Город-крепость (ЛП)

— Неужели это и правда ты?

Голос за дверью принадлежит моей матери. У нее такой же акцент, как у Осаму, но с ее губ он слетает гораздо мягче. Если я закрою глаза, смогу представить ее лицо: идеальные брови выгнуты дугой, словно сам мастер каллиграфии вывел их на коже; щеки бледные и напудренные; губы покрыты помадой цвета изысканного темного вина. Она обязательно будет их кусать, как делает всегда, когда нервничает.

Тянусь к щеколде, позволяя двери распахнуться. Вот и она, мама, какой я ее помню. Она заходит в освещенную ванную, и я замечаю следы, оставленные временем. Черные волосы — это подделка, созданная химическим красителем. Только пристально ее рассмотрев, я понимаю, что два года действительно прошли.

— Ох, Дей Шинь, ты дома.

Ее голос полон трагизма, но и света. Она протягивает тонкие руки. Они куда тоньше, чем я помню: кожа, кости да голубоватые вены, похожие на улицы.

Я уклоняюсь от ее объятий:

— Нет... не трогай меня.

— Но...

— У меня... здесь кровь, — слетает с моих губ объяснение.

Ее взгляд опускается вниз, как будто она впервые видит на мне окровавленную футболку. И шрам. Все еще там, всегда там. Выпуклый и яркий. По ее лицу проходит дрожь, ложится на губы. Я знаю, она думает о той же самой ночи, что и я. Тогда на моей рубашке крови было в десять раз больше. И только часть была моей.

— Это не имеет значения, — шепчет она. Ее руки оборачиваются вокруг меня, окровавленного, запятнанного. — Ты же мой сын.

Единственный оставшийся... Проглатываю эту мысль и думаю о том, что вот-вот испорчу ей блузку от Гуччи. Естественно, когда она отстраняется, на белом шелке остаются мокрые розовые разводы.

Она, похоже, их даже не замечает. В глазах матери стоят слезы, пока она меня разглядывает.

— Почему ты вернулся?

Не об этом она на самом деле спрашивает, ведь ответ очевиден. Он брызгами лег на мою рубашку и растянулся в гостевой комнате, пытаясь не истечь кровью. Чего моя мама не может понять, что она хочет знать, — почему я так сильно рискую.

Не думаю, что смогу ей объяснить. Отчасти потому, что не смогу облечь мысли в слова, но по большей части потому, что сам не уверен. Утренний адреналин исчез, прихватив за собой всю яркость операции спасения.

Единственно, что знаю наверняка, — я не мог бросить Джина умирать. Я не такой безжалостный преступник, каким считает меня Цанг, каким я хотел казаться. Еще один труп на свой счет я записывать не стану.

— Доктор еще здесь?

Я понятия не имею, сколько времени провел в этом запотевшем туалете.

— Он сейчас с парнем.

— Хорошо.

— Схожу, принесу тебе одежду из твой комнаты. — Мама выскальзывает за дверь, приоткрыв ее немного. Пар выходит наружу, напоминая мне, что мир снаружи чист. Холоден. — Попрошу Эмио, чтобы принесла тебе чая.

Она уходит прежде, чем я успеваю ответить. Прежде чем мне удается напомнить ей, что моя старая одежда не подойдет. Слишком много времени прошло, слишком большое расстояние отделяло меня от этого места.

Это откровение эхом проходит через меня. Прячется в каждом углу каждой комнаты, которую я пересекаю. Я изменился. Я больше не принадлежу этому месту. Это не мой мир.

Теперь это Хак-Нам. Все годы, проведенные на краю крыш, стоя там и глядя вдаль, я страстно желал, тосковал и тянулся к этому месту. Или же я так думал.

Возвращение домой — это не ответ на вопрос. Это не приносит мне покоя.

Так что для меня есть свобода? Освобождение? Что может меня излечить?

Дверь в гостевые апартаменты зарыта. Эмио уже стерла кровь. Пол еще влажный и скользкий. Никогда до Хак-Нам не знал, как пахнет чистота, но теперь я не могу не обращать внимание на острый запах химии, ударившей мне в нос.

Стою в последнем оставшемся мокром пятне и прислушиваюсь. Слова, звуки... хоть что-нибудь, что скажет мне, жив мой друг или умер. Мои уши вознаграждаются смесью шагов и резких приказов. Ничего не могу разобрать, они перемешаны, наполнены терминами, которых я не понимаю. Не могу стоять неподвижно, так что начинаю ходить кругами по гостиной. Пальцы тревожно барабанят по темным пятнам на моих джинсах.

Мама с чистой одеждой так и не возвращается. Зато через какое-то время появляется Эмио. В ее умелых руках балансирует поднос с зеленым чаем.

— Мастер Дей, — прочищает она горло, и чашки дребезжат. Этот набор мама привезла из своей страны. Его обожгли в печи и разрисовали кувшинками и цветущим лотосом.

— Пожалуйста, просто Дей, — поправлю я. Даже когда я был моложе, обращение "мастер" мне не нравилось. Сейчас это похоже на абсурд.

Эмио просто улыбается, словно ей лучше известно, как правильно, но она не осмеливается высказать это вслух.

— Ваша мама передала.

Подмышкой у нее зажата одежда. Белая рубашка на кнопках и брюки. Явно принадлежащие моему отцу.

Горничная ставит поднос и протягивает мне одежду. Ее глаза ускользают прочь ,и я следую за ними. Несмотря на все мои старания, взгляд снова упирается в пол.

— Спасибо, Эмио.

— Хорошо, что вы дома, сэр. — Служанка кланяется. — Мы скучали.

Она очень милая. Все здесь очень милы. Со своими объятиями, улыбками и чистой одеждой. Ведут себя так, словно ничего не случилось. Все забыто, и все простили. Хотелось бы и мне посмотреть на себя сквозь такие же розовые очки.

Эмио спешит прочь из комнаты, прежде чем я успеваю что-то ответить. Наконец я позволяю себе выпрямиться и стою, сжимая в руках дорогую рубашку. Я уже собираюсь натянуть ее, когда дверь отъезжает в сторону. Мужчина, стоящий в дверном проеме, кажется мне знакомым — доктор Кван, наш семейный врач. Рукава его рубашки закатаны выше локтя. Остальная часть одежды окрашена почти в такой же цвет, что и моя.

Доктор Кван замирает прямо передо мной, топчась на месте некоторое время. Потом спрашивает:

— Где ваш отец?

— Я не знаю. — Я не видел его с тех пор, как он бросился к телефону, чтобы позвонить доктору Квану. Но прямо сейчас меня это мало волнует. — Как Джин?

Он вздыхает, как будто его тяготит мой вопрос.

— Ей лучше. Потеряла много крови, но я ее остановил. Важные органы нож не задел, разрез чистый. Я уже позвонил в больницу, чтобы привезли несколько пакетов с кровью. Ей необходимо переливание.

— Хорошо. Я... — Меня догоняет местоимение, которое употребил доктор. Оглушает, ударив по черепу. — Ей?

Понимаю, что у меня отвисла челюсть, старательно закрываю рот.

Ей. Она. Мне требуется минута, чтобы это осознать.

Не может быть...

Возможно, я сказал это вслух или доктор прочитал на моем лице.

— Ты не знал? Она приложила много усилий, чтобы это скрыть. Но, да. Она однозначно принадлежит к женскому роду.

Джин — девчонка.

А я-то думал, что единственный, у кого есть тайны.

9 дней

Мей Юи

Не могу уснуть. Каждая клеточка, каждый мускул моего тела никак не расслабляется, все еще цепляясь за оконные мысли. Когда парень ушел, мой разум ушел вместе с ним, рассекая воображаемые улицы, ведущие к дому.

Я бегу по грунтовой дороге мимо полей яркой и зеленой травы, как бутылка из-под спиртного. Мимо бродячих псов, выпрашивающих у фермеров комки сухого риса. Мимо далеких фиолетовых гребней гор. Обхожу отца с мокрой от пота спиной, согнувшегося и стоящего по колено в мутной воде рисового поля. Обхожу маму, развешивающую белье на дереве, ее руки покрыты пятнами синяков. Иду до тех пор, пока не дохожу до сестры, чтобы мы могли воссоединиться. Как она и хотела.

Отправлюсь ли я домой, если найду способ выбраться из этой комнаты? Или поеду посмотреть на море? Бесконечные возможности пугают, как и его глубины. От мысли о том, чтобы оказаться во внешнем мире одной, перехватывает дыхание.

Но буду ли я одна? Есть парень, который сказал: "Я тоже хочу, чтобы ты его увидела". Что-то в его голосе, его глазах заставляет меня думать о том, что я не единственная, у кого внутри разгорается пожар.