Город-крепость (ЛП)

— Нет, — обрывает он меня, — не нужно.

Он одновременно прав и ужасно ошибается. Мне не следует знать. Но мне нужно знать. Мне нужна скала, нужен якорь. Несмотря на то, что я убеждаю себя в обратном, мне нужно кому-то доверять.

Потому что я устала. Устала убегать. Устала всякий раз оглядываться. Устала сражаться. Сводить концы с концами. Устала от одиночества. От банд, наркоты и безуспешных поисков. Я очень сильно хочу верить в то, что Дей хороший. Что он заслуживает моего доверия. Несмотря ни на что.

Я хочу чувствовать себя в безопасности.

Дей пытается уйти, но я его не отпускаю. Мои ботинки скользят, оставляя следы. Дей тащит меня через весь двор, потом останавливается и бросает взгляд через плечо.

— Джин, отпусти. — Он выдергивает толстовку из моих рук, а потом его рука летит прямиком в терракотового цвета горшок. Тот падает, по земле разлетается грязь, осколки и увядшие листья. — Для тебя же лучше, если ты ничего не будешь знать.

— Это почему? — Воздух вокруг меня сотрясается, и я понимаю, что кричу. Мой вопль несется сквозь завесу капель — слишком плотно, слишком высоко. — Почему лучше?

Даже если Дей и замечает, что мои крики похожи на девчачьи, он не подает и вида. Он вообще ничего не показывает. Выражение его лица неподвижно, оно ничего не выражает. Утопленник.

— То, что ты видел... это ничего не меняет в нашей работе на Лонгвея. Я верю, ты будешь молчать.

Доверие. Это слово вкусом протухшего мяса ощущается у меня на языке. Парень напротив меня произнес его вскользь, легкомысленно. Словно отточил его произношение давным-давно.

Колесики в моем мозгу быстро вращаются. Если Дей не желает мне ничего рассказывать, я все еще могу воспользоваться тем, что увидела.

— Если я должен молчать и быть наркокурьером, мне нужно больше денег.

— Еще больше?

— Да. Мне нужно достаточно, чтобы купить время одной из девушек Лонгвея, — произнося эти слова, я не смотрю на Дея. Мой взгляд сосредоточен на разбитом горшке. Из него вывалилась земля, ставшая похожей на кровь. Темная и залитая водой.

Он, нахмурившись, прищуривается.

— Тебе нужно время с одной из девушек?

— Да. — Я стараюсь, чтобы голос вышел гортанным, словно там перестукиваются камни гравия.

— Зачем?

— У тебя свои дела, у меня свои. Если не хочешь, чтобы я все рассказал Лонгвею, ты дашь мне денег.

— Хорошо. Я отдам тебе половину от моей доли. Но не жди, что я к тебе присоединюсь.

В его словах сквозит отвращение. Я понимаю, насколько ужасно прозвучало мое требование. Часть меня хочет рассказать Дею о том, кого я ищу. Почему живу в этом вонючем лабиринте. Но между нами все так же плотно висят секреты. Моя тайна связывает меня. Дея связывает его тайна.

Он направляется к лестнице. Даже не пытаюсь его остановить.

Все меняется. Капли становятся тяжелее. Кусаются. Гул бури растет и набухает. Все вокруг становится белым.

Град. Он ревет и царапается. Гремит по крыше. Песни соловьев перешли в визг. Растения в горшках все побиты. С веревок, словно осенние листья, падает одежда.

Сгорбившаяся фигура Дея становится нечеткой, когда он бежит все дальше к лестнице. Воздух между нами превращается в размытый туман. Он похож на мельтешащий экран телевизора.

Но я вижу, как прежде чем исчезнуть, Дей замирает. Он кричит сквозь грохот падающего льда:

— Работа через два дня! Встретимся там!

А потом он исчезает. Мне тоже пора уходить. Пока не явились лакеи Куена.

Град усиливается. Белый, режущий. Он падает такой плотной стеной, что мне не видно Дальний город. Я даже не вижу лестницу Дея. На краткий миг мне кажется, что я вообще нахожусь не в этом городе. Я одна. Снова и навсегда. Воздух вокруг меня жестокий и вольный.

Дей. Ощущение безопасности. Все это неважно. Не за этим я здесь. Не за этим пытаюсь выжить.

Я пройду через эту бурю. Я найду свою сестру.

