и даже не чувствует, как по щекам текут крупные слёзы. Внутри трещит по швам сердце, расползаются на тонкие нити органы. Тело болит так, будто разрушается физически.

— Я позабочусь о нём, — смутно доносится до Гарри голос Саманты. Её ладони на его груди.

Машина трогается с места, увозя его прочь от Луи. Гарри не в силах обернуться, он зажмуривается и сворачивается на сиденье. Сэм прижимает его к себе, и её тело глушит звук рыданий, полных безнадёги и отчаяния.

Надгробным камнем для его только что похороненного счастья становятся слова Найла. Вечно ворчащий и недовольный, скептик до мозга костей, в этот раз он произносит:

— Всё наладится, Гарри.

Тогда Гарри и понимает — самое страшное, что могло случиться в жизни любого человека произошло с ним. С ним и с Луи, которого он больше никогда не увидит.

А это значит, что нет никакой надежды на спасение. Впереди у них лишь отчаяние и смерть…

========== Часть 8 ==========

Войдя в дом, Луи задыхается от гнилостного запаха, который не желает исчезать даже несмотря на распахнутую дверь и выбитые окна. Летний ветер не в силах побороть аромат смерти и разложения, заполняющий собой коридоры и комнаты некогда жилого дома. Мысль мелькает против воли — лучше бы хозяева дома были мертвы, и запах шёл от их разлагающихся трупов, а не от отвратительных, демонически голодных тварей, которыми они стали. Луи подавляет эту мысль, сожалея о том, что полная теперь опасностей жизнь делает из него плохого человека, но не останавливается и даже не замедляет бега.

Вверх по лестнице. Как можно дальше от преследующего его по пятам мальчишки, чьи волосы слиплись от крови, а из горла вырывается булькающий рык. Существо предвкушает скорую трапезу — зубы щёлкают, челюсть безостановочно шевелится. На покрытом тёмными пятнами и тошнотворными волдырями лице застыло выражение мёртвого отупения.

Коридор, поворот, ещё коридор. Двери открываются и закрываются, перед глазами мелькают мебель и повседневные вещи обстановки. Когда-то они составляли чью-то жизнь, являлись каждодневной необходимостью, но сейчас лишь мусором валяются под ногами, затрудняют движение.

Луи попадает в ловушку раскиданных игрушек: спотыкается на разобранном пластиковом поезде и падает на колени, стирая ладони о ковёр. Нестройный топот ног за спиной возвещает о том, что погоня окончена — тварь на секунду застывает в дверях, и даже в темноте видно что некогда человеческий рот превратился теперь в окружённый гноящимися язвами кратер. Ужас парализует Луи.

Хрип, с которым заражённый бросается вперёд, нарушает мутную, застывшую тишину и возвращает возможность двигаться. Не задумываясь, инстинктивно, Луи выставляет руки вперёд, защищаясь.

Мальчишка воняет запёкшейся кровью и тухлым мясом, и этот запах страшнее запаха самого ада, бьёт в нос, забивает лёгкие. Луи пытается сбросить навалившееся тело, толкает коленом эту жадную до человеческой плоти тварь, но монстр не чувствует боли, не чувствует дискомфорта. Все попытки отбросить его назад проваливаются, и единственное, что может Луи — это держать его на незначительном расстоянии.

Мерзкие чёрные дёсны так близко к лицу, и челюсти щёлкают не останавливаясь, в попытке добраться до тёплой живой кожи. Неодолимость смерти сама суть этого мерзкого существа. Луи толкает в плечи, мальчишка всем весом подаётся вперёд, неистово желает впиться в чужой нос, в мягкие губы, в тёплые щёки своими грязными, обломанными о человеческие кости зубами. Борьба между ними — борьба жизни со смертью. Человека с чудовищем. Ночь замирает в напряжении, время останавливается и густеет вокруг. Вселенная уменьшается до одной комнаты в покинутом доме, до грязного ковра в детской, где Луи отчаянно пытается сбросить с себя тело инфицированного подростка.