Мей Юи

Юноша за окном выглядит уставшим. Как только он появился, я тушу фонари, чтобы отчетливее видеть его лицо. Щеки и вздернутый нос подернулись краской — смесью влаги и холода. Темные глаза блестят от воды, а кожа под ними серее, чем обычно.

Но от его вида у меня все равно захватывает дух... так бывает, когда от пара, направленного на холодную кожу, возникает покалывание. Похоже на панику, но только сильнее. Оно сокрушает все: обещание посла, синяки на моем бедре, зубоскальство членов Братства. Есть только парень и его ракушка. Я и мой раскрашенный потолок. Моя хрупкая ваза с цветами.

— Я сделала то, о чем ты просил, — говорю я, хотя и не планировала. В течение нескольких часов я взвешивала имена. Риск. И более мне это не казалось какой-то мелочью.

Парень тяжело дышит. От его дыхания образуются облачка пара, напоминая мне о том тумане, что собирался на рисовых полях во время волшебного предрассветного часа. На мгновение он становится таким густым, что я почти вижу парня. Он собирается за моим окном, скатывается вниз, словно слезы.

— Сегодня утром мне бы не помешали хорошие новости, — говорит он через окно из воды и тумана. — Я устал.

— Слишком много восходов?

— Недостаточно, — отвечает он.

Моя рука покоится на оконной решетке. Чувствуется, как от стекла идет прохлада, извивается вокруг прутьев. Сквозь щели заползает зима: медленно, спокойно, гнетуще.

У парня возникают такие же ощущения. Он весь дрожит под черной толстовкой. Она промокла насквозь, как все те тряпки, которые я использовала, чтобы очистить раны Джин Линь. Неудивительно, что его зубы стучат.

Хотелось бы мне иметь возможность открыть окно. Не только для того, чтобы забрать ракушку или ощутить капли дождя на коже. Мне хотелось бы дотронуться до парня, отдать ему чуть-чуть тепла, что заполняет мою комнату и заставляет меня потеть.

Еще одно неисполнимое желание.

Но если я не могу поделиться с ним теплом, я могу назвать ему имена. Попытаться вернуть улыбку на его лицо. Если он такой симпатичный, когда хмурится, даже представить не могу, какой он, когда на его лице появляется настоящая, искренняя улыбка.

— Прошлой ночью здесь было десять мужчин. Ну и Лонгвей. — Это имя ложится на язык худшим из грехов, но я все равно его произношу, а парень даже не дрогнул. — Они не всегда пользовались именами. Я услышала только четыре.

Парень не улыбается, но и не хмурится. Он смотрит на мои пальцы, лежащие на прутьях решетки, словно знает, насколько отчаянно я хочу миновать окно.

— Какие именно?

— Фанг. Тот, у которого на лице вытатуирован дракон. Он каждый месяц собирает для Лонгвея дань. И в его обязанности входит разбираться... разбираться с теми, кто отказывается платить. Они называют его Красным Полюсом.

Парень кивает.

— Продолжай.

— Люн. Он следит за наркокурьерами. Есть еще человек с золотым зубом по имени Нам. Чем он занимается, я не знаю. Его они называют Ладанным мастером.

У меня в желудке поселяется беспокойство от воспоминаний опиумного дыма, от которого несколько часов назад у меня разболелась голова.

Я не должна этого делать, могу отказаться. Притвориться, что ничего не было. Что я никогда не мечтала снова встретиться с сестрой. Поехать на море. Я могу сидеть и ждать, а потом сказать послу Осаме "да".

От этих мыслей я вынуждена прислониться к кровати. Бедро охватывает болью от воспоминания того, как его сжимала рука посла.

— Фанг. Люн. Нам, — считает имена парень. Его три пальца загибаются к рукаву. — Кто четвертый?

Моему зачерствевшему телу как-то тяжело дышится. Я смотрю на его пальцы, белеющие в холодном воздухе, будто оленьи рога. Они все в грязи, костяшки пальцев в ссадинах, острые ногти. Представляю, как они держат мою ракушку: бережно, словно внутри все еще есть жизнь, которая строит комнату за комнатой.

Эти пальцы никогда не оставят синяков.

— Чунь Кит, — задыхаясь говорю я. — Последнее имя, Чунь Кит.

— Хорошо, — отвечает парень. — Все верно.

— Ты... ты знал? — В горле от переизбытка чувств, словно раздувается шар